"В тени оставаться сложнее, чем выйти на солнце" Хичоль
Я буду небом твоим
Автор: KettyNiki
Бета: Нет, но требуется
Фэндом: SHINee, EXO - K/M (кроссовер)
Персонажи: Онью, Тэмин, Кай, Сухо (возможно появление других персонажей)
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Фэнтези, Детектив, Даркфик, AU, Songfic
Предупреждения: Смерть персонажа, OOC, Насилие
Размер: планируется Миди
Статус: в процессе написания
Описание:
Яд разрушает его тело, превращаясь в неизлечимый ген, вакцину от которого еще не придумали ученые.
"– Зверь внутри тебя никуда не денется. Уже поздно и все твои попытки что-то исправить, тщетны – ген окончательно укрепил свои позиции в твоем теле. То, что внутри тебя будет выходить из-под контроля. А после моей смерти ты займешь мое место"...
Публикация на других ресурсах:
Запрещено
От автора: Доброго времени суток, дорогие мои Читатели!
Многие, кто подписан на меня, привыкли видеть огромные тексты в этом разделе. И данный случай не станет исключением.
Это мое новое творение. Даже не так. Большинство работ я пишу ради себя и избавления своего разума от ненужных мыслей. Здесь мне хочется попробовать написать что-то вдумчивое, серьезное и, быть может, сложное для тех немногих, кто меня вообще читает. Сложно, конечно, писать что-то эдакое, когда тема избита, съедена и проглочена другими Авторами в куда более приятной и интересной форме, но почему бы нет? Мы ведь все имеем право попробовать?
Идея написания работы пришла ко мне очень даже просто, как и у многих после выхода песни Big Bang – Monster. Только мне не хотелось бы , чтобы все было так же просто, как в песне. Хотя я и ставлю ее, как заглавную песню ко всей работе (куда уж без этого?), вторая сопроводительная песня: Reflex – Я буду небом твоим. Плюсовыми саудтренками пойдут песни группы Disturbed. Постараюсь к каждой главе подобрать что-то подходящее.
Надеюсь, мне удастся заинтересовать некоторую массу читателей, кто будет не просто читать, пробегать по тексту глазами, а вдумываться, проживать эту историю вместе с героями. Как и всегда, буду ждать Ваших комментариев, предположений и, быть может, предложений, которые могли бы в дальнейшем мне помочь в написании.
P.S. S. Я указываю в шапке «смерть персонажа», но пока не уверена, кто из главных героев (а таковыми здесь будут являться три, а то и четыре персонажа) умрет. Но смерти второстепенных персонажей будут здесь присутствовать (скорее всего пару раз даже с подробными описаниями). Рейтинг по большему счету из-за насилия (убийств), но если у меня все получится, то вы первой же главе я напишу свою первую мужскую НЦ с подробностями.
Спасибо за внимание и приятного прочтения!
Глава 2Саундтрек: Disturbed – A Welcome Burden
Белый цвет, который был буквально повсюду, ослеплял своей яркостью и сверкающей чистотой. Обычно так бывает в больничных палатах, где стерильность прежде всего, а запах медикаментов не выветривается вовсе, прочно заседая в порах кожи и складках одежды, норовя проникнуть во внешний мир и напомнить этим глупым людишкам о необходимости следить за своим здоровьем. Те, кто не прислушивался, становился заложником «белого куба» из стен, нависшего потолка и порой даже такого же напольного покрытия. Темница принимала постояльцев с брезгливой усмешкой и холодной отчужденностью. Они сами виноваты. Их предупреждали.
Молодой человек сощурился, прикладывая ребро ладони ко лбу, чтобы среди этого белесого мрака разглядеть хоть что-то. Огромные холодные хлопья ложились на его растрепанные волосы, плечи и ресницы, окончательно затрудняя работу зрительных органов. Снежинки не спешили таять, соприкасаясь с теплом человеческой кожи. Они укладывались в причудливый узор, делая то немногое, что мешалось, казалось инородным в этом месте из-за своей цветастости, таким же белым, как и все вокруг. Снег ложился под ноги, приятно хрустя под тяжелыми ботинками, нарушая тишину и умиротворение окружающего мира. Такого спокойствия и безмятежности прежде Ли Тэмин еще не испытывал. Он оглядывался вокруг, кружась вместе с осадками, стараясь поймать их еще и ртом. Горло неприятно саднило от контраста с холодом растопленной воды, но ему хотелось смеяться и веселиться, словно маленькому ребенку, впервые узнавшему, что кроме жаркого лета и мокрой, серой осени есть еще и зима, дарящая ощущение каждодневного праздника и комфорта. Он обожал зиму со всем, что она приносила с собой: снегопады, замысловатые узоры на стеклах и морозы. Все-все это.
Тэмин двинулся вперед, ведомый позабытым, а быть может и вовсе незнакомым чувством. Его губ не покидала шальная улыбка, а тело само мчалось куда-то, подгоняя притормаживающее сознание. В груди уже жгло из-за недостатка кислорода, что в малых дозах поступал в легкие с короткими вздохами. На них будто бы не было времени. Словно, если остановиться и переведи дыхание, парень затеряется в белесой снежной мгле, заблудившись в снегопаде. Сердце отбивало чечетку, стуча о грудную клетку невидимыми кулачками, прося отпустить его на свободу, позволить прочувствовать всю удивительность и прелесть предвкушения. Тэмин не понимал зачем и куда он мчится, но что-то подсказывало ему, что чем быстрее он доберется до нужного места, тем скорее ему откроется некая тайна этого необычного мира.
Юноша продолжал озираться вокруг, проваливаясь в сугробы по колено, но все также двигался, покуда его взгляд не зацепился за серое пятно, уходящее за линию горизонта. Пятно разрасталось, с каждым новым шагом приобретая очертания и формы. И каково же было удивление Тэмина, когда в сером нечто он узнал родной город, укрытый снежным покрывалом. Высокие пики многоэтажных домов, небольшие уличные забегаловки с поднимающимся от лотков паром вкусной, горячей еды, тротуары – все это он знал и видел каждый день, проходя этим путем по дороге в университет. Только вот что-то было не так. Что-то неуловимо отличало это место от того, что существовало в реальности. Быть может, дело было в количестве снега, ведь эта зима оказалась скупой на свои холодные, застывшие слезы. А возможно, к этому имела какое-то отношение пугающая тишина и полное отсутствие людей вокруг. Будто все в одночасье вымерли или покинули этот район, найдя более укромное или красивое место. Хотя, разве можно представить что-то чудеснее девственно-чистого каприза природы, решившей щедро одарить каждую поверхность, попавшую ей на глаза, серебристо-белой сверкающей пылью?
Закрыв глаза, Тэмин вдохнул полной грудью, остановился и раскинул руки в стороны. Ему хотелось запечатлеть под коркой столь необычный момент, который наврятли доведется увидеть в дальнейшем еще хоть раз. Глобальное потепление выворачивало наизнанку привычные законы природы, путая зиму с весной, забирая себе сугробы, оставляя в замен серость и холод, стирающий воспоминания детства, где грязь ассоциировалась с таянием, а снег кружился и кружился, покуда это позволяло яркое светило. Ли не интересовало отсутствие солнца, людей и автомобилей. Будущему биолога просто хотелось почувствовать, каково это – стать единым целым с любимой стихией.
Он простоял бы так еще долго, наслаждаясь морозом, покалывающим и окрашивающим в розовый щеки, если бы порыв ветра не растрепал и без того находящиеся в творческом беспорядке волосы, открывая ухо, касаясь самой мочки волной снежинок и знакомым звуком. Тэмин распахнул глаза, удивленно оборачиваясь. Он скользим взглядом по подъездам домов, в поисках источника приглушенного рыка. Звук повторялся и повторялся, доносясь то с одного, то с другого конца квартала, а потом вдруг затих где-то совсем рядом, буквально в паре шагов от того места, где стоял будущий биолог. Он почувствовал, как по спине скользит холодок леденящего душу, сковывающего движения ужаса. Верить своим глазам не хотелось – на небольшом приступке, где дети обычно дожидаются своих родителей, сойдя с автобуса, стоял дикий кот. Тэмин не мог с точностью определить его вид и класс, потому что животное было слишком большим для обычного хищника. Белая шкура ничем не отличалась от окутавшего все поверхности снега. Шерсть, казалось, искрится шелковыми, мягкими нитями. Широкие, мускулистые лапы то и дело били промерзшую землю, а хвост ходил ходуном, выдавая нервозность Зверя. Он не двигался с места, показывая себя во всей красе, свойственной только семейству кошачьих. Тэмин без зазрения совести любовался опасным животным, чувствуя, как вновь начало заходиться сердце. Он не задумывался о происхождении дикой кошки. Возможно, он сбежал из близлежащего зоопарка, или случайно забрел, заблудился в этих холодных снегах.
- Я, конечно, понимаю, что твоя аппетитная задница выглядит соблазнительно в любом виде, но какого черта? – раздался откуда-то насмешливый голос.
Зверь вздрогнул и с каким-то сожалением посмотрел на своего гостя голубыми, холодными глазами. А следом картинка стала растворяться, постепенно теряя краски и очертания. Белый снег в одночасье превратился в серую, липкую субстанцию. На некоторое время все вокруг погрузилось в безмолвную темноту, а потом будто бы взорвалось, и Тэмин распахнул глаза, не в силах справиться с нахлынувшим ощущением отчужденности.
Это была его комната, в которой он вот уже как пять лет прожигал свою жизнь. Все та же мебель, все те же обои и шторы, выбранные хеном в качестве подарка на какой-то праздник. Даже клочья пыли под столом, что отчетливо были видны из-за пробивающегося сквозь тяжелые занавески солнца, казались какими-то родными. Но в тоже время все это было неправильным, ненужным, чужим или отчужденным. Будто что-то не так. Словно кто-то вывернул реальность наизнанку.
Тэмин попытался приподняться на руках, но рухнул обратно, чувствуя, как голова отозвалась нестерпимой болью. Среди молодежи модно говорить что-то про тараканов в голове. Парень ощущал себя так, словно в его черепной коробке по соседству с серым веществом поселились не тараканы, а самые настоящие слоны. Они топали и с издевкой трубили в свои длинные хоботы, будто напоминали о количестве выпитого ранее. Ли замотал головой, намекая своим слонам покинуть его, но они отказывались, лишь громче делая свое грязное дело.
- Пристрелите их кто-нибудь, - гулко в подушку простонал Тэмин, сжимая виски руками. На мгновение ему даже показалось, что это помогло, потому что слоны замолчали. Но им на смену пришел тот самый голос, что вырвал его из странного сновидения. А следом и холодные руки, касающиеся его обнаженного, не скрытого даже простыней тела. Чужие пальцы прошлись по выпирающим позвонкам, к ягодицам, сжимая одну из них и тут же отпуская, будто издеваясь или наказывая за что-то.
- Джинки-хен просил не будить тебя, но я не смог удержаться. Да и спать так долго вредно, не находишь? - без стеснения признался Кай, вывода какие-то ведомые только ему узоры на лопатках нового соседа. Он едва касался их подушечками пальцев, пробуя кожу на ощупь и явно получая какое-то извращенное удовольствие. Тэмин старался не дышать и не обращать никакого внимания на этого человека. Уж кто-кто, но он явно не был способен сказать хоть одно разумное слово. Что говорить о действиях? Старший не задумывается, что чужие прикосновения, обычно вызывающие отвращение, сейчас не имеют на него никакого действия. – Смотрю, ночка у тебя была бурная, - продолжил Джонин, наклоняясь и губами касаясь ранки, удобно расположенной на плече, будто ей там самое место, будто она всегда там была, как клеймо принадлежности. Вот только кому?
Ли замер. Воспоминания прошедшей ночи взорвались в голове новым приступом боли, сменяя, как кадры киноленты, черно-белые картинки одну за другой. Он отчетливо помнил, как горели во мраке подсобного помещения глаза случайного любовника. Каждый свой вздох, каждую вспышку наслаждения, даже прикосновения сильных, горячих рук, он помнил это, как будто в крови его на тот момент не содержалось и грамма алкоголя. Только вот, сколько бы Тэмин не напрягал память и своих разбушевавшихся слонов, лицо, которое запоминают на всю жизнь, лишаясь сокровенного, было неразличимо среди многообразия кадров. Так же, как и все то, что было после бурного контакта. Словно кто-то укрыл полупрозрачной вуалью тумана некоторые участки воспоминаний, оставляя в тайне что-то очень важное, но пока еще не доступное для обычного человеческого понимания.
- Неужели я настолько плох? – выдохнул Кай, замечая полнейшее игнорирование со стороны старшего. Он чуть надавил на его плечо, обращая на себя внимание и заставляя Тэмина обернуться. Последний с неохотой подчинился, поворачиваясь на бок, при этом приказывая слонам в голове заткнуться и, кажется, получая положительный на это ответ – голова не отозвалась болью в висках, позволяя хоть некоторое время дышать свободно.
- Ну? - недовольно скривил он губы, осматривая соседа с ног до головы и с сожалением отмечая, что на том была его любимая белая футболка, в свое время уведенная из-под носа Онью, и джинсовые шорты, выдающие возбуждение младшего юноши, тоже, к слову сказать, принадлежащие будущему биологу. На лице младшего не было привычной усмешки, а глаза таили такую вселенскую обиду, что Ли невольно поморщился – это выглядело жалко. Жалко и глупо. А глупость – последнее, с чем хотелось бы встречаться человечеству.
- Я совсем тебя не интересую, ведь так? – без стеснения, прямо в лоб.
«Это так похоже на современную молодежь», - думает Тэмин, приподнимаясь и принимая сидячее положение. Он опускает тот факт, что и сам еще относится к этой самой «молодежи», забывая, как порой и сам выдает что-то такое, из-за чего Джинки-хен возводит глаза к потолку, мысленно считает до десяти и только потом решается продолжать разговор. Незамысловатый трюк отнимает некоторое количество сил, вместе с тем принося с собой зерно знакомого, тягучего, словно испробованная жевательная резинка, чувства. Оно укореняется в груди, прорастая могучими ветвями в каждую клеточку едва поддающегося движениям тела, добираясь до сознания. Там оно включает маленький механизм саморазрушения. Он мигает красным диодным огоньком, подавая сигналы рукам, которые тут же принимаются комкать простынь, кутаясь в нее, дабы прикрыться. Природный стыд полностью завладевает разумом будущего биолога, выпуская из потаенных углов раздражение и злость. Они скалятся и приближаются медленно к голосовым связкам в поисках единственного выхода.
- Послушай, Кай, Джонин или как-там-тебя-еще, - практически шипит старший, надежно закрепляя простынь на теле, оборачиваясь в нее точно в кокон. Он прекрасно понимает, что еще пожалеет о своем тоне и всем готовом сорваться с губ монологе в целом, но это будет потом. Сейчас важнее скрыть смущение и поскорее избавиться от наглого мальчишки, продолжающего смотреть на него глазами избитого до полусмерти собственным хозяином щенка. В голову Ли даже закрадывается подозрение, а не Джонин ли был тем, кому так легкомысленно подарило себя юное тело, но он тут же отбрасывает эту мысль в сторону за ненадобностью, потому что верить в подобную околесицу, рожденную воспаленным, страдающим от похмелья мозгом – затея не из умных.
– Если ты хочешь и дальше спокойно жить здесь, то тебе придется соблюдать некоторые правила. – Тэмин последний раз взглянул на собеседника, поднялся с кровати и прошел пару шагов по направлению к окну, собирая по дороге разбросанные вещи и натягивая их на себя. – Для начала, у каждого члена нашей небольшой семьи есть свой шкаф, вход в который для остальных закрыт. Поэтому, если ты в следующий раз решишь принарядиться в мои вещички, спрашивай разрешения. – Парень поморщился, когда тонкая ткань футболки задела ровные ранки, оставленные чьими-то зубами. В зеркальных дверях встроенного шкафа, Тэмин краем глаза уловил, что кожа вокруг укуса приобрела синеватый оттенок, что вызвало новую волну негодования в свой адрес, выливающийся ядом на первого, попавшегося под руки человека. – Во-вторых, загляни в университетскую библиотеку, найди понятие «личного пространства» и выучи его, дабы не повторять больше своих ошибок. И никогда, слышишь, никогда не прикасайся ко мне, если не хочешь лишиться своих конечностей.
Тэмин наблюдал, как в зеркальном отражении искажается лицо Джонина. Парень раздувал ноздри и сжимал в кулаки руки, но с кровати подниматься не торопился, словно обдумывая дальнейший план действий. В его глазах не отражалось ничего – два бездонных, чернеющих омута неизвестности. Они пугают, затягивают, не оставляя на плаву даже самую легкую добычу. Только вот Ли не добыча и так просто сдаваться под напором какого-то глупого мальчишки, решившего сыграть в отношения на один раз, не собирался.
Когда, казалось, Каю удалось «переварить» полученные указания, когда его губы дрогнули в желании что-то сказать, Тэмин вздрогнул. Он явственно ощутил смутно знакомое чувство. Именно оно преследовало его во сне, поселившись во внутренних органах и маня за собой. Оно как будто имело материальную оболочку, хватало за руки холодными, склизкими щупальцами и тянуло, дергало с каждым новым вздохом все сильнее, пока парень не сорвался. Он сделал шаг, другой, третий… Где-то позади громко хлопнула дверь, эхом разнесся удивленный возглас Ким Джонина, но Тэмин слышал все, словно через толщу воды, не фиксируя в памяти, отметая за ненадобностью.
Молодой, совсем еще юный на вид паренек выбежал на проезжую часть, озираясь по сторонам. Мимо проносились автомобили, громко сигналя нерадивому пешеходу. Кто-то из водителей даже высовывался из окон, использую цензурные и не совсем слова, прося убраться подальше с полосы движения. Но Тэмин не мог различить и половины дорожного гомона. Он искал внутри себя то, что привело его сюда, то, что могло подсказать, куда ему двинуться дальше. Из-за долгого бега сердце, усиленно циркулирующее поток крови, стучало где-то в ушах, мешая ухватиться за тянущее чувство. Оно усмехалось, уворачивалось, то подпускало к себе, то отпрыгивало в сторону с громким смехом.
Перед глазами Тэмина появились блеклые пятна, вспыхивающие хаотичными, плавающими вспышками. Они лишали зрения, размывая силуэты движущихся машин и стремительно приближающегося асфальтового покрытия. Парень рухнул на колени, схватившись руками за голову, которая, казалось, была готова взорваться от нахлынувшего потока голосов. Они были повсюду, но в то же время только под черепной коробкой, заполняя ее своей массой, давя на тонкие стенки. Будто кто-то записал их на пленку и установил проигрыватель прямо там, издеваясь или проводя жуткие эксперименты. Тэмину казалось, что он сошел с ума, что чем скорее он покинет это место, куда привело его то, играющееся чувство, тем скорее все придет в норму. Но ничего не менялось. Стоило ему только заставить собственное тело подняться на ноги и устремиться вперед, лавируя между потоком машин, задевая прохожих, как голосов стало еще больше. Каждый из них врывался в сознание, оставляя яркий светящийся след из бесчисленного множества слов, многоточий и знаков препинания.
Будущий биолог бежал, что было мочи, спотыкаясь, падая и вновь поднимаясь. Он не различал дороги, стараясь скрыться, спрятаться от того, что творилось внутри его головы, но все казалось безрезультатным. Когда в очередной раз худые ноги переплелись между собой, Ли Тэмин рухнул на землю, не чувствуя тела и собственного разума.
Глава 3Саундтрек: Disturbed – Believe
Наблюдая, впитывая и растворяясь в чем-то, не стоит забывать, что кто-то может стоять позади и наблюдать куда более внимательно.
Если до сдачи книги остаются считанные дни, а вдохновение покидает автора еще на первоначальной стадии, когда идея неожиданно теряет окраску, описание и даже важность, ничего не остается, как литрами вливать в организм кофе и отказываться ото сна. Во благо дела и во вред своему здоровью. Но только кого это волнует? Творческий процесс не терпит неженок и капризов несостоявшихся деятелей.
- Да, сансенним, - мужчина отталкивается от рабочего стола и потирает уставшие глаза. – В редакции рукопись появится в срок, - заверяет он, разминая шею и вытягивая рукава белоснежного свитера. – Нет, все в порядке. – Слова эхом разливаются в пространстве, заглядывая в каждый уголок, пробуждая тени местных демонов, успевших насладиться многодневной компанией тишины и волн раздраженности.
В небольшой квартирке на окраине Сеула очень холодно. Индивидуальное отопление отключено уже вторые сутки. И все потому что кому-то просто некогда подняться и сделать десять шагов прямо и два налево, чтобы отрегулировать переключатель. Усталость постепенно, незаметно растекается в мышцах и мыслях, а работа не продвигается. Пустой лист белым полотном смотрит с издевкой, недовольством и будто спрашивает: «А ты точно сможешь? Ты точно успеешь»? Такие же вопросы звучат из динамика мобильного телефона, раздражая периодичностью и изматывая куда сильнее, чем так называемый «творческий кризис». Писатель торопится завершить разговор, еще раз клятвенно обещая явиться по месту назначения, и снова приступает к… К чему собственно? Белый лист все так же подсвечивается на экране компьютера, издевательски подмигивая непрерывной полосой курсора.
Все началось с недостатка материала на заданную тему. Чонсу оббегал несколько десятков злачных заведений, наблюдая за поведением молодежи, не знающей нужды в денежных средствах и границ своих возможностей по совращению не менее молоденьких пассий на одну ночь. Душу писателя выворачивало наизнанку при виде очередной девицы, без стеснения усаживающейся на предложенные колени, но он продолжал смотреть, впитывать в себя каждое ее движение, чтобы через несколько часов перенести все на бумагу, обрисовывая персонаж своей новой книги. Характер, внешность, макияж, одежда – все должно быть передано с точностью, чтобы читатель мог погрузиться в этот сладкий мир соблазна и похоти, ощутить на себе всю силу эмоций: от ненависти до любви. За всеми этими наблюдениями что-то внутри самого писателя надломилось. Главная героиня постепенно увядала на глазах, текст расплывался, превращаясь в воду, теряя очертания и красочность. Что-то было не так. Что-то незримо мешало, выстраивая стены непонимания и невозможности передать желаемого.
Промозглый, влажный ветер ворвался в распахнутое окно, забираясь ледяными пальцами под ворот свитера, растрепав и без того не уложенные должным образом волосы. Он скользнул по всем доступным поверхностям, поднимая в воздух исписанные листы бумаги, на прощание кружась с ними в танце и угасая. Пак Чонсу поворачивает голову к окну, не заботясь о беспорядке. Он обязательно разберется со всем позже, когда финальная сцена займет свое место. Легкие шторы играют с ветерком, создавая причудливые эффекты и колыхание – словно морские волны на мгновение покинули свои пределы и поселились в отдельно взятой квартире, чтобы порадовать его обитателя. За окном опускается мгла. Она обнимает густой дымкой здания, деревья, переулки, траву и землю, убаюкивая и подготавливая к новой, ежедневно изменяющейся ступени существования.
Писатель улыбается чему-то своему, наблюдая за сумеречными переменами. Ему все еще не хватает материала и сегодня, скорее всего, придется посетить клуб на соседней улице, но пока он может позволить себе минутку умиротворения. Он вдыхает прохладный воздух и обещает себе, во что бы то ни встало, со всем справиться. Сегодня, завтра, послезавтра. Вдалеке зажигаются первые вечерние огни, предзнаменующие добрый отдых и обязательное вдохновение. Чонсу всматривается в маленький огонек, представляя, что это первая ночная звезда, и загадывает желание получить сегодня необходимое количество эмоций. И тогда больше не будет проблем. Тогда дыра внутри обязательно заполнится или затянется неровными швами. Пусть так. Лишь бы не чувствовать себя никчемным.
Внимание писателя рассеяно, но он не может не заметить копошение на единственном дереве, верхушка которого расположена прямо напротив окон второго этажа. Чонсу приподнимается, чтобы лучше рассмотреть, понять, что же это такое. Или кто? Птица или животное? Он видит лишь очертания, но чувствует пронизывающий до самых костей взгляд. Осознанный. Такой может принадлежать только человеку. Такому же, как и он сам, наблюдателю. Писатель трясет головой, чтобы отогнать наваждение, и отворачивается. Попытка рассмотреть в темноте что-то в надвигающейся тьме сродни глупости, какие он совершал в период подросткового максимализма, когда девочки глупо хихикали, а мальчики забирались на чужие балконы, чтобы просто пожелать спокойной ночи.
- Нужно больше спать, - напоминает себе Чонсу и хлопает по щекам, заранее зная, что мысль не самая осуществимая. Да и не практичная – работы еще много, а время стремительно осыпается песчинками на дно стеклянной колбы сроков. Мужчина снова потягивается, все еще ощущая на себе чужой взгляд. Ему неуютно и хочется укрыться, но он просто списывает все на усталость и принимается готовиться к запланированной вылазке.
Ночь - властная дама с привилегиями и аристократичными замашками. Она смотрит свысока, наблюдая за своими подданными, склоняющими головы перед величием и ярким блеском своей повелительницы. Она спокойная, но не лишенная игривости. У нее масса задумок и зарисовок, выходов и тупиков, в которые люди подчас незаметно загоняют себя сами. Чонсу любит ночь и все ее капризы. Он бредет медленно, спрятав руки в карманы короткой куртки, которая особо и не греет, кутается в безразмерный белый шарф, связанный на заказ в одном из местных салонов. Пряжа пушится, щекочет нос, но от нее приятно пахнет чем-то живым и настоящим – никаких синтетических нитей в составе. Мимо проносятся парочки, задыхаясь от смеха и веселья. Они держатся за руки, выкрикивая признания или шуточные ругательства, но при этом оставаясь такими непростительно счастливыми, что на языке посторонних невольно чувствовалась сладость с примесью желчи. Писатель провожает их долгим взглядом до самого поворота, где они скрываются, и горестно вздыхает. В его жизни все обстоит немного не так. Он не мог завести девушку, хотя иногда и страдал от отчаянного одиночества. Ему доводилось сталкиваться с непониманием, отбивающим и малейшее желание стать так же, как и все - не каждая способна была вытерпеть его характер и эти моменты, когда нужно погрузиться в себя, подумать, а потом под действием вдохновения броситься писать, переписывать, выливать свои мысли на клочки бумаги. Да и одному было куда проще – никаких обязательств, никакого контроля. Лишь свобода, приправленная горечью воспоминаний и вселенской усталостью, что накатывает периодически.
Чонсу не смотрит под ноги, где противно хлюпает подтаявший за день снег. Только прямо и немного влево – до нужного места еще не более трех сотен метров, а если срезать угол через проулок, то всего сто. Он сам не понимает, почему выбирает короткий путь. Просто что-то ощутимо тянет именно туда – прочь от того взгляда и все нарастающей тревоги, что не отпускали все это время. Чонсу не оборачивается, не выискивает, хотя заложенный в подсознании страх клокочет, просит быть осторожнее и внимательнее. Он просто делает шаг в проулок, окунаясь в густой сумрак. Здесь холоднее и тихо, словно в округе вымерли все живые существа. Писатель хочет ускориться и нырнуть в еще один проулок, где и располагается главный вход примеченного клуба. Он уже видит длинную шеренгу молодежи, переминающуюся с ноги на ногу в ожидании долгожданного пропуска, как слышит громкие из-за отражения эха шаги. Мужчина оборачивается, но не видит никого. Только тень мелькает на стенах домов. То слева, то справа. Чонсу не может уследить за ней взглядом, панически пятясь, покуда сам не сталкивается с холодным кирпичным покрытием. Он чувствует себя героем второсортного фильма ужасов, где главный герой оказывается в одиночестве среди каменных джунглей и становится добычей выдуманного необузданной фантазией сценариста существа. Хочется смеяться, но в горле пересыхает, а голосовые связки словно деревенеют.
«Какие же вы люди непробиваемые», - слышит писатель. Его глаза расширяются, потому что он слышит голос, но не может понять его источник – вокруг кроме его собственного дыхания не раздается ни единого звука, а слова, они словно звучат в голове на ином, не доступном другим людям уровне. Он представляет, как глупо выглядит со стороны. И хочется даже рассмеяться, но смотреть на него некому, кроме, все приближающейся, тени. Чонсу знает, что так бывает на начальной стадии шизофрении, когда слышится и видится не то, что есть на самом деле. И от этого становится только страшнее – ему не хватало только мании преследования или чего-то в этом роде. – «Прекрати агонизировать», - усмехается неизвестный все так же безмолвно, не проронив ни единого звука вслух. – «Я давал тебе шанс остаться дома, запереться в своей комнате и не высовывать носа, но ты сам предпочел вступить на тропу охотника».
- Кто ты? – полушепотом спрашивает Чонсу, всматриваясь в то место, откуда только пришел. Ответом ему послужил металлический скрежет чего-то острого об один из мусорных баков, что он приметил ранее. Писатель ощущает острую необходимость сбежать, скрыться прочь, слиться с толпой молодых людей, что даже не смотрят в сторону плохо освещенного проулка. Но ему не удается даже двинуться с места – его окутывает вновь это знакомое чувство, когда на тебя смотрят в упор с ненавистью и призрением, лишая воли и способности двигаться. – Что тебе нужно? – От неизвестного исходит ощутимая психологическая волна превосходства и непередаваемый животный интерес. Мужчина невольно все сильнее вжимался в стену, чувствуя себя маленьким, не способным дать достойный отпор противнику.
«Ответь лучше на мой вопрос». - Чонсу вмиг теряет зрение, словно кто-то скрыл его глаза за мягкой, не пропускающей свет повязкой. Он в ужасе вертит головой, выискивать хоть какой-то намек на просвет, но окружающее пространство не поддается, высмеивая голосом постороннего в своих мыслях. Когда зрение мгновением позже, показавшимся писателю вечностью, возвращается, он может видеть только два золотых огонька, медленно, нехотя приближающиеся к нему. Мужчина всматривается в них, замечая в центре каждого по узкой, черной сокращающейся полоске. Он запоздало понимает, что именно эти глаза следили за ним все это время. И они не могут принадлежать здоровому человеку. На какое-то мгновение Чонсу допускает шальную мысль, что это и не человек вовсе, а он не Пак Чонсу, направляющийся в ближайший клуб для пополнения знаний своей наблюдательности. Слишком все кажется сюрреальным, подброшенным грезящим о хорошем сне сознании.
«Кто ты такой? Кто есть тот, что живет в тебе?», - между тем продолжает обладатель золотых глаз, - «Литератор, писатель, сказатель… Твоя профессия имеет массу названий, склоняющихся к единой сути». – Тонкие пальцы очерчивают контур лица. Пак не понимает, как неизвестный оказывается так близко. Да он и предпочитает не думать об этом, ругая себя за двухдневную щетину, не позволяющую всецело оценить нежности тонких пальчиков.
- Ложь, - лилельно шепчет на ухо незнакомец. От чужого дыхания на чувствительной коже высыпают мурашки, и хочется увернуться, чтобы не ощущать этого контрастного с прохладой ночи жара. Чонсу не замечает, как любимый шарф оказывается у ног, впитывая в себя асфальтную слякоть. Он не заметил бы и прошествующий мимо парад – все чувства притупляются, готовые принять на себя удар, подчиняясь грядущему и отдаваясь в его власть. – Все то, что создаешь ты и тебе подобные, ложь, лишенная подтекста. Фантазия, выдаваемая за действительность. Что знаете вы, писатели, об истинности этого мира? О его чувствах, эмоциях и реалиях? - Первая волна боли она всегда самая запоминающаяся. Человек чувствует все – нервы оголяются вместе с разорванной на щеке кожей. В глубокой ранке скапливаются капельки крови. Шершавый язык слизывает сукровицу, и Чонсу может поклясться, что слышит довольное мурчание, но не может произнести и звука. Только морщится и дышит настолько громко, что этот звук оглушает его самого, вместе с бешенным стуком сердца.
- Мифы, в которые заставляют верить с младенчества. – Острые когти проходятся по спине, нарушая целостность ткани куртки. Она с плачем рвется, усеивая синими лоскутами то немногое, что осталось от некогда белоснежного шарфа, тут же намокая и сливаясь с уличной грязью и каплями крови, стекающими по обезображенному лицу прямо на асфальт.
«Такие не могут принадлежать человеку», - успевает подумать Пак, прежде чем когти доберутся до оголенной кожи, орудуя с пристрастием, забираясь глубже, принося все больше боли. Чонсу мечтает проснуться или наоборот потерять сознание, чтобы не чувствовать всего этого. Существо, по многим параметрам похожее на человека, усмехается и нарочно отстраняется, позволяя безвольному телу скатиться по стене и рухнуть на землю лицом вниз. Крови становится все больше. Металлический запах въедается в рецепторы, оставляя неприятный привкус на языке.
- Ложь должна быть наказана – она приносит боль тем, кто в нее верит и следует ей, уничтожая то, что заслуживает жизни. В отличие от тебе и тебе подобных. – Незнакомец переворачивает писателя на спину, давая ему больше обзора для последнего представления в его жизни. Чонсу вновь видит тень и золотые глаза, стремительно меняющие свое положение – немного влево и вниз. Слышится разрывающийся треск, будто бы кто-то ломает собственные кости, раздрабливая их в мелкую крошку и собирая воедино во что-то координально новое. Когда через некоторое время все смолкает, писатель наивно полагает, что теперь его оставят в покое. Но вместо этого лицо опаляет горячее дыхание, и мужчина замирает в немом крике ужаса.
Зверь утробно рычит, прогибаясь и наслаждаясь страхом в глазах своей жертвы. Он в последний раз окидывает взглядом практически бездыханное тело и склоняется, чтобы завершить охоту – острые зубы с легкостью нарушают целостность кожных покровов, смыкаясь на теплой плоти. В этот момент не существует ничего, кроме клокочущего чувства свершения возмездия и дурманящего запаха перепуганного котенка, наблюдающего за происходящим в нескольких шагах.
«Запомни, малыш, первая охота делает тебя неуязвимым, а все последующие – всемогущим», - ментально передает Зверь, отражаясь в остекленевших глазах жертвы неведомых размеров котом.
Автор: KettyNiki
Бета: Нет, но требуется
Фэндом: SHINee, EXO - K/M (кроссовер)
Персонажи: Онью, Тэмин, Кай, Сухо (возможно появление других персонажей)
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Фэнтези, Детектив, Даркфик, AU, Songfic
Предупреждения: Смерть персонажа, OOC, Насилие
Размер: планируется Миди
Статус: в процессе написания
Описание:
Яд разрушает его тело, превращаясь в неизлечимый ген, вакцину от которого еще не придумали ученые.
"– Зверь внутри тебя никуда не денется. Уже поздно и все твои попытки что-то исправить, тщетны – ген окончательно укрепил свои позиции в твоем теле. То, что внутри тебя будет выходить из-под контроля. А после моей смерти ты займешь мое место"...
Публикация на других ресурсах:
Запрещено
От автора: Доброго времени суток, дорогие мои Читатели!
Многие, кто подписан на меня, привыкли видеть огромные тексты в этом разделе. И данный случай не станет исключением.
Это мое новое творение. Даже не так. Большинство работ я пишу ради себя и избавления своего разума от ненужных мыслей. Здесь мне хочется попробовать написать что-то вдумчивое, серьезное и, быть может, сложное для тех немногих, кто меня вообще читает. Сложно, конечно, писать что-то эдакое, когда тема избита, съедена и проглочена другими Авторами в куда более приятной и интересной форме, но почему бы нет? Мы ведь все имеем право попробовать?
Идея написания работы пришла ко мне очень даже просто, как и у многих после выхода песни Big Bang – Monster. Только мне не хотелось бы , чтобы все было так же просто, как в песне. Хотя я и ставлю ее, как заглавную песню ко всей работе (куда уж без этого?), вторая сопроводительная песня: Reflex – Я буду небом твоим. Плюсовыми саудтренками пойдут песни группы Disturbed. Постараюсь к каждой главе подобрать что-то подходящее.
Надеюсь, мне удастся заинтересовать некоторую массу читателей, кто будет не просто читать, пробегать по тексту глазами, а вдумываться, проживать эту историю вместе с героями. Как и всегда, буду ждать Ваших комментариев, предположений и, быть может, предложений, которые могли бы в дальнейшем мне помочь в написании.
P.S. S. Я указываю в шапке «смерть персонажа», но пока не уверена, кто из главных героев (а таковыми здесь будут являться три, а то и четыре персонажа) умрет. Но смерти второстепенных персонажей будут здесь присутствовать (скорее всего пару раз даже с подробными описаниями). Рейтинг по большему счету из-за насилия (убийств), но если у меня все получится, то вы первой же главе я напишу свою первую мужскую НЦ с подробностями.
Спасибо за внимание и приятного прочтения!
Глава 2Саундтрек: Disturbed – A Welcome Burden
Живя в нашем сознании, хладные демоны устраивают там вечеринки, ход на которые нам открыт только через маленькое окно, называемое пограничным состоянием сна.
Белый цвет, который был буквально повсюду, ослеплял своей яркостью и сверкающей чистотой. Обычно так бывает в больничных палатах, где стерильность прежде всего, а запах медикаментов не выветривается вовсе, прочно заседая в порах кожи и складках одежды, норовя проникнуть во внешний мир и напомнить этим глупым людишкам о необходимости следить за своим здоровьем. Те, кто не прислушивался, становился заложником «белого куба» из стен, нависшего потолка и порой даже такого же напольного покрытия. Темница принимала постояльцев с брезгливой усмешкой и холодной отчужденностью. Они сами виноваты. Их предупреждали.
Молодой человек сощурился, прикладывая ребро ладони ко лбу, чтобы среди этого белесого мрака разглядеть хоть что-то. Огромные холодные хлопья ложились на его растрепанные волосы, плечи и ресницы, окончательно затрудняя работу зрительных органов. Снежинки не спешили таять, соприкасаясь с теплом человеческой кожи. Они укладывались в причудливый узор, делая то немногое, что мешалось, казалось инородным в этом месте из-за своей цветастости, таким же белым, как и все вокруг. Снег ложился под ноги, приятно хрустя под тяжелыми ботинками, нарушая тишину и умиротворение окружающего мира. Такого спокойствия и безмятежности прежде Ли Тэмин еще не испытывал. Он оглядывался вокруг, кружась вместе с осадками, стараясь поймать их еще и ртом. Горло неприятно саднило от контраста с холодом растопленной воды, но ему хотелось смеяться и веселиться, словно маленькому ребенку, впервые узнавшему, что кроме жаркого лета и мокрой, серой осени есть еще и зима, дарящая ощущение каждодневного праздника и комфорта. Он обожал зиму со всем, что она приносила с собой: снегопады, замысловатые узоры на стеклах и морозы. Все-все это.
Тэмин двинулся вперед, ведомый позабытым, а быть может и вовсе незнакомым чувством. Его губ не покидала шальная улыбка, а тело само мчалось куда-то, подгоняя притормаживающее сознание. В груди уже жгло из-за недостатка кислорода, что в малых дозах поступал в легкие с короткими вздохами. На них будто бы не было времени. Словно, если остановиться и переведи дыхание, парень затеряется в белесой снежной мгле, заблудившись в снегопаде. Сердце отбивало чечетку, стуча о грудную клетку невидимыми кулачками, прося отпустить его на свободу, позволить прочувствовать всю удивительность и прелесть предвкушения. Тэмин не понимал зачем и куда он мчится, но что-то подсказывало ему, что чем быстрее он доберется до нужного места, тем скорее ему откроется некая тайна этого необычного мира.
Юноша продолжал озираться вокруг, проваливаясь в сугробы по колено, но все также двигался, покуда его взгляд не зацепился за серое пятно, уходящее за линию горизонта. Пятно разрасталось, с каждым новым шагом приобретая очертания и формы. И каково же было удивление Тэмина, когда в сером нечто он узнал родной город, укрытый снежным покрывалом. Высокие пики многоэтажных домов, небольшие уличные забегаловки с поднимающимся от лотков паром вкусной, горячей еды, тротуары – все это он знал и видел каждый день, проходя этим путем по дороге в университет. Только вот что-то было не так. Что-то неуловимо отличало это место от того, что существовало в реальности. Быть может, дело было в количестве снега, ведь эта зима оказалась скупой на свои холодные, застывшие слезы. А возможно, к этому имела какое-то отношение пугающая тишина и полное отсутствие людей вокруг. Будто все в одночасье вымерли или покинули этот район, найдя более укромное или красивое место. Хотя, разве можно представить что-то чудеснее девственно-чистого каприза природы, решившей щедро одарить каждую поверхность, попавшую ей на глаза, серебристо-белой сверкающей пылью?
Закрыв глаза, Тэмин вдохнул полной грудью, остановился и раскинул руки в стороны. Ему хотелось запечатлеть под коркой столь необычный момент, который наврятли доведется увидеть в дальнейшем еще хоть раз. Глобальное потепление выворачивало наизнанку привычные законы природы, путая зиму с весной, забирая себе сугробы, оставляя в замен серость и холод, стирающий воспоминания детства, где грязь ассоциировалась с таянием, а снег кружился и кружился, покуда это позволяло яркое светило. Ли не интересовало отсутствие солнца, людей и автомобилей. Будущему биолога просто хотелось почувствовать, каково это – стать единым целым с любимой стихией.
Он простоял бы так еще долго, наслаждаясь морозом, покалывающим и окрашивающим в розовый щеки, если бы порыв ветра не растрепал и без того находящиеся в творческом беспорядке волосы, открывая ухо, касаясь самой мочки волной снежинок и знакомым звуком. Тэмин распахнул глаза, удивленно оборачиваясь. Он скользим взглядом по подъездам домов, в поисках источника приглушенного рыка. Звук повторялся и повторялся, доносясь то с одного, то с другого конца квартала, а потом вдруг затих где-то совсем рядом, буквально в паре шагов от того места, где стоял будущий биолог. Он почувствовал, как по спине скользит холодок леденящего душу, сковывающего движения ужаса. Верить своим глазам не хотелось – на небольшом приступке, где дети обычно дожидаются своих родителей, сойдя с автобуса, стоял дикий кот. Тэмин не мог с точностью определить его вид и класс, потому что животное было слишком большим для обычного хищника. Белая шкура ничем не отличалась от окутавшего все поверхности снега. Шерсть, казалось, искрится шелковыми, мягкими нитями. Широкие, мускулистые лапы то и дело били промерзшую землю, а хвост ходил ходуном, выдавая нервозность Зверя. Он не двигался с места, показывая себя во всей красе, свойственной только семейству кошачьих. Тэмин без зазрения совести любовался опасным животным, чувствуя, как вновь начало заходиться сердце. Он не задумывался о происхождении дикой кошки. Возможно, он сбежал из близлежащего зоопарка, или случайно забрел, заблудился в этих холодных снегах.
- Я, конечно, понимаю, что твоя аппетитная задница выглядит соблазнительно в любом виде, но какого черта? – раздался откуда-то насмешливый голос.
Зверь вздрогнул и с каким-то сожалением посмотрел на своего гостя голубыми, холодными глазами. А следом картинка стала растворяться, постепенно теряя краски и очертания. Белый снег в одночасье превратился в серую, липкую субстанцию. На некоторое время все вокруг погрузилось в безмолвную темноту, а потом будто бы взорвалось, и Тэмин распахнул глаза, не в силах справиться с нахлынувшим ощущением отчужденности.
Это была его комната, в которой он вот уже как пять лет прожигал свою жизнь. Все та же мебель, все те же обои и шторы, выбранные хеном в качестве подарка на какой-то праздник. Даже клочья пыли под столом, что отчетливо были видны из-за пробивающегося сквозь тяжелые занавески солнца, казались какими-то родными. Но в тоже время все это было неправильным, ненужным, чужим или отчужденным. Будто что-то не так. Словно кто-то вывернул реальность наизнанку.
Тэмин попытался приподняться на руках, но рухнул обратно, чувствуя, как голова отозвалась нестерпимой болью. Среди молодежи модно говорить что-то про тараканов в голове. Парень ощущал себя так, словно в его черепной коробке по соседству с серым веществом поселились не тараканы, а самые настоящие слоны. Они топали и с издевкой трубили в свои длинные хоботы, будто напоминали о количестве выпитого ранее. Ли замотал головой, намекая своим слонам покинуть его, но они отказывались, лишь громче делая свое грязное дело.
- Пристрелите их кто-нибудь, - гулко в подушку простонал Тэмин, сжимая виски руками. На мгновение ему даже показалось, что это помогло, потому что слоны замолчали. Но им на смену пришел тот самый голос, что вырвал его из странного сновидения. А следом и холодные руки, касающиеся его обнаженного, не скрытого даже простыней тела. Чужие пальцы прошлись по выпирающим позвонкам, к ягодицам, сжимая одну из них и тут же отпуская, будто издеваясь или наказывая за что-то.
- Джинки-хен просил не будить тебя, но я не смог удержаться. Да и спать так долго вредно, не находишь? - без стеснения признался Кай, вывода какие-то ведомые только ему узоры на лопатках нового соседа. Он едва касался их подушечками пальцев, пробуя кожу на ощупь и явно получая какое-то извращенное удовольствие. Тэмин старался не дышать и не обращать никакого внимания на этого человека. Уж кто-кто, но он явно не был способен сказать хоть одно разумное слово. Что говорить о действиях? Старший не задумывается, что чужие прикосновения, обычно вызывающие отвращение, сейчас не имеют на него никакого действия. – Смотрю, ночка у тебя была бурная, - продолжил Джонин, наклоняясь и губами касаясь ранки, удобно расположенной на плече, будто ей там самое место, будто она всегда там была, как клеймо принадлежности. Вот только кому?
Ли замер. Воспоминания прошедшей ночи взорвались в голове новым приступом боли, сменяя, как кадры киноленты, черно-белые картинки одну за другой. Он отчетливо помнил, как горели во мраке подсобного помещения глаза случайного любовника. Каждый свой вздох, каждую вспышку наслаждения, даже прикосновения сильных, горячих рук, он помнил это, как будто в крови его на тот момент не содержалось и грамма алкоголя. Только вот, сколько бы Тэмин не напрягал память и своих разбушевавшихся слонов, лицо, которое запоминают на всю жизнь, лишаясь сокровенного, было неразличимо среди многообразия кадров. Так же, как и все то, что было после бурного контакта. Словно кто-то укрыл полупрозрачной вуалью тумана некоторые участки воспоминаний, оставляя в тайне что-то очень важное, но пока еще не доступное для обычного человеческого понимания.
- Неужели я настолько плох? – выдохнул Кай, замечая полнейшее игнорирование со стороны старшего. Он чуть надавил на его плечо, обращая на себя внимание и заставляя Тэмина обернуться. Последний с неохотой подчинился, поворачиваясь на бок, при этом приказывая слонам в голове заткнуться и, кажется, получая положительный на это ответ – голова не отозвалась болью в висках, позволяя хоть некоторое время дышать свободно.
- Ну? - недовольно скривил он губы, осматривая соседа с ног до головы и с сожалением отмечая, что на том была его любимая белая футболка, в свое время уведенная из-под носа Онью, и джинсовые шорты, выдающие возбуждение младшего юноши, тоже, к слову сказать, принадлежащие будущему биологу. На лице младшего не было привычной усмешки, а глаза таили такую вселенскую обиду, что Ли невольно поморщился – это выглядело жалко. Жалко и глупо. А глупость – последнее, с чем хотелось бы встречаться человечеству.
- Я совсем тебя не интересую, ведь так? – без стеснения, прямо в лоб.
«Это так похоже на современную молодежь», - думает Тэмин, приподнимаясь и принимая сидячее положение. Он опускает тот факт, что и сам еще относится к этой самой «молодежи», забывая, как порой и сам выдает что-то такое, из-за чего Джинки-хен возводит глаза к потолку, мысленно считает до десяти и только потом решается продолжать разговор. Незамысловатый трюк отнимает некоторое количество сил, вместе с тем принося с собой зерно знакомого, тягучего, словно испробованная жевательная резинка, чувства. Оно укореняется в груди, прорастая могучими ветвями в каждую клеточку едва поддающегося движениям тела, добираясь до сознания. Там оно включает маленький механизм саморазрушения. Он мигает красным диодным огоньком, подавая сигналы рукам, которые тут же принимаются комкать простынь, кутаясь в нее, дабы прикрыться. Природный стыд полностью завладевает разумом будущего биолога, выпуская из потаенных углов раздражение и злость. Они скалятся и приближаются медленно к голосовым связкам в поисках единственного выхода.
- Послушай, Кай, Джонин или как-там-тебя-еще, - практически шипит старший, надежно закрепляя простынь на теле, оборачиваясь в нее точно в кокон. Он прекрасно понимает, что еще пожалеет о своем тоне и всем готовом сорваться с губ монологе в целом, но это будет потом. Сейчас важнее скрыть смущение и поскорее избавиться от наглого мальчишки, продолжающего смотреть на него глазами избитого до полусмерти собственным хозяином щенка. В голову Ли даже закрадывается подозрение, а не Джонин ли был тем, кому так легкомысленно подарило себя юное тело, но он тут же отбрасывает эту мысль в сторону за ненадобностью, потому что верить в подобную околесицу, рожденную воспаленным, страдающим от похмелья мозгом – затея не из умных.
– Если ты хочешь и дальше спокойно жить здесь, то тебе придется соблюдать некоторые правила. – Тэмин последний раз взглянул на собеседника, поднялся с кровати и прошел пару шагов по направлению к окну, собирая по дороге разбросанные вещи и натягивая их на себя. – Для начала, у каждого члена нашей небольшой семьи есть свой шкаф, вход в который для остальных закрыт. Поэтому, если ты в следующий раз решишь принарядиться в мои вещички, спрашивай разрешения. – Парень поморщился, когда тонкая ткань футболки задела ровные ранки, оставленные чьими-то зубами. В зеркальных дверях встроенного шкафа, Тэмин краем глаза уловил, что кожа вокруг укуса приобрела синеватый оттенок, что вызвало новую волну негодования в свой адрес, выливающийся ядом на первого, попавшегося под руки человека. – Во-вторых, загляни в университетскую библиотеку, найди понятие «личного пространства» и выучи его, дабы не повторять больше своих ошибок. И никогда, слышишь, никогда не прикасайся ко мне, если не хочешь лишиться своих конечностей.
Тэмин наблюдал, как в зеркальном отражении искажается лицо Джонина. Парень раздувал ноздри и сжимал в кулаки руки, но с кровати подниматься не торопился, словно обдумывая дальнейший план действий. В его глазах не отражалось ничего – два бездонных, чернеющих омута неизвестности. Они пугают, затягивают, не оставляя на плаву даже самую легкую добычу. Только вот Ли не добыча и так просто сдаваться под напором какого-то глупого мальчишки, решившего сыграть в отношения на один раз, не собирался.
Когда, казалось, Каю удалось «переварить» полученные указания, когда его губы дрогнули в желании что-то сказать, Тэмин вздрогнул. Он явственно ощутил смутно знакомое чувство. Именно оно преследовало его во сне, поселившись во внутренних органах и маня за собой. Оно как будто имело материальную оболочку, хватало за руки холодными, склизкими щупальцами и тянуло, дергало с каждым новым вздохом все сильнее, пока парень не сорвался. Он сделал шаг, другой, третий… Где-то позади громко хлопнула дверь, эхом разнесся удивленный возглас Ким Джонина, но Тэмин слышал все, словно через толщу воды, не фиксируя в памяти, отметая за ненадобностью.
Молодой, совсем еще юный на вид паренек выбежал на проезжую часть, озираясь по сторонам. Мимо проносились автомобили, громко сигналя нерадивому пешеходу. Кто-то из водителей даже высовывался из окон, использую цензурные и не совсем слова, прося убраться подальше с полосы движения. Но Тэмин не мог различить и половины дорожного гомона. Он искал внутри себя то, что привело его сюда, то, что могло подсказать, куда ему двинуться дальше. Из-за долгого бега сердце, усиленно циркулирующее поток крови, стучало где-то в ушах, мешая ухватиться за тянущее чувство. Оно усмехалось, уворачивалось, то подпускало к себе, то отпрыгивало в сторону с громким смехом.
Перед глазами Тэмина появились блеклые пятна, вспыхивающие хаотичными, плавающими вспышками. Они лишали зрения, размывая силуэты движущихся машин и стремительно приближающегося асфальтового покрытия. Парень рухнул на колени, схватившись руками за голову, которая, казалось, была готова взорваться от нахлынувшего потока голосов. Они были повсюду, но в то же время только под черепной коробкой, заполняя ее своей массой, давя на тонкие стенки. Будто кто-то записал их на пленку и установил проигрыватель прямо там, издеваясь или проводя жуткие эксперименты. Тэмину казалось, что он сошел с ума, что чем скорее он покинет это место, куда привело его то, играющееся чувство, тем скорее все придет в норму. Но ничего не менялось. Стоило ему только заставить собственное тело подняться на ноги и устремиться вперед, лавируя между потоком машин, задевая прохожих, как голосов стало еще больше. Каждый из них врывался в сознание, оставляя яркий светящийся след из бесчисленного множества слов, многоточий и знаков препинания.
Будущий биолог бежал, что было мочи, спотыкаясь, падая и вновь поднимаясь. Он не различал дороги, стараясь скрыться, спрятаться от того, что творилось внутри его головы, но все казалось безрезультатным. Когда в очередной раз худые ноги переплелись между собой, Ли Тэмин рухнул на землю, не чувствуя тела и собственного разума.
Глава 3Саундтрек: Disturbed – Believe
Наблюдая, впитывая и растворяясь в чем-то, не стоит забывать, что кто-то может стоять позади и наблюдать куда более внимательно.
Если до сдачи книги остаются считанные дни, а вдохновение покидает автора еще на первоначальной стадии, когда идея неожиданно теряет окраску, описание и даже важность, ничего не остается, как литрами вливать в организм кофе и отказываться ото сна. Во благо дела и во вред своему здоровью. Но только кого это волнует? Творческий процесс не терпит неженок и капризов несостоявшихся деятелей.
- Да, сансенним, - мужчина отталкивается от рабочего стола и потирает уставшие глаза. – В редакции рукопись появится в срок, - заверяет он, разминая шею и вытягивая рукава белоснежного свитера. – Нет, все в порядке. – Слова эхом разливаются в пространстве, заглядывая в каждый уголок, пробуждая тени местных демонов, успевших насладиться многодневной компанией тишины и волн раздраженности.
В небольшой квартирке на окраине Сеула очень холодно. Индивидуальное отопление отключено уже вторые сутки. И все потому что кому-то просто некогда подняться и сделать десять шагов прямо и два налево, чтобы отрегулировать переключатель. Усталость постепенно, незаметно растекается в мышцах и мыслях, а работа не продвигается. Пустой лист белым полотном смотрит с издевкой, недовольством и будто спрашивает: «А ты точно сможешь? Ты точно успеешь»? Такие же вопросы звучат из динамика мобильного телефона, раздражая периодичностью и изматывая куда сильнее, чем так называемый «творческий кризис». Писатель торопится завершить разговор, еще раз клятвенно обещая явиться по месту назначения, и снова приступает к… К чему собственно? Белый лист все так же подсвечивается на экране компьютера, издевательски подмигивая непрерывной полосой курсора.
Все началось с недостатка материала на заданную тему. Чонсу оббегал несколько десятков злачных заведений, наблюдая за поведением молодежи, не знающей нужды в денежных средствах и границ своих возможностей по совращению не менее молоденьких пассий на одну ночь. Душу писателя выворачивало наизнанку при виде очередной девицы, без стеснения усаживающейся на предложенные колени, но он продолжал смотреть, впитывать в себя каждое ее движение, чтобы через несколько часов перенести все на бумагу, обрисовывая персонаж своей новой книги. Характер, внешность, макияж, одежда – все должно быть передано с точностью, чтобы читатель мог погрузиться в этот сладкий мир соблазна и похоти, ощутить на себе всю силу эмоций: от ненависти до любви. За всеми этими наблюдениями что-то внутри самого писателя надломилось. Главная героиня постепенно увядала на глазах, текст расплывался, превращаясь в воду, теряя очертания и красочность. Что-то было не так. Что-то незримо мешало, выстраивая стены непонимания и невозможности передать желаемого.
Промозглый, влажный ветер ворвался в распахнутое окно, забираясь ледяными пальцами под ворот свитера, растрепав и без того не уложенные должным образом волосы. Он скользнул по всем доступным поверхностям, поднимая в воздух исписанные листы бумаги, на прощание кружась с ними в танце и угасая. Пак Чонсу поворачивает голову к окну, не заботясь о беспорядке. Он обязательно разберется со всем позже, когда финальная сцена займет свое место. Легкие шторы играют с ветерком, создавая причудливые эффекты и колыхание – словно морские волны на мгновение покинули свои пределы и поселились в отдельно взятой квартире, чтобы порадовать его обитателя. За окном опускается мгла. Она обнимает густой дымкой здания, деревья, переулки, траву и землю, убаюкивая и подготавливая к новой, ежедневно изменяющейся ступени существования.
Писатель улыбается чему-то своему, наблюдая за сумеречными переменами. Ему все еще не хватает материала и сегодня, скорее всего, придется посетить клуб на соседней улице, но пока он может позволить себе минутку умиротворения. Он вдыхает прохладный воздух и обещает себе, во что бы то ни встало, со всем справиться. Сегодня, завтра, послезавтра. Вдалеке зажигаются первые вечерние огни, предзнаменующие добрый отдых и обязательное вдохновение. Чонсу всматривается в маленький огонек, представляя, что это первая ночная звезда, и загадывает желание получить сегодня необходимое количество эмоций. И тогда больше не будет проблем. Тогда дыра внутри обязательно заполнится или затянется неровными швами. Пусть так. Лишь бы не чувствовать себя никчемным.
Внимание писателя рассеяно, но он не может не заметить копошение на единственном дереве, верхушка которого расположена прямо напротив окон второго этажа. Чонсу приподнимается, чтобы лучше рассмотреть, понять, что же это такое. Или кто? Птица или животное? Он видит лишь очертания, но чувствует пронизывающий до самых костей взгляд. Осознанный. Такой может принадлежать только человеку. Такому же, как и он сам, наблюдателю. Писатель трясет головой, чтобы отогнать наваждение, и отворачивается. Попытка рассмотреть в темноте что-то в надвигающейся тьме сродни глупости, какие он совершал в период подросткового максимализма, когда девочки глупо хихикали, а мальчики забирались на чужие балконы, чтобы просто пожелать спокойной ночи.
- Нужно больше спать, - напоминает себе Чонсу и хлопает по щекам, заранее зная, что мысль не самая осуществимая. Да и не практичная – работы еще много, а время стремительно осыпается песчинками на дно стеклянной колбы сроков. Мужчина снова потягивается, все еще ощущая на себе чужой взгляд. Ему неуютно и хочется укрыться, но он просто списывает все на усталость и принимается готовиться к запланированной вылазке.
Ночь - властная дама с привилегиями и аристократичными замашками. Она смотрит свысока, наблюдая за своими подданными, склоняющими головы перед величием и ярким блеском своей повелительницы. Она спокойная, но не лишенная игривости. У нее масса задумок и зарисовок, выходов и тупиков, в которые люди подчас незаметно загоняют себя сами. Чонсу любит ночь и все ее капризы. Он бредет медленно, спрятав руки в карманы короткой куртки, которая особо и не греет, кутается в безразмерный белый шарф, связанный на заказ в одном из местных салонов. Пряжа пушится, щекочет нос, но от нее приятно пахнет чем-то живым и настоящим – никаких синтетических нитей в составе. Мимо проносятся парочки, задыхаясь от смеха и веселья. Они держатся за руки, выкрикивая признания или шуточные ругательства, но при этом оставаясь такими непростительно счастливыми, что на языке посторонних невольно чувствовалась сладость с примесью желчи. Писатель провожает их долгим взглядом до самого поворота, где они скрываются, и горестно вздыхает. В его жизни все обстоит немного не так. Он не мог завести девушку, хотя иногда и страдал от отчаянного одиночества. Ему доводилось сталкиваться с непониманием, отбивающим и малейшее желание стать так же, как и все - не каждая способна была вытерпеть его характер и эти моменты, когда нужно погрузиться в себя, подумать, а потом под действием вдохновения броситься писать, переписывать, выливать свои мысли на клочки бумаги. Да и одному было куда проще – никаких обязательств, никакого контроля. Лишь свобода, приправленная горечью воспоминаний и вселенской усталостью, что накатывает периодически.
Чонсу не смотрит под ноги, где противно хлюпает подтаявший за день снег. Только прямо и немного влево – до нужного места еще не более трех сотен метров, а если срезать угол через проулок, то всего сто. Он сам не понимает, почему выбирает короткий путь. Просто что-то ощутимо тянет именно туда – прочь от того взгляда и все нарастающей тревоги, что не отпускали все это время. Чонсу не оборачивается, не выискивает, хотя заложенный в подсознании страх клокочет, просит быть осторожнее и внимательнее. Он просто делает шаг в проулок, окунаясь в густой сумрак. Здесь холоднее и тихо, словно в округе вымерли все живые существа. Писатель хочет ускориться и нырнуть в еще один проулок, где и располагается главный вход примеченного клуба. Он уже видит длинную шеренгу молодежи, переминающуюся с ноги на ногу в ожидании долгожданного пропуска, как слышит громкие из-за отражения эха шаги. Мужчина оборачивается, но не видит никого. Только тень мелькает на стенах домов. То слева, то справа. Чонсу не может уследить за ней взглядом, панически пятясь, покуда сам не сталкивается с холодным кирпичным покрытием. Он чувствует себя героем второсортного фильма ужасов, где главный герой оказывается в одиночестве среди каменных джунглей и становится добычей выдуманного необузданной фантазией сценариста существа. Хочется смеяться, но в горле пересыхает, а голосовые связки словно деревенеют.
«Какие же вы люди непробиваемые», - слышит писатель. Его глаза расширяются, потому что он слышит голос, но не может понять его источник – вокруг кроме его собственного дыхания не раздается ни единого звука, а слова, они словно звучат в голове на ином, не доступном другим людям уровне. Он представляет, как глупо выглядит со стороны. И хочется даже рассмеяться, но смотреть на него некому, кроме, все приближающейся, тени. Чонсу знает, что так бывает на начальной стадии шизофрении, когда слышится и видится не то, что есть на самом деле. И от этого становится только страшнее – ему не хватало только мании преследования или чего-то в этом роде. – «Прекрати агонизировать», - усмехается неизвестный все так же безмолвно, не проронив ни единого звука вслух. – «Я давал тебе шанс остаться дома, запереться в своей комнате и не высовывать носа, но ты сам предпочел вступить на тропу охотника».
- Кто ты? – полушепотом спрашивает Чонсу, всматриваясь в то место, откуда только пришел. Ответом ему послужил металлический скрежет чего-то острого об один из мусорных баков, что он приметил ранее. Писатель ощущает острую необходимость сбежать, скрыться прочь, слиться с толпой молодых людей, что даже не смотрят в сторону плохо освещенного проулка. Но ему не удается даже двинуться с места – его окутывает вновь это знакомое чувство, когда на тебя смотрят в упор с ненавистью и призрением, лишая воли и способности двигаться. – Что тебе нужно? – От неизвестного исходит ощутимая психологическая волна превосходства и непередаваемый животный интерес. Мужчина невольно все сильнее вжимался в стену, чувствуя себя маленьким, не способным дать достойный отпор противнику.
«Ответь лучше на мой вопрос». - Чонсу вмиг теряет зрение, словно кто-то скрыл его глаза за мягкой, не пропускающей свет повязкой. Он в ужасе вертит головой, выискивать хоть какой-то намек на просвет, но окружающее пространство не поддается, высмеивая голосом постороннего в своих мыслях. Когда зрение мгновением позже, показавшимся писателю вечностью, возвращается, он может видеть только два золотых огонька, медленно, нехотя приближающиеся к нему. Мужчина всматривается в них, замечая в центре каждого по узкой, черной сокращающейся полоске. Он запоздало понимает, что именно эти глаза следили за ним все это время. И они не могут принадлежать здоровому человеку. На какое-то мгновение Чонсу допускает шальную мысль, что это и не человек вовсе, а он не Пак Чонсу, направляющийся в ближайший клуб для пополнения знаний своей наблюдательности. Слишком все кажется сюрреальным, подброшенным грезящим о хорошем сне сознании.
«Кто ты такой? Кто есть тот, что живет в тебе?», - между тем продолжает обладатель золотых глаз, - «Литератор, писатель, сказатель… Твоя профессия имеет массу названий, склоняющихся к единой сути». – Тонкие пальцы очерчивают контур лица. Пак не понимает, как неизвестный оказывается так близко. Да он и предпочитает не думать об этом, ругая себя за двухдневную щетину, не позволяющую всецело оценить нежности тонких пальчиков.
- Ложь, - лилельно шепчет на ухо незнакомец. От чужого дыхания на чувствительной коже высыпают мурашки, и хочется увернуться, чтобы не ощущать этого контрастного с прохладой ночи жара. Чонсу не замечает, как любимый шарф оказывается у ног, впитывая в себя асфальтную слякоть. Он не заметил бы и прошествующий мимо парад – все чувства притупляются, готовые принять на себя удар, подчиняясь грядущему и отдаваясь в его власть. – Все то, что создаешь ты и тебе подобные, ложь, лишенная подтекста. Фантазия, выдаваемая за действительность. Что знаете вы, писатели, об истинности этого мира? О его чувствах, эмоциях и реалиях? - Первая волна боли она всегда самая запоминающаяся. Человек чувствует все – нервы оголяются вместе с разорванной на щеке кожей. В глубокой ранке скапливаются капельки крови. Шершавый язык слизывает сукровицу, и Чонсу может поклясться, что слышит довольное мурчание, но не может произнести и звука. Только морщится и дышит настолько громко, что этот звук оглушает его самого, вместе с бешенным стуком сердца.
- Мифы, в которые заставляют верить с младенчества. – Острые когти проходятся по спине, нарушая целостность ткани куртки. Она с плачем рвется, усеивая синими лоскутами то немногое, что осталось от некогда белоснежного шарфа, тут же намокая и сливаясь с уличной грязью и каплями крови, стекающими по обезображенному лицу прямо на асфальт.
«Такие не могут принадлежать человеку», - успевает подумать Пак, прежде чем когти доберутся до оголенной кожи, орудуя с пристрастием, забираясь глубже, принося все больше боли. Чонсу мечтает проснуться или наоборот потерять сознание, чтобы не чувствовать всего этого. Существо, по многим параметрам похожее на человека, усмехается и нарочно отстраняется, позволяя безвольному телу скатиться по стене и рухнуть на землю лицом вниз. Крови становится все больше. Металлический запах въедается в рецепторы, оставляя неприятный привкус на языке.
- Ложь должна быть наказана – она приносит боль тем, кто в нее верит и следует ей, уничтожая то, что заслуживает жизни. В отличие от тебе и тебе подобных. – Незнакомец переворачивает писателя на спину, давая ему больше обзора для последнего представления в его жизни. Чонсу вновь видит тень и золотые глаза, стремительно меняющие свое положение – немного влево и вниз. Слышится разрывающийся треск, будто бы кто-то ломает собственные кости, раздрабливая их в мелкую крошку и собирая воедино во что-то координально новое. Когда через некоторое время все смолкает, писатель наивно полагает, что теперь его оставят в покое. Но вместо этого лицо опаляет горячее дыхание, и мужчина замирает в немом крике ужаса.
Зверь утробно рычит, прогибаясь и наслаждаясь страхом в глазах своей жертвы. Он в последний раз окидывает взглядом практически бездыханное тело и склоняется, чтобы завершить охоту – острые зубы с легкостью нарушают целостность кожных покровов, смыкаясь на теплой плоти. В этот момент не существует ничего, кроме клокочущего чувства свершения возмездия и дурманящего запаха перепуганного котенка, наблюдающего за происходящим в нескольких шагах.
«Запомни, малыш, первая охота делает тебя неуязвимым, а все последующие – всемогущим», - ментально передает Зверь, отражаясь в остекленевших глазах жертвы неведомых размеров котом.
@темы: Писульки, Насилие, Ангст, OOC, Фэнтези, Бла-Бла-Бла, Смерть персонажа, Драма, Детектив, EXO-K/M, Слэш (яой, AU, Songfic, SHINee, Даркфик, Фанфики