Немного больно, когда тебе практически прямым текстом говорят о смене приоритетов и вычеркивании тебя из их списка. С одной стороны смеяться хочется, ведь три недели, как все было ясно и понятно. Но все равно как-то больно, что только гребаная авария могла человеку открыть глаза. Полночи тупо проревела. От этого еще смешнее, ведь я подобной хренью не страдаю из принципа. Обидно, наверное, просто. Еще обиднее, что посещения в больнице запрещены исключительно мне.

@темы: Бла-Бла-Бла, Где-то уже было, Из прошлого сегодня, Нытье, Личное

---

К херам поудаляла замороженные фф с фикбука, ибо... ну не закончу я их никогда. Осталось виснуть только неслучайное, но на него у меня просто рука не поднимается. Нужен мне пинок порядочный на его продолжение и масса времени (и желания, да). Плюс... Интересно, как часто я буду возвращаться к теме завязки? В смысле, я уже столько раз хотела завязать с писаниной, что смешно уже. Может хоть раз попробовать?

@темы: Бла-Бла-Бла, Где-то уже было, Из прошлого сегодня, Нытье, Личное

---

Полоса трех линий

Очередная работа в порядке бреда... да, я люблю писать бред. Бред - наше все.

Автор: KettyNiki
Бета: нет, но очень нужна
Фэндом: Super Junior
Персонажи: Ким Хичоль, Хан Ген, Шивон, Мэй
Рейтинг: R (пока так)
Жанры: Гет, Слэш (яой), Романтика, Драма, AU
Предупреждения: OOC, Мужская беременность
Размер: планируется Миди
Статус: в процессе написания
Дисклеймер: герои принадлежат сами себе и, если уж на то пошло, SMe. Моя только Мэй.
Описание: Один из них просто хотел ребенка. Второй - любил первого настолько, что готов был пойти против природы. Но желания ведь так просто не исполняются? И десять лет не такой уж и большой срок для кровоточащего сердца, когда рядом с тобой есть кто-то очень близкий?
Публикация на других ресурсах: Запрещаю.
От автора:
1. Не люблю AU, в которых все, так сказать, простые люди, но как-то не давала покоя мне эта идея.
2. Не стоит воспринимать всерьез некоторые моменты. Давайте просто представим, что такое возможно.
3. Сначала была идея, потом название и только к концу - текст первой главы появился.
4. СА - ленивая пятая точка. Пишет медленно, с трудом. Пинки приветствуются так же, как и комментарии.
5. Нужна бета. Очень нужна, а то я что-то сама в тексте собственном путаюсь.
6.Рейтинг может измениться, хотя НЦ я явно писать не буду, ибо не умею этого делать.
7.Гет тут чисто номинальный. Просто упоминание.
Вроде все...
С уважением, Никки
Временная обложка

Пролог

Жизнь – это далекий (а иногда очень короткий) путь от настоящего к будущему, оставляющего где-то позади нелегкое, печальное или наоборот счастливое прошлое. Уходят слезы, меркнут улыбки, врезаясь в память добрыми, грустными и просто всевозможными воспоминаниями.
Путь – это дорога. Извилистая, с ухабами и выбоинами, покрытая асфальтом или грязью выгоревшего песка. Она уходит в даль, куда-то за хмурящийся горизонт, чтобы однажды достигнуть конечной точки, от которой пойдет новая тропинка в неизведанное.
Дорога – это полоса. Кто-то делит ее на белые и черные, единицы смешивают, утверждая, что полосы могут быть только серыми, бездушными и однообразными.
Полосы – это линии. Прямые, ломанные, параллельные, пересекающиеся друг с другом. Их миллиарды – по числу живых существ, что обитают на нашей (а быть может и не только) красивой голубой планете.
Каждая линия – чья-то судьба. Мы так часто задаемся вопросом: творим ли мы ее сами или же все давным-давно прописано высшими силами? Кто-то плывет по течению, позволяя всему идти своим чередом. Кто-то сломя голову мчится напролом, стараясь опередить ход времени, чтобы доказать себе и окружающим, что все зависит только от конкретного человека и его желаний. Линии имеют свойства пересекаться, образуя яркие, переливающиеся полосы, так похожие на радугу.

Глава 1

Пронзительный звонок раздался в просторной квартире, отражаясь от зеркальных поверхностей шкафов и журнального столика, так не вовремя перекочевавших в совмещенную с прихожей гостиную. Из-за такой незначительной мелочи перезвон казался оглушающим, пронзающим воздух и наполняющим его раздражающими волнами, вскоре достигающими светлой спальной комнаты, пробираясь через узенькую щель под дверью. Странно, наверное, это – закрываться на ночь в собственной комнате, расположенной в холостяцкой квартире, куда редко ступает чья-то посторонняя нога. Причем закрываться надежно – на встроенный в дверь замок, который при даже огромном желании открыть снаружи было невозможно из-за вставленных в замочную скважину бумажек. Для хозяина выполнить своего рода ритуал по отсеканию от реального мира за стенами пропитанного только им самим помещения, было делом автоматизированным, обязательным, а может и просто привычным. Кто-то ещедетстве сказал, что двери способны защитить не только от физического воздействия, но и от эмоциональной нестабильности. Вот и по сей день это срабатывало.
Но вернемся к звонку, так некстати прозвучавшему в практически вакуумной тишине. Он повторился трижды, приводя маленькие встроенные колокольчики в движение, создавая все новый шум, который и разбудил молодого человека, уютно устроившегося на своей кровати с книгой в руках и наушниками в ушах. Не самая удобная поза для сна. Особенно если учесть тот факт, что все остальное свое время мужчина проводит в не менее замысловатых позициях. Тихий болезненный стон стал вторым звуком, отчетливо прозвучавшем в помещении, следом увлекая за собой не малую часть запаса корейской ненормативной лексики. Мужчина подскочил с мягкого матраца, роняя книгу на ногу, путаясь в проводах и практически падая назад, успевая лишь упереться на руки, неестественно выгибаясь. Затекшие ноги и шею неприятно покалывало под кожей. Они напрочь отказывались слушать своего хозяина, давая возможность прийти в себя после непродолжительного сна, в котором он, кажется, снова успешно завершил самое грандиозное исследование в своей жизни.
Конечно, вечно продолжаться подобная поблажка не могла, а в дверь уже буквально долбились, и, судя по грохоту и недовольному пыхтению за стенкой соседей, явно ногой.
- Да иду я уже! – Хриплый ото сна голос противно резал слух, изменяя представление о проведенном перед этим вечере и количестве выпитого.
Тихие шлепающие шаги босых ног смешно указали путь владельца квартиры до двери комнаты, где один раз щелкнул замок, позволяя выбраться из своего маленького мирка, огороженного от постороннего вмешательства; следом они же проследовали через гостиную к входной двери, распахивая ее для нежданного гостя.
- Неужели, - с сарказмом протянул молодой человек, явно восточной наружности, с неким умиленим смотря на своего друга. Уж очень редко он представал перед ним вот таким домашним, растрепанным, с торчащими в разные стороны волосами и заспанными глазами, которые сейчас действительно были похожи на корейские. Нет, конечно же, Хан Ген, а именно так звали мужчину, завалившегося в чужую квартиру, мягко оттолкнув от прохода некогда соседа по комнате в общежитии, питал дружескую нежность к хозяину квартиры. Он даже с неким снисходительном терпел его замашки, женственность образа и невыносимый характер. Единственным, что всегда смущало и вводило в состояние ступора, были глаза Ким Хичоля – карие, вечно блестящие и такие огромные, словно он и не был корейцем вовсе.
Быть китайцем, дружить с корейцем и при этом всем жить чуть ли не в самом центре Токио, было как-то необычно, но гость с легкостью совмещал это. Мужчины познакомились еще в университете. Ханни, как любил звать его Хичоль, только-только прибыл в Японию, согласившись на какой-то там обмен. Хорошие рекомендации, полное отсутствие знаний языка и стремление стать лучшим архитектором в мире – это был отменный коктейль. Его оставалось лишь хорошенько взбить и добавить взбалмошного соседа, умудрившегося занять целое помещение, предназначенное для четверых студентов, единолично. Хан Ген даже не сразу понял, почему так сочувственно посмотрели на него в канцелярии, где ему пришлось заполнить несколько десяткой бланков, при этом исхитрившись сделать это на японском. Но все встало на свои места, когда первым, что встретило его на пороге нового жилища, был отборный корейский мат, которого, по понятным причинам, парень не понял; а вот пролетевший мимо тапок был отличным доказательством того, что ему придется явно не сладко. И толи звезды в этот вечер как-то по-особенному были расположены, толи домашняя обувь обладала какими-то волшебными свойствами, но два студента, встретившись взглядом, поняли друг друга без слов.
Хотя, скорее всего, тогда дело было в самом обычном везении китайца. Иногда окружающим казалось, что у него могущественный ангел-хранитель, который не только помогал ему в сложных ситуациях, но и выводил под белы рученьки из любых переделок. Ему везло во всем, кроме одного…
- Пришли результаты теста, - скептически заметил Хан Ген, усаживаясь на широкий диван, заваленный какими-то цветастыми подушками, подаренными им же для внесения в холостяцкую квартиру красок и маломальского уюта.
Хичоль с шумом захлопнул дверь. От былой сонливости не осталось и следа. Лицо его выражало предвкушение и беспокойство одновременно. Он и сам не знал¸ какой результат его расстроит больше. И тот и другой были болезненными – один с эгоистичной точки зрения, а другой из-за банального переживания за друга.
- Представляешь, я так надеялся… - Усмешка китайца вышла злой и неправдоподобной. Он уперся локтями в колени и спрятал лицо в ладонях. – Снова аут. Снова отрицательный, - приглушенно выдал он, а потом залился смехом. Да таким, что по телу старшего пробежали мурашки, щекоча кожу спины неприятным холодком. – Я же не так много прошу, правда?
- Ханни, - осторожно позвал Хичоль, опускаясь на диван рядом с другом, касаясь его плеча своей рукой. Длинные пальцы сжали кость, привлекая к себе внимание и явно оставляя красные отметины. – Откуда это отчаянье? – как можно более шутливо спросил он, стараясь держать лицо «вечно недовольной стервотины» и скрыть сквозящее в каждой букве волнение.
- Два года – разве это не та самая отправная точка, когда можно позволить себе поистерить? – в тон ему ответил младший, резко отнимая лицо от ладоней и устремив взгляд на друга.
- Это не значит, что вы не можете попробовать что-то еще, - настойчиво возразил Ким, поднимаясь в дивана и направляясь в сторону кухни, даже не удосужившись позвать Хан Гена за собой. Тот и так все понял и последовал его примеру.
- Ты знаешь, что я против постороннего вмешательства в природу.
- То есть мою работы ты называешь обычным посторонним вмешательством в природу? – возмутился мужчина. Для пущего эффекта ему не хватало только топнуть босой ножкой.
- Хен, я не хотел тебя обидеть, - тут же спохватился гость, переходя на корейские традиционные обращения, прекрасно зная слабость старшего к этому. Хичолю ничего не оставалось, как сдаться и приняться готовить кофе по особому рецепту.
- Ханни, мы помогаем людям. Или, во всяком случае, пытаемся помочь им, обходя запреты и несовершенство природы, - в который раз напомнил Хиним, даже не оборачиваясь к собеседнику. Работа всегда была для него немного болезненно и в то же время такой любимой темой. Генная инженерия шла вперед семимильными шагами, и он был просто счастлив, что является частью этого.
- Я хочу, чтобы это был мой ребенок, понимаешь? Мы два здоровых взрослых человека в репродуктивном возрасте. Я не понимаю, что не так, - в словах мужчины снова послышались нотки отчаянья. – Такими темпами я скоро приму веру и обвенчаюсь, чтобы иметь хоть какое-то оправдание…
- Вот только давай без фанатизма, - поморщился Хичоль, заканчивая с кофе и разливая его по небольшим белоснежным чашечкам. – Атеизм – это не повод природе, - нарочито выделил последнее слово он, - поступать с вами подобным образом.
Белый фарфор прекрасно контрастировал с глянцевой черной поверхностью кухонного стола, создавая оригинальную композицию, дополненную плетеной вазочкой с фруктами. Резкий запах корицы кружил голову, щекотя рецепторы, но принося с собой успокоение. Хан Ген до сих пор не знал, что именно добавлял его друг в кофе, но каждый раз он был благодарен ему за минуты успокоения. Напиток приятно обжигал горло, оставляя на языке странный привкус. Ритуал распития кофе проходил в полнейшей тишине, сопровождаемой позвякиванием донышка кашки о такое же блюдце.
- Вы делали тест, о котором я тебе говорил? - спустя ровно пятнадцать минут первым заговорил Хичоль, обхватывая чашку изящными пальцами.
- Нет, - отрицательно покачал головой китаец, все еще находясь на гране реальности и особого мира, созданного руками хозяина квартиры. – Я слишком устал от этого всего. Клиника вызывает во мне уже не самые приятные впечатления.
- Так смените врача, клинику, сделайте тест на совместимость, в конце концов. У всего есть объяснение, а значит и обойти запреты можно, если знать в чем корень проблемы, - не вытерпев равнодушия в голосе Ханни, Хичоль подскочил с места, начиная метаться по кухне, смешно жестикулируя и совсем не замечая этого.
Хан Ген вздохнул и поднял на него взгляд, наблюдая за хрупкой фигуркой. Кореец так переживал за него, что это вызывало чувство собственной беспомощности, усиливающееся стократ, когда старший опустился на пол, прислонившись к дверцам шкафчиков. Отказываться от помощи было глупо, но принципы не позволяли переступить через себя, наступить на горло собственным понятиям о жизни и представлениям о правильности существования в этом мире.
- Хи, - китаец тихо позвал друга, заставляя того посмотреть на себя. – Я знаю, что в твоих запасах найдется несколько бутылочек отменного пойла… Не поделишься? – Состроил он страдальческую мордочку, отказать которой было просто невозможно.
Ким лишь протянул руку, чтобы открыть одну из дверок и выудить оттуда несколько бутылок из темного стекла, увитую оригинальной этикеткой с серебристыми буквами.
Глава 2
Глава 3

Глава 4

Глава 4

запись создана: 31.07.2012 в 11:34

@музыка: В наушниках - BoA – Only One

@настроение: Относительное

@темы: Super Junior, Фанфики

---

Полоса трех линий. Глава 3. (Не бечено)

Автор: KettyNiki
Бета: (она же гамма) Lady Mary
Фэндом: Super Junior
Персонажи: Ким Хичоль, Хан Ген, Шивон, Мэй
Рейтинг: R (пока так)
Жанры: Гет, Слэш (яой), Романтика, Драма, AU
Предупреждения: OOC, Мужская беременность
Размер: планируется Миди
Статус: в процессе написания
Дисклеймер: герои принадлежат сами себе и, если уж на то пошло, SMe. Моя только Мэй.
Описание: Один из них просто хотел ребенка. Второй - любил первого настолько, что готов был пойти против природы. Но желания ведь так просто не исполняются? И десять лет не такой уж и большой срок для кровоточащего сердца, когда рядом с тобой есть кто-то очень близкий?
Публикация на других ресурсах: Запрещаю.
От автора:
1. Не люблю AU, в которых все, так сказать, простые люди, но как-то не давала покоя мне эта идея.
2. Не стоит воспринимать всерьез некоторые моменты. Давайте просто представим, что такое возможно.
3. Сначала была идея, потом название и только к концу - текст первой главы появился.
4. СА - ленивая пятая точка. Пишет медленно, с трудом. Пинки приветствуются так же, как и комментарии.
5. Нужна бета. Очень нужна, а то я что-то сама в тексте собственном путаюсь.
6.Рейтинг может измениться, хотя НЦ я явно писать не буду, ибо не умею этого делать.
7.Гет тут чисто номинальный. Просто упоминание.
Вроде все...
С уважением, Никки

Глава 3

Шестьдесят шесть. Шесть и шесть – ровные цифры, овитые замысловатыми закорючками, нарисованные простым твердо-мягким карандашом на клочке блокнотного листа, вырванного с каким-то остервенением из ежедневника, в котором всегда хранились только самые важные записи. Гриф карандаша то и дело повторял одно и то же движение, то складывая, то вычитая два числа, по сути своей представляющие одну цифру. Но с каждой новой попыткой увидеть в них что-то менее ужасающее и радующее одновременно, надежда медленно таяла, оставляя под собой двоякость ощущений вместе с перепачканным некогда белоснежным листом бумаги. И даже кресло, на котором сидел Хичоль, казалось ужасно неудобным и жестким, будто кто-то сменил мягкую сидушку на неотесанные доски. Заходящее солнце пробивалось через толщу стекла, упрямо проскальзывая под руки и рисуя на щеках мужчины замысловатые тени, перемешивая их с нездоровым румянцем.
- Что-то случилось? – Сидящий напротив ассистент, Чхве Шивон, непроизвольно нахмурился, заглядывая в написанное, стараясь уловить хоть какой-то смысл в движении рук своего непосредственного руководителя. Он успел слишком хорошо изучить его, улавливая любое изменение в настроении или поведении, точно определяя, когда и что беспокоит Ким Хичоля. Сейчас же состояние коллеги и друга по совместительству вызывало некое опасение – на губах мужчины играла глупая улыбка, а глаза испуганно бегали по листку, будто отыскивая что-то в повторяющихся закорючках.
- Эксперимент, кажется, удался. - Резко поднял голову старший, заставляя Шивона отпрянуть от края заваленного бумагами и какими-то пробирками стола. Зрачки Хинима расширились, делая глаза черными, безумно поблескивающими, словно он принял изрядную дозу сильнодействующего наркотика. Не то, чтобы это было ново для младшего – Ким часто бурно реагировал на любой удачный опыт, проделанный лабораторией, - но в этот раз реакция была чересчур яркой, даже в некотором смысле неадекватной. Длинные пальцы нервно подрагивали, цепляясь за карандаш, царапая краску, оседающую на поверхность стола, ухоженными ноготками. Случилось что-то грандиозное. Это тот вывод, к которому пришел бы любой посторонний служащий лаборатории. Но Чхве знал каждый проводимый на данный момент эксперимент, включая закрытый, лично инициативный. И это могло означать только одно…
- Только не говори, что… - начал он, запнувшись о широкую улыбку старшего. Это был тот самый ответ, который не требовал лишних слов. И нелепые цифры вписались в хаотичный полет мыслей, образую ту саму картинку, приносящую ноющее чувство где-то под ребрами.
Хичоль выпустил из рук карандаш, хватаясь за черную папку и передавая ее своему ассистенту.
- Здесь отчет и результаты анализов. Я не был уверен в симптомах, поэтому все тщательно перепроверил, - пояснил он, складывая руки в замок и опираясь на них подбородком. – Еще неизвестно, как пойдет все дальше, но мне очень важно, чтобы ты помог в наблюдениях и прочем…
- Я помогу, вот только… что мы скажем общественности? Работникам лаборатории? Да и… Хен, ты уже сказал ему? – как можно осторожнее поинтересовался Шивон, заглядывая в предоставленные документы, оценивая нынешнее состояние своего руководителя и не находя ни одного отклонения в показателях. Хотя это действительно было только началом – срок был не так велик, чтобы судить о существенных изменениях в организме, хотя уже сам факт случившегося был изменением в привычный ход природы и представление о жизни в целом.
Хичоль вздрогнул от последних слов, на мгновение прикрывая глаза, вспоминая то самое роковое утро, когда пришлось притворяться, шутить и вести себя так, словно ничего и не случилось. Все действительно вернулось на круги своя – встречи по выходным, жалобы на клинику и врачей, закатывание глаз на глупые выходки и язвительность. Воспоминания были надежно спрятаны, скрыты от посторонних глаз в незримой фарфоровой вазе памяти. Сделанная из надежного материала, она изяществом форм украшала ячейки под черепной коробкой. Бережные руки то и дело стряхивали с нее пыль, позволяя содержимому выскользнуть на свободу и проникнуть в немногочисленные сны.
- Я пригласил его сегодня сюда, - нашелся с силами старший, напрягая мышцы спины и выпрямляя, словно кто-то невидимый привязал к его спине длинную колючую проволоку, при каждом неверном движении спивающуюся острыми шипами в белоснежную кожу. – Это будет сложно объяснить, но… Ты только подумай! – снова наигранно воодушевился Ким, стараясь не думать о предстоящем разговоре. – Он ведь так мечтал, так хотел…
Договорить ему не позволяет скептический взгляд Шивона, откинувшегося на спинку кресла и скрестившего руки на груди. Подобная вольность позволялась ему только в дружеской обстановке, далекой от стен лаборатории и тем более этого кабинета, когда алкоголь играл в крови, а адреналин просил выхода. В такие бесшабашные ночи Хичоль выкидывал какой-нибудь фортель, заставляющий краснеть не только красавицу-жену Хан Гена, но и набожного Шивона, чаще всего страдающего от поползновений в свой адрес.
Хичоль прищурился, стирая с лица улыбку.
- Что? – не вынес он напряженного молчания и будто заглядывающего куда-то под внутренности взгляда. Это раздражало, а Ким никогда не относился к категории терпеливых людей. И чем дольше длилось это, тем больше скапливалось ядовитого вещества на языке, готового в любой момент отослать сотрудника куда подальше. Дружба дружбой, но наставления и нравоучения о жизни его мало заботили.
- Хен, - тихо начал Чхве. В его голосе сквозила осторожность, с которой обычно обращались к мужчине подчиненные, страшась попасть под горячую руку порой чересчур вспыльчивого начальника. – Ты уверен, что Хан Ген отреагирует так, как ты на то рассчитываешь? Как-никак… - Шивон запнулся, не в силах подобрать нужных слов. Вся ситуация была пропитана абсурдом, точно корж сладким сиропом. Только, то ли сироп был испорчен и горчил, то ли кондитер неумел, спалив поджаренный золотистый сахар и махнув на это рукой, но привкус во рту оставался терпкий, неприятный.
- Я смотрю все в сборе. – Бодрый, немного насмешливый голос с порога вызвал дрожь по телу Чхве. Он с трудом заставил себя обернуться и растянуть губы в приветливой улыбке. В дверях стояла причина его несмелости и неконтролируемой зависти. С выбеленными на спор волосами, мягким взглядом и свойственной только ему заботой в каждом движении и прикосновении. Шивон вот уже на протяжении нескольких лет не мог понять, что же такого нашел в нем руководитель лабораторией, отличающийся не только отменным вкусом, но и избирательностью. В китайце не было ни утонченности, ни выдающейся внешности, ни чувства юмора. Ничего. Не считая умения понять, принять и остудить пыл самого старшего юноши в помещении. Быть может, дело было именно в этом? Уважение, переросшее однажды… во что?
- У кого-то хорошее настроение? – Все это время Хичоль нервно кусал внутреннюю сторону щеки, стараясь не встречаться взглядом с Ханни, неуместно оказавшимся непривычно пунктуальным. Последнего подобное поведение друзей удивило. Один неестественно улыбался, а второй будто подергивало от небольших разрядов тока.
- Что-то случилось? – Вмиг стал серьезным Хан Ген, чувствуя себя неуютно и неловко. Казалось, что он попал в незнакомую обстановку, где каждый человек чужой, коих и не знаешь вовсе.
Воздух вокруг словно сгустился, пропитавшись напряжением и недосказанностью, мешая кислороду поступать в кровь, из-за чего три молодых человека одновременно почувствовали приступ легкого головокружения.
- Добрый день, Хан Ген, - поприветствовал Шивон, первым приходя в себя спустя пятиминутное молчание и поднимаясь со своего места, намереваясь покинуть кабинет. – Хен, - обернулся он, чуть кивая Хичолю, придавая ему сил для последующего разговора. – Я буду в отделе и если понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти, - предупредил юноша, старательно напуская на себя бодрость и веселость.
Китаец отступил в сторону, пропуская к выходу младшего друга и вздрагивая от хлопка дверью, который в гнетущей тишине был подобен взрыву тротиловой бомбы – было удивительно, что дрогнувшее стекло не осыпалось на пол миллиардом осколком.
- Началась Третья Мировая? Америка запустила ядерную бомбу? – Опускаясь на все еще хранящее тепло чужого тела кресло, Хан Ген внимательно посмотрел на Хичоля, отмечая растерянный взгляд и бледность и без того молочной кожи, из-за чего он напоминал куклу, выставленную в приехавшем несколько дней назад передвижном музее восковых фигур. Не заметив никакой реакции на свою шутку, китаец выдохнул, подался вперед и щелкнул пальцами перед лицом старшего. – Хен, ты хотел поговорить о чем-то важном. И чем дольше я тут нахожусь, тем сильнее начинаю беспокоиться. Что случилось?
Ким пару раз моргнул, сбрасывая новые для него самого же эмоции, стараясь вернуться в свое обычное состояние. Выходило с трудом. Где-то на задворках сознания липкий страх переворачивал все вверх дном, прогоняя прочь первичную эйфорию. Багровый закат окропил небо, мрачными кровавыми тучами нависая над бесконечными высотками, сгущаясь с каждой минутой все сильнее. Хичоль чувствовал себя запертым между небом и землей этими самыми тучами. Шаг влево, шаг вправо – везде бесконечность и непредсказуемость. Как бы хорошо он не знал своего друга, но предугадать наперед его реакцию…
- Скажи, какое самое заветное желание хранит твое сердце? - Чуть сдавленный голос из-за чрезмерного напряжения резал слух, заставляя непроизвольно скривиться, но кореец приложил максимум усилий, чтобы сдержать себя. Улыбка едва коснулась его губ, стирая последние сомнения в правильности своего решения. Молчать и дальше было глупо, а глупости никогда не прельщали человечество.
- Хи, ты задаешь вопрос, ответ на который знаешь и сам, - немного грустно отозвался Хан Ген. Мысли о том, что мечты имею свойство не исполняться, начинали медленно сводить его с ума, а время не было достойным помощником. Оно лишь усугубляло положение день ото дня.
- Перед тобой лежит папка. Открой ее, - попросил старший, незаметно царапая гладкую поверхность столешницы. Первая царапина, как предзнаменование – китаец нахмурился, из-за чего между его бровей пролегла маленькая складочка. Он до конца не понимал, что от него требуется и какое отношение имеет черный пластик к поставленному ранее вопросу. Вторая – и длинные пальцы уверенно откидывают обложку, шурша вложенными белоснежными листами, исписанными ровными знаками. Прошло около трех минут, прежде чем Ген отложил папку и развел руками.
- Ты же знаешь, что во всех этих ваших штучках и терминах я ровным счетом ничего не понимаю, - нетерпеливо бросаил он, хмурясь еще сильнее прежнего.
Хичоль вздохнул, нервно поправляя воротник рубашки, ослабляя перекрывающий кислород галстук, и бросился в пугающую неизвестность:
- Это результаты обследования и заключение о том, что скоро твоя мечта сбудется.
- Прости? – переспросил младший, чуть приоткрывая рот от удивления, напоминая выброшенную на берег рыбу, что уже больше и не борется вовсе за свою жизнь, принимая каприз судьбы. – Мы только вчера… - попытался хоть что-то понять он, припоминая сочувственный взгляд врача.
- Полгода назад, наблюдая за твоими переживаниями, я провел кое-какой эксперимент… - начиная издалека, сообщил Ким, все так же наблюдая за реакцией друга и делая поступательные шаги к ответственному заявлению. – Это может показаться странным, неправдоподобным, но ровно 66 дней назад… Ты помнишь, что случилось тогда? – Кореец прищурился, зная про идеальную память китайца. Если того разбудить среди ночи и спросить в какой день и который час он впервые подрался, то ответ последует незамедлительно. Каждое, даже самое незначительное событие отмечалось в каком-то внутреннем календаре, открывающемся на нужной страничке каждый раз, когда это было необходимо. Хичолю показалось, что он слышит, как скребутся о стенки черепной коробки Хан Гена воспоминания. Но последующая реакция никак не вязалась с тем, что он ожидал услышать.
- Ты прав – это неправдоподобно, - выплюнул Ген, наконец, совладав с собой и откинувшись на спинку офисного кресла. Его взгляд приобрел холодный блеск, а губы сложились в прямую линию. Где-то в груди закипали негодование и злость. – Я никогда не ожидал от тебя чего-то подобного, - продолжает он, прищуриваясь. – Твоя любовь гадить в душу добралась и до меня?
- Нет, послушай… - И без того огромные, совсем не азиатские глаза, округлились. Хичоль знал, что разговор не получится простым. Окажись он на месте друга, то попросту сдал бы себя в психушку, но факт оставался фактом… - Мы можем поехать ко мне, и я сделаю при тебе эти дурацкие тесты… - Цеплялся за малейшую возможность Ким, чтобы доказать, что он не обманывает и не пытается обидеть. – У меня их несколько десятком осталось. В аптеке даже шутили, что впервые у них покупают столько…
- Хорошо, - тянет Хан Ген, поднимаясь со своего места, подходя к противоположной стороне стола и усаживаясь на его угол так, чтобы видеть лицо корейца. В его глазах по прежнему переливался холод и даже насмешка, коих Ким не видел ранее ни разу. Он не верил ему. Это было очевидно. Но что-то было еще… и это что-то… - Допустим, ты действительно смог каким-то невероятным образом обмануть природу, но где гарантия, что это мой ребенок? - Злость переполняла, застилая рассудок. Ханни расплылся в горькой улыбке, замечая, как бледнеет лицо друга. Он не совсем понимал, что говорит, позволяя яду пропитывать каждое слово, ударяя как можно больнее. – Я ведь не был у тебя первым? Шивон наверняка не зря бросает в твой адрес взгляды, полные обожания. Да и ты не лучше… Сколько раз на наших глазах твой язык побывал у него во рту?
Хичоль почувствовал, как обрывается что-то внутри. Он смотрел прямо перед собой и не видел ничего, кроме белесой пелены обиды. Боль заполнила все тело, оставляя пульсирующие точки в висках.
- Уходи, - прошептал он, не желая и дальше слушать оскорбления от человека, который был всегда чуть дороже всех остальных.
На мгновение разум китайца прояснился, а в глазах появились первые признаки раскаянья и сомнения. Но лишь на мгновение, потому что яд, стремясь покинуть вены, не остановил свой поток, до последней капли впитываясь в кровь жертвы.
- Правда глаза колет? – Склонился мужчина над ставшим неожиданно маленьким, ссутулившими Хичолем.
- Проваливай! – сорвался на крик последний, все еще пытаясь удержать назревающую истерику. – Уходи! – снова и снова повторял он до тех пор, пока в помещение не ворвались Чхве на пару с охранником. Шивон грубо схватил друга (или уже нет) за плечо, стаскивая его со стола и передавая в руки внушительных размеров парня. Китаец не стал сопротивляться, все еще находясь под действием собственной злости, продолжая кидать едкие фразочки до тех пор, как перед его носом не захлопнулась дверь.
- Хен… - Шивону не требовалось особое разрешение, чтобы заключить в объятья мелко подрагивающее хрупкое тело своего руководителя. Хичоль в его руках шептал что-то несвязное, давясь слезами и громкими всхлипами. Он цеплялся за белоснежный халат, пахнущий медикаментами и чуть уловимым ароматом одеколона. Эта смесь, вкупе с исходящим от накаченного тела теплом, вскоре успокоил его и придал сил для серьезного решения.

От автора: Спасибо за прочтение.
С уважением, Никки

запись создана: 23.08.2012 в 00:09

@темы: Super Junior, Han Gen,, Фанфики, Kim Heechul

---

Полоса трех линий. Глава 4

Автор: KettyNiki
Бета: нет, но очень нужна
Фэндом: Super Junior
Персонажи: Ким Хичоль, Хан Ген, Шивон, Мэй
Рейтинг: R (пока так)
Жанры: Гет, Слэш (яой), Романтика, Драма, AU
Предупреждения: OOC, Мужская беременность
Размер: планируется Миди
Статус: в процессе написания
Дисклеймер: герои принадлежат сами себе и, если уж на то пошло, SMe. Моя только Мэй.
Описание: Один из них просто хотел ребенка. Второй - любил первого настолько, что готов был пойти против природы. Но желания ведь так просто не исполняются? И десять лет не такой уж и большой срок для кровоточащего сердца, когда рядом с тобой есть кто-то очень близкий?
Публикация на других ресурсах: Запрещаю.
От автора:
1. Не люблю AU, в которых все, так сказать, простые люди, но как-то не давала покоя мне эта идея.
2. Не стоит воспринимать всерьез некоторые моменты. Давайте просто представим, что такое возможно.
3. Сначала была идея, потом название и только к концу - текст первой главы появился.
4. СА - ленивая пятая точка. Пишет медленно, с трудом. Пинки приветствуются так же, как и комментарии.
5. Нужна бета. Очень нужна, а то я что-то сама в тексте собственном путаюсь.
6.Рейтинг может измениться, хотя НЦ я явно писать не буду, ибо не умею этого делать.
7.Гет тут чисто номинальный. Просто упоминание.
Вроде все...
С уважением, Никки
Временная обложка

Глава 4

Чем к сорока годам человек может похвастаться? Успешной карьерой? Многим достаточно должности банковского клерка или бариста в небольшом кафе на окраине города, лишь бы работа нравилась и вызывала чувство насыщения эмоциями. Квартирой? Масса пыли и уборки в редкие выходные, пустота и тишина большого пространства. Машиной? Разбитая вдребезги железка еще не раз напомнит о том, что неплохо было бы подучить правила дорожного движения владельцу или остальным участникам дорожного движения. Чем действительно не может похвастаться каждый, так это счастьем. Оно крошечным огоньком теплится в уголках губ, срывая лестные слова и нежности. У него нет понятия «было» или «прошло», потому что счастье есть всегда, достаточно осмотреться и принять его таким, какое есть. Человек зачастую не замечает мелочей, списывая все на усталость и бытность. Все так, как должно быть, считаем мы и оказываемся в корне неправыми.

- Тест будет готов к пятнице.

Голубая краска на стенах прекрасно сочеталась с прозрачными колбами, на треть заполненными всевозможными жидкостями. От некоторых по таким же стеклянным трубкам поднимается белый пар, оседая на мензурках разноцветными каплями.

- Да. Но, забегая вперед, с уверенностью могу сказать, что он будет положительный. Мальчишка копия отца. Я не понимаю, по какой причине у господина Чо возникли сомнения.

В небольшой клетке две красноглазые крысы вздумали устроить побег. Они обгрызают прутья, недовольно морща длинные носы и дергая белыми хвостами. Неприятный скрежет зубов о металлические прутья разносится по небольшому помещению. И чтобы хоть как-то избавиться от него, в прорези появляется кусочек красного яблока, аккуратно разрезанного на ровные дольки. Крысы замирают, принюхиваются и медленно меняют дислокацию, принимаясь капризно медленно обгрызать сладкую сердцевину.

- Знаю, знаю, что это не мое дело.

Рука, держащая яблоко, проталкивает его в клетку и поправляет зажатую между плечом и ухом трубку телефона. Красный аппарат скрипит проводом, но послушно ложится так, как того просят.

- Если я еще раз услышу о новом проекте, меня вывернет утренним омлетом с овощами. И, поверь, это будет не самая лицеприятная картина, которую ты видел в своей жизни. - Мужчина щелкает клавишей мыши и удовлетворенно вздыхает – с экрана монитора на него смотрит инфузория туфелька с глазами-пуговками и невесть откуда (на самом деле при помощи бесхитростной программы – онлайн-фоторедактор) взявшимися зубами. – Сколько еще раз за десять лет ты мне это припомнишь? – посмеивается мужчина, приписывая кривыми иероглифами «Чхве Шивон» и пару линий, заменяющих «инфузории» челку. – И, в конце концов, у тебя еще две пары занятий, какого черта ты еще не в аудитории?

- А вот и я, - раздается звонкий голос и говорящий подпрыгивает на стуле. Он с трудом сдерживает подступающий поток ругательств и с недовольством смотрит на маленькую девочку. В ответ девочка невинно хлопает пушистыми ресницами и мило улыбается, приветливо протягивая руки вперед.

- Созвонимся позже, - бросает мужчина в динамик телефона и наобум укладывает трубку на рычаг. Подобные телефоны во времена технического прогресса и современного развития являются чем-то из рядов вон выходящим. Кусочек старины среди массовости, отличающий, выделяющий среди других людей.

- МаПа, - тянет девочка все так же, не отпуская рук.

- Однажды ты доведешь меня до инфаркта, маленькая проказница, - качает головой Хичоль и принимает предлагаемые объятья. Девочка моментально обвивает шею мужчины и усаживается на его колени, кокетливо склоняя голову на бок. Она очень похожа на взъерошенного воробушка, с торчащими в разные стороны черными волосами и горящим взглядом.

- МаПа, я честно-честно не специально, – капризно тянет девочка и Хичоль закатывает глаза. Он достает из ящика стола расческу и принимается распутывать мягкие прядки, наводя маломальский порядок на непослушной голове.

- Не специально, - передразнивает Хичоль и защелкивает короб заколки, удовлетворенно кивая своей работе. – А теперь рассказывай, как прошел твой день. - Он удобнее устраивает ребенка на своих коленях, отодвигая все лишние колбы подальше с края стола, во избежание опрокидывания и прочих неприятностей, преследующих гиперактивную малышку везде, где бы она не появлялась.

- Все как и всегда: школа, дополнительные занятия, на которые я больше не хочу ходить, танцкласс, - с толикой обреченности и явным недовольством в голосе принимается объяснять девочка. Ее руки сильнее сжимаются на шее мужчины и она смешно прогибается.

- Чем тебе не угодили занятия китайским и английской литературы? – Хичоль подхватывает хрупкое тельце под спину, позволяя прогнуться еще сильнее. Позвонки предупредительно хрустят, высказывая свое мнение на сей счет.

- Скукота, - по слогам произносит малышка и резко выпрямляется. – МаПа, я сдала все положенные тесты, - начинает она издалека, становясь неожиданно серьезной. – И дядя лаборант обещал договориться с тобой о прогулке в парк. Можно? Можно? Можно?

Глаза Хичоля закатываются сами собой. Запрещать ребенку простые детские забавы сродни кощунству, но порой не все зависит только от нашего желания. В девять лет мир требует познания, пусть и не всегда безопасными методами. И чем яростнее мы стараемся оградить дитя от опасности, тем крепче желание вкусить запретный плод, распробовать, ощутить все на собственном опыте.

- Мэй, ты…

- Ты должна поминать и прочее, прочее, прочее, - передразнивает девочка. – МаПа, я уже миллионы раз слышала, что мне нельзя подвергать себя опасности, нельзя не слушаться, нельзя даже просто погулять с друзьями без присмотра взрослых. Ты лишаешь меня малейшей надежды на нормальное детство.

- Малыш, послушай… - пытается вклиниться в поток недовольной и слишком взрослой для девятилетнего ребенка речи Хичоль, но терпит неудачу. Потому что на него смотрят два родных грустных глазика. В них плещется отчаянье и неприкрытая ничем обида.
- Папочка, я устала. Устала, что мне приходится каждые три месяца проводить по несколько часов в этой лаборатории не только для того, чтобы просто тебя увидеть. Все эти тесты, контроль веса, роста, активности лейкоцитов крови и еще что-то непонятное мне до сих пор… Все это выматывает, понимаешь? – Тонкий голосок дрожит от невыплаканных слез. Удивительно, но за всю свою, пусть и короткую еще, жизнь девочка практически не жаловалась и не плакала. Она стоически сносила обиды и упреки, смело продолжая двигаться вперед по дороге судьбы. Не каждый способен на такое в сознательном, зрелом возрасте.

- Я понимаю, Мэй, - сдается Хичоль, обнимая девочку. – Но и ты пойми меня. Ты моя дочь и мне страшно, что с тобой что-то может случиться. Ты особенная девочка. Я не раз говорил об этом. Просто… Просто давай дождем результатов последних тестов. И я обещаю, что мы сходим в парк развлечений и хорошенько повеселимся.

- Правда-правда? – с надеждой спрашивает Мэй, крепко обнимая мужчину в ответ.

- Разве я когда-нибудь обманывал тебя?

- Нет, - девочка прижимается сильнее к отцу, желая забрать грусть из его голоса и подбодриться. Ведь сейчас с ней все в порядке, а значит не стоит бояться.

- Вот и славно. А теперь найди Тэен и отправляйтесь домой. У меня еще много работы, - Хичоль отстраняет дочь от себя и щелкает ее по кончику носа, - а у тебя уроки.

Девочка кривится, но послушно сползает с теплых колен и перебежками направляется к выходу. Хичоль провожает ее взглядом, старательно сдерживаясь от желания обнять дочь и не отпускать никуда от себя. Ведь так надежнее. Так он может быть уверен, что с ней точно ничего не произойдет, пока его не будет рядом.

- Ты снова страдаешь от приступов паранойи?

- Иди к черту, Шивон, - шипит Хичоль, проклиная планировку здания. Нахождение лабораторного комплекса при университете – несусветная глупость. Отсюда часто слышен крик и возня с верхних этажей, отвлекающая от рабочего процесса. Еще более раздражает наличие запасных входов-выходов, ведущих прямиком к преподавательскую и аудитории, откуда запросто, при наличии именной ключ-карты, можно попасть в любую точку лаборатории.

- Хён, ты не сможешь вечно скрывать ее от внешнего мира, - молодой мужчина подходит к другу и опускается на корточки рядом с ним, заглядывая в его глаза. – Она растет. И чем старше будет становиться, тем больше вопросов родится в ее милой головке.

- К тому времени я найду лекарство, и все будет хорошо, - пытается оправдаться Хичоль, уходя от зрительного контакта. Он смотрит на тетрадь с записями и вздыхает. – Осталось еще немного. Я уже дважды чуть не потерял ее. Третий раз мне не вынести, понимаешь?

- Понимаю, Хён, понимаю, - Шивон сжимает в своих руках тонкие пальчики. – Но у тебя заканчивается материал для исследований, а чтобы достать новый…

- Я помню, Ши, - обрывает Хичоль друга и стискивает зубы. – Мне необходимо справиться с тем, что есть. В противном случае я лишусь дочери. Ее жизнь дорого стоит и ничто не остановит меня: ни обиды, ни злость, ни расстояние. И если понадобится, я из-под земли достану необходимый материал для проклятой сыворотки.

@темы: Писульки, Super Junior, Фанфики

---

Ставок больше нет

Ставок больше нет
Автор: KettyNiki

Фэндом: EXO - K/M
Персонажи: Сехун, Лухан, Чанёль

Рейтинг: PG-13
Жанры: Джен, Ангст, Драма, Мистика, Психология, AU
Предупреждения: Смерть персонажа, OOC, Нецензурная лексика
Размер: Мини, 7 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
О Сехун пациент психиатрической клиники, которому там вовсе не место. Или место?

Публикация на других ресурсах:
С разрешения автора

Примечания автора:
Я не пишу по ХунХанам из принципа. Не писала и практически не читала, может именно поэтому мне было так сложно писать это все. Но на роль Лухана попросту больше никто не мог подойти, а Сехун появился с первых же мыслей в моей голове. Поэтому советую не ругаться и не воспринимать всерьез все написанное. Стиль скачет - каюсь.

Заранее приятного прочтения.
С уважением, ваша Никки
Серый – цвет выцветшей напольной плитки со странным непропорциональным узором и стен, знающих о влажной уборке лишь понаслышке. Потолок здесь тоже серый, такой же, как и небо за оконными коваными решетками. Скажите на милость, кому придет в голову попытаться сбежать из-под чуткого надзора с тринадцатого этажа небоскреба? Тогда зачем выставлять решетки и каждый божий день проверять их наличие? Самоубийцы? Подобных субъектов привозят сюда с завидной регулярностью, но держат на привязи короткими ошейниками и ремешками. Тоже серыми, потому что прачка оставляет добрую часть пятновыводящих средств под нижней полкой, чтобы избавить себя от надобности приобретать их для личного пользования. С каждым мгновением серость становится частью проживающих, подкрашивая кожу и внутренности вязким напылением и оловом растекаясь по венам.

Промежуток в двадцать минут между приемом таблеток и завтраком – самое напряженное время в частной специализированной клинике для душевнобольных. Санитары с ловкостью циркачей лавируют между тележек друг друга, салютуя и переговариваясь, распространяя последние новости и жалуясь на закрепленных за ними пациентов. Двадцать минут шума и гама единственное, что еще напоминает о наличии жизни в больничных стенах.

- Доброе утро, Сехунни. – У санитара ярко-голубая униформа со смешной шапочкой на голове и нелепым рядом пуговиц на манжетах. Он постоянно цепляется ими за банки-склянки, едва ли не роняя дорогие препараты на металлическое дно тележки. Неуклюжий, с набором шуток-прибауток на каждый день и длинным языком, не прекращающим вещать о чем-то, ну очень интересном: погоде, новостях политики или намечающемся кризисе в Соединенных Штатах. Совсем еще юный, наверняка проходящий практику, Пак Чанёль нравился многим пациентам куда более, нежели сварливый старичок, работающий до него. Он скакал и прыгал вокруг кроватей, поправляя одеяла и проверяя прочность каждого ремешка на руках особо буйных, а главное – никогда не пытался влезть в душу или прочитать мораль о правильности поведения и суждений.

- Доброе, - флегматично отзывается пациент, неотрывно следя за перемещениями высокого юноши. Постепенно от мельтешения начинает стучать в висках, но просто взять и оторвать взгляд – непосильная задача. Даже моргнуть страшно, а вдруг исчезнет. Как все те сны…

- Сегодня у нас по расписанию, - Чанёль вертит в руках упаковку лекарства, одну из тех, что хранилась в его тележке отдельно от других, и глупо улыбается, - магний и аскорбиновая кислота. Ты чертовски везучий, малыш, - смеется он, передавая кругляшки в подставленную ладонь и наполняя высокий бокал прозрачной водой. На секунду задержав серьезный взгляд на бледном лице, Чанёль принимается активно размахивать руками, вещая о протеиновом завтраке и старушке из соседней палаты. Та страдает тафофилией и, поговаривают, захламила дом надгробиями и прочей похоронной атрибутикой, доведя тем самым родную дочь до инфаркта. Конечно, не каждый же готов проснуться однажды и найти в своей постели ритуальную вазу с остатками чьего-то праха. Вот и сплавили сошедшую на старости лет с ума в клинику. И не в какую-нибудь, а лучшую и самую дорогую.

- На завтра у тебя назначено свидание с родителями и сестрой, - как бы между делом сообщает Чанёль, заставляя Сехуна подавиться водой. Мальчик широко распахивает глаза и с таким ужасом смотрит на санитара, что тот невольно опускается рядом и хлопает по костлявому плечу. – Малыш, тебе не удастся вечно скрываться от этих людей. Все тонкости улажены и, если ты не станешь вести себя, как обычно, возможно, они даже позволят тебе вернуться домой. Ты же не хочешь всю жизнь проторчать в четырех стенах психушки в компании таких, как я или твоя соседка?

Сехун не утруждает себя ответом. Ему совершенно наплевать на соседство, прописанные витамины, от которых организм выворачивает разноцветной жижей. Здесь он чувствует себя вполне комфортно. Так, как не чувствовал себя дома со дня похорон родного отца. Ему было всего пять, когда мужчина в черном сообщил матери о смерти влиятельного бизнесмена. Тот задохнулся в салоне автомобиля, якобы забыв отключить зажигание и уснув за рулем. Нелепая смерть. Никто не стал расследовать или разбираться в истинных причинах произошедшего, приняв случившееся, как должное. Вроде был человек, а однажды его просто не стало. Закономерность этого мира, от которой пока еще никто не уклонился. Неутешная вдова горевала недолго. Через два месяца в дом вошел другой мужчина, взяв под свое руководство и крупную компанию, и воспитание чужих детей. И если младшая сестра, не знающая родного отца, смогла с легкостью подменить одну любовь на другую, то для Сехуна это оказалось непосильной задачей.

- Во всяком случае, подумай над моими словами, - Чанёль вымученно улыбается и треплет мальчишку по непослушным волосам. – А пока марш завтракать, а потом у меня будет для тебя подарок. – Игривое подмигивание часть Чанёля, и Сехун улыбается в ответ, поспешно набрасывая на плечи длинный больничный халат.

Завтрак проходит в гробовой тишине под надзором строгой смены охраны, у которых не пошалить и не сказать лишнего слова. Сехун торопливо пережевывает безвкусную дрянь, именуемую поварами овсянкой с черносливом, и почему-то совсем не чувствует себя английским лордом. Каша пристает к ложке и лишний раз отказывается отлипать от металла, из-за чего мальчик хмурит брови и недовольно морщит нос. Для полноты картины субстанция скребет стенки пищевода и взрывается во рту приторностью.

Чанёль появляется на пороге столовой как раз в тот момент, когда каши остается на донышке, а тошнота подступает к горлу. Он совершенно не обращает внимания на недовольство охраны, подхватывает под локоток подопечного и уводит за собой, игриво отдавая честь служивым. Сехун в знак благодарности изворачивается и виснет на санитаре, громко смеясь и непонятно еще чему радуясь. В такие моменты он особенно похож на ребенка, волей судьбы лишенного самого ценного – детства. Чанёлю хочется восполнить недостаток воспоминаний всевозможными глупостями и забавами, но единственное, что хоть как-то подвластно его влиянию, возможность прогуляться по парковой зоне, прилегающей к территории клиники.

Яркий свет бьет по глазам. Приходится жмуриться и прикладывать ладонь ко лбу, чтобы поскорее привыкнуть к запретным, ставшим за два года нахождения в серости чуждыми краскам. В горле моментально пересыхает от переизбытка кислорода, вызывая головокружение. Сехун хватается пальцами за рукав черного пальто санитара, не в состоянии сдвинуться с места ближайшие несколько минут. Чанёль только посмеивается, аккуратно разжимает маленькие пальчики, переплетает их со своими, и устремляется вперед.

Они медленно бредут по тропинке, вымощенной разноцветными камнями. Сехун вертит головой из стороны в сторону, как маленький ребенок, восхищенно вздыхая и попеременно наклоняясь, чтобы поднять пожелтевший листочек и прочувствовать всю прелесть ярких красок. Он смеялся, и смех его звоном колокольчиков разносился по округе, подхватываемый прохладным ветерком. Прохожие недовольно перешептывались, не понимая странной радости подростка обычной прогулке по парку. Но ни Сехун, ни Чанёль не обращали на пересуды внимания. Будто в мире не осталось ничего, кроме парка и пары молодых людей, наслаждающихся глотком свободы.

Немного осмелев, Сехун выпустил заботливую руку и остановился, запрокинув голову. С качающихся деревьев, кружась в осеннем вальсе, падали листья. Мальчик вытянул руки и закружился вместе с ними, припоминая уроки танцев. Он чувствовал, как свобода наполняет все его тело, подпитывая силами для дальнейшей борьбы с мыслями о не сложившейся судьбе. Счастье – это момент «здесь и сейчас». И никакие «завтра» не должны вмешиваться в хрупкое единение с природой.

Сехун останавливается только тогда, когда краски сливаются в одно слепое пятно, но улыбка так и не покидает его губ. Он смотрит на Чанёля с благодарностью и несколько раз кланяется, вызывая смех последнего. Один из поклонов выходит смазанным, взгляд цепляется за одинокую фигуру среди кустарников и замирает. Сехун хмурит брови, стараясь лучше всмотреться в размытый опускающимся на парк туманом профиль. А потом зажмуривается.

«Нет, нет», - проносится в его мыслях. – «Этого просто не может быть», - думает он, разлепляя веки и убеждаясь в своей правоте. В том месте, где мгновением ранее стоял молодой человек, никого нет. Только ветер треплет аккуратные ветки кустарника, и туман дымкой стелется.

- Хён, - зовет Сехун, не смотря на спутника. – Думаю, пора возвращаться, хён.

Чанёль прищуривается, чтобы понять внезапную перемену в настроении подопечного, но просьбу выполняет, вновь перехватывая тонкие пальчики. Они молча возвращаются в клинику. Чанёль помогает мальчику переодеться и улечься в кровать и советует немного поспать перед обходом. Сехун на автомате кивает и накрывается с головой одеялом, молясь никогда-никогда не засыпать. Потому что страшно. Потому что там, во сне к нему снова придет этот парень с грустными глазами и шрамом на запястьях. Сехун не видит его рук, но чувствует кровоточащий разрез лбом, на который ложится прохладная ладонь. И все это столь реально, что просыпаясь каждое утро вот уже в течение года, мальчик молит всех богов оставить его разум в покое, не отнимать, не делать таким же безвольным существом, как и других пациентов психиатрической клиники. Впервые странный мальчик пробирается в его сон после отмены каких-то там препаратов и замены их стандартными витаминами. Он сидит у его кровати и смотрит внимательно-внимательно, будто ищет что-то. На вид он младше самого Сехуна. Глаза по-детски грустные, а кожа идеально-гладкая, будто фарфоровая. Сехун уточняет у незнакомца, все ли в порядке, но тот молчит и только смотрит. С тех пор он не пропускает не одного дня, с завидной регулярностью «навещая» молодого пациента психиатрической клинике.

Сон приходит неожиданно и Сехун спит до ужина, рассматривая красивое лицо с идеальными чертами лица, пока в палату со знакомой улыбкой не впархивает Чанёль. Лицо размывается, розовые губы искажаются в животном оскале и О кажется, что белые зубы вгрызаются в его плоть. Чанёль щебечет об изменениях в графике и подталкивает не отошедшего от сна подопечного к двери, потом прямо по коридору к лестничному пролету, вниз по лестнице в зал, оборудованный для встреч с родственниками.

Первое, что бросается в глаза Сехуна – бледное лицо сестры. За последние полгода, что его не навещали, она заметно подросла и превратилась в хорошенькую, угловатую девочку. У нее испуганные глаза и выглядит она напряженной. В отличие от матери и отчима. Сехун даже не задерживает на них взгляда. В груди поднимается знакомое чувство отвращения, замешанное на детской обиде и несправедливости. Этих людей он давно вычеркнул из списка близких родственников.

- Сехун, - остерегающе произносит отчим, и мальчик заставляет себя поклониться в знак приветствия и несуществующего уважения. У мужчины тяжелый взгляд, переполненный чувством превосходства над каждым, находящимся в небольшом помещении.

- Как ты себя чувствуешь? – без доли интереса спрашивать мать, и Сехун едва сдерживается от едкого комментария.

- Все в порядке, госпожа О, - повторно кланяется мальчик. – Не стоит беспокоиться.

Женщина недовольно поджимает губы, но больше вопросов не задает. И смотрит с такой грустью, что Сехун почти верит в ее раскаянье. Почти, потому что он-то знает, что она представляет из себя на самом деле. Жадная до денег шлюха, без угрызений совести запихнувшая собственное дитя в психиатрическую клинику ради части наследства, оставленного по непонятным причинам в большей доле именно ему. Смешно. И грустно, наверное.

- Вижу, шрамы постепенно сходят, - вновь подает голос «отец». – У тебя хорошая регенерация клеток, если столь глубокие порезы оставили так мало следов.

- У пациента лучшая регенерация, с которой я когда-либо сталкивался, - вмешивается Чанёль, ободрительно сжимая плечи подопечного. И Сехун неописуемо рад, что встречи с родственниками проходят исключительно под присмотром персонала клиники. В правилах прописано, что это необходимо для обеспечения безопасности посторонних, а на деле часто оказывалось, что от них самих следовало оградить больных.

- Явно сыграла хорошая наследственность, - добавляет Пак. Он со спокойствием удава, выдерживает пару презрительных взглядов, и даже фыркает негромко – он и не таких видал на своем жизненном пути. – В состоянии пациента заметны значительные улучшения, и если вы захотите, мы сможем позволить ему на выходные выезжать за пределы клиники.

- И это не опасно? – интересуется мать. Ее личико искажается страхом и растерянностью, от которых хочется смеяться в голос. – То есть, я хочу сказать, есть ли гарантии, что без соответствующего медикаментозного сопровождения, Сехун не повторит попытки свести счеты с жизнью?

- Никто не даст Вам подобных гарантий, госпожа Чхве, - Чанёль называет новую фамилию матери, умалчивая о назначенных препаратах и их безвредности, и Сехун поджимает губы. Он все еще не может привыкнуть, что за двенадцать лет все круто изменилось. Он остался единственным напоминанием о существование некогда в мире некоего господина О, бывшего владельца корпорации по производству нетканых материалов. Верного мужа, любящего отца, надежного партнера, незаменимого друга.

- Но стоит отметить, что многие пациенты окончательно выздоравливают именно в домашних условиях…

Чанёль говорит долго, умело играя интонациями и манипулируя вниманием. Даже отчим заинтересованно слушает его, иногда согласно кивая. Сехун устало вздыхает и переводит взгляд на огромное стекло. Зал посещений – единственное место, позволяющее насладиться видом утопающего в золоте города. Здесь нет решеток на окнах, и жалюзи задержались не долго, сорванные в порыве злости кого-то из посетителей.

«Где-то там кипит жизнь», - думает Сехун и во второй за день бледнеет, замечая одинокую, но такую знакомую фигуру. Из-за значительного расстояния он не может различить черты лица, поэтому в желании приблизиться к окну, дергается в руках санитара. Пак напрягается и отдергивает его, практически прижимая костлявую спину к своей груди, но мальчик продолжает вырываться, беззвучно шевеля губами. Он дергается так сильно, что пугает младшую сестру, в ужасе прижавшуюся к матери.

- Уведите его, - приказывает господин Чхве, властно указывая направление рукой. Он с ненавистью смотрит на мальчика и не скрывает победной ухмылке – упечь подростка в специализированное заведение было его лучшей идей. И сейчас он в этом убедился самолично.

- Пусти, - шепчет еле слышно пациент. Чанёль разворачивает Сехуна за плечи, выводит из зала, извинившись предварительно перед родственниками, и обнимает, ласково поглаживая пушистую макушку. Мальчик громко всхлипывает и шепчет что-то невнятное, уткнувшись носом в район чужих ключиц. Его трясет, как в лихорадке, и Чанёль не понимает, что могло спровоцировать эмоциональный срыв у здорового пациента. Конечно, он не станет отрицать, что сотню раз проштудировал личное дело подопечного, поговорил с лечащим врачом, передавшем его в полное распоряжение практиканта. В графе «причина поступления» числилась попытка суицида и подробный отчет врачей скорой помощи, и рапорт полицейского. Мальчик якобы разбил стекло в школьном танцклассе и пытался изрезать тело, чтоб наверняка. Но характер ранений говорил о невозможности нанести часть ударов самолично. Отсюда можно было сделать лишь один неутешительный вывод – от мальчика избавились. Удачно подобрали момент и закрыли в клетке, дабы зубки не показывал и ноготки не распухал.

- Сехун-а, что происходит? – спрашивает Пак, помогая мальчику опереться на себя и подняться на нужный этаж. Они игнорируют лифт, позволяя друг другу успокоиться и набраться сил перед необходимым разговором, от которого зависит будущее маленького, брошенного на произвол судьбы мальчика.

- Хен, я, кажется, схожу с ума, - честно признается Сехун, забираясь на кровать с ногами и обнимая острые коленки. – Я вижу то, чего не должен видеть, понимаешь? Я вижу мальчика, очень на меня похожего. Сначала он мне просто снился, а сегодня попался два раза наяву. Попался и исчез, как мираж или приведение, понимаешь? – На испуганных глазах вновь рождаются слезы, но О сдерживает их.

- Малыш, ты понимаешь, что это значит? – Чанёль анализирует услышанное и с ужасом осознает, что подопечному действительно здесь не место. А ведь он так надеялся, что, как только О Сехуну исполнится хотя бы 18, он сможет самостоятельно принимать решения, а значит и за выпиской дело не встанет. Но два года накладывают свой отпечаток и зачастую не самый положительный.

- Хен, я не могу так больше. – Предательская слеза покидает свое убежище и одиноко катится по впалым щекам, подчеркивая обреченность своего хозяина. – У него много шрамов. Они в точности повторяют мои. Понимаешь? Он будто я, только черты лица мягче, красивее. Он похож на красивую куклу, каких полным-полно у сестры. Я никогда не понимаю, зачем они нужны ей, если сестренка даже не распаковывает их, расставляя по полкам прямо в цветных коробках. Они все кажутся живыми, но с пустотой внутри. Холодная, мертвая красота, понимаешь? Вот и он, этот мальчик, в точности такой же. Красивый, но как будто не живой.

- Сехун-а, ты должен обо всем рассказать врачу, - тихо произносит Пак, надеясь не вызвать бурной реакции пациента. Тот сначала не реагируют, а потом поднимает голову и смотрит с неподдельной надеждой на санитара.

- Согласен, - мальчик подается вперед и хватает Чанёля за запястье, больно сжимая его. – Только спасите от этих глаз и холода маленьких ладошек.

Сехуну прописывают курс легкого успокоительного и стимулирующие препараты. Он запивает три таблетки большим количеством воды и блаженно закрывает глаза, в надежде впервые за долгое время нормально выспаться. Веки тяжелеют моментально, погружая в легкую дрему, медленно переходящую в крепкий сон. Но он не приносит облегчения. Сехун с ужасом смотрит на мальчика, удобно устроившегося у его ног, и не может произнести хоть слово. Зато впервые слышит тихий, мелодичный голос своего наблюдателя.

- Меня зовут Лухан, - начинает незнакомец, поправляя теплое одеяло. – И, да, ты прав, я мертв. Почти мертв, потому что жизнь в моем теле два года поддерживается аппаратом искусственного дыхания и внутривенными инъекциями. Просто кто-то свыше решил пошутить. - У незнакомца горят глаза, как у кошки во мраке ночи, и Сехуну хочется отодвинуться, спрятаться от пронзающего насквозь взгляда. – В тот день, в девятнадцать часов сорок восемь минут, умереть должен был ты. Никому ненужный мальчик с разрушенной жизнью и без малейшей веры в лучшее. Но ты выжил, - Лухан подтягивается на руках и склоняется к застывшему лицу. – Из-за тебя я застрял между жизнью и смертью. Родители, друзья, младший брат давно потеряли надежду на мое пробуждение, но все равно отказываются от отключения аппарата. Просто потому что верят. В меня верят, понимаешь? И я обязан оправдать надежды. Поэтому ты уйдешь.

Распахнутые до предела глаза, кажется, выкатываются из орбит от волны боли, пробегающей по нервным окончаниям. Сехун чувствует, как зажившие шрамы теряют целостность, раскрываясь перед длинными, холодными пальцами. Лухан разрывает ткани с видом профессионала и удовлетворенно улыбается. На его бледных щеках появляется румянец – первый признак возвращения жизни. Он становится на порядок красивее, но кукольная красота никуда не пропадает, обретая новые краски, отвлекающие от пустоты содержимого.

Из уст пациента психиатрической клиники вырывается болезненный хрип, а на другом конце города в точно такой же реабилитационной частной клинике мальчик с кукольным лицом делает первый самостоятельный вздох, ввергая О Сехуна в пучину забвения. Черта подведена. Выбор сделан. Ставок больше нет.

@темы: Писульки, EXO-K/M, Фанфики

---

Хочется написать откровенное насилие. Причем такое, чтобы прям весь свой запал на это потратить. В противном случае я свершу его в реалии, а мне бы этого не очень хотелось. Точнее нет, хотелось, но нежелательно. Хочется, но не можется, как и всегда, ибо вместо этого я пишу нечто странное по... самой не верится... ХунХанам. Я ж терпеть их не могу. Из-за чего у меня буквально внутри все протестует и желает впихнуть вместо Лухана Исина, но я не могу. Лу идеально впишется в образ работы, а Исина и так у меня много.

@темы: Бла-Бла-Бла

---

Никому и ничего не напомнило? Я отказываюсь это смотреть до конца, ибо какого фига, ребятки? Я впервые!Впервые поставила анлайк в ютубе (да простят меня фанаты), но я малость в недовольстве

@темы: k-pop, Мнения, NU'EST

---

В погоне за предательством

В погоне за предательством
Автор: KettyNiki

Фэндом: EXO - K/M
Персонажи: Исин/Бекхён, Лухан/Исин (одностороннее), Чанёль/Бэкхён, Сехун

Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Повседневность, AU
Предупреждения: OOC
Размер: Драббл, 5 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
- Син, - шепчет парень, когда горячие дрожащие губы касаются его лба. Из глаз всех троих присутствующих катятся серебристые ручейки слез, возвещающие о начале нового витка времени, где каждый из них обязательно сможет найти общий язык и простить прежние обиды, чтобы смело взглянуть в светлое будущее.
Публикация на других ресурсах:
С разрешения автора
Примечания автора:
Я снова скатилась в нечто липкое, как и мой Бекхённи в этой истории. Смысл? Что это такое? Обоснуи? Ха, вы с ними вообще в моих работах встречались? В общем очередная нудная история с открытым концом. Приятного прочтения)))

Чтобы настигнуть Исина у основания лестничного пролета, Бекхёну достаточно минуты. Он хватает его за тонкое запястье и резко дергает на себя, заставляя остановиться и прекратить ни к чему хорошему не приводящую истерику. Подросток не поднимает головы, находя в цементе больше интересного, нежели в лице своего соседа и… кого? Еще несколько минут назад он считал его возлюбленным. И не стоит морщить маленькие носики. Да, Исин – гей. С тех самых пор, как поцеловал свою первую подружку и долго отплевывался от приторного привкуса блеска для губ и клубничной жвачки. Клубнику, к слову, он ненавидит точно так же, как и смазливых девочек, вертящихся вокруг него в университете и танцевальной студии. Неприязнь дошла до абсурда два года назад – стоило родителям сообщить о пополнении в семействе и поле будущего ребенка, Исин собрал пожитки, некоторые накопления и рванул прочь из дома. Другая страна, мегаполис, крошечная квартирка под чердаком в скромном районе, работа на полставки – ему было достаточно, лишь бы подальше от девчачьего плача и сюсюканья с будущей стервозной любительницей клубники.

- Исин~а, пожалуйста, позволь мне все объяснить, - превозмогая боль в боку и подступающую к горлу тошноту, умоляет Бекхён. Он все сильнее сжимает чужое запястье, не заботясь о возможных синяках, что обязательно расцветут на полупрозрачной коже. Лишь бы удержать рядом несколько мгновений, растянув их на бесценные минуты. В противном случае, он потеряет его. Раз и навсегда. Безвозвратно. И не помогут уговоры. Бекхён просто не сможет вернуть его назад.

- Я не хочу ничего слышать, - тихо, из последних сил сдерживая накатывающие эмоции, произносит Исин и поднимает взгляд. Бекхён дергается, как от удара плетью – такое уже было. Он знает, он лично вытаскивал парня из состояния, близкого в коме наяву. Пустые, холодные глаза, черной бездной затягивающие в глубину боли и ирреальности. Более года назад Бён Бекхён пообещал, что никогда и никому не позволит толкнуть своего парня в объятья внутреннего, закрытого ото всех мира. Но вместо других сам стал причиной нависшей над Исином тучи замкнутости и медленно подступающего одиночества.

- Прошу тебя, дай мне всего пять минут и…

- Ты скажешь, что это не то, о чем я думаю? – жестко обрывает Исин, прищуриваясь. – Лучше вернись в квартиру и позволь своему дружку закончить начатое. Неудовлетворенность плохо сказывается на работе всего организма.

- Я люблю тебя, - предпринимает последнюю попытку Бекхён. Слова срываются с его уст колким упреком и не скрывают сквозящую в них надежду. Исин заметно дергается, впервые за долгие месяцы слыша их, но не поддается, намереваясь пойти до конца.

- И это не мешает тебе подставлять задницу первому встречному. Хотя постой. – С лестничного пролета слышатся торопливые шаги, громким эхом возвещающие о приближении кого-то высокого и тяжелого, кого-то, кого видеть снова Чжан Исин не готов. – Он же в твоей группе учится? Один из тех, кто держит студенческую братию в своих цепких ручонках? Чотёль? Чамёнь?

- Чанёль, - зачем-то поправляет Бекхён, тут же прикусывая язык. Глаза его парня теряют остатки блеска, а сам он весь сжимается, аккуратно выпутывая свою руку из цепкой хватки.

- Не имеет значения. Я лишь надеялся, что хотя бы ты не упадешь так же низко, как и все остальные в этом потонувшем в разврате, коррупции и жестокости учебном заведении.
- Исин! – миниатюрный молодой человек пытается снова ухватиться за Исина, срастись с ним, если то понадобится, но пальцы ловят лишь пустоту. Исин спускается на оставшиеся пару ступенек вниз, оглядывается в последний раз, пару мгновений смотрит на подоспевшего высокого парня и скрывается из вида, бросив краткое:

- Счастливо оставаться.

И больше ничего не происходит. Только пищит электронный замок на подъездной двери. Никакого вам грома, молний, внезапного ливня или любого другого признака наступления конца света. Словно так оно и должно было быть. Словно ничего глобального не произошло. Бекхён опускается на ступени и складывается пополам, обнимая колени. Из глаз маленькими, аккуратными дорожками скатывается соленая жидкость, и он позволяет себе несколько громких всхлипов, прежде чем скатиться в полноценную истерику.

Его предупреждали. Ему настойчиво намекали, что он не достоин такого, как Исин. Человеку со странностями и особым взглядом на мир нужен тот, кто всегда сможет защитить, уберечь от ненужный волнений, согреть или хотя бы поделиться теплом. Бекхён со своей влюбчивостью и мягкотелостью не был способен дать Исину полноценных отношений, которых тот заслуживал. Его самого нужно было оберегать и хранить, как коллекционную куклу. Именно поэтому, стоило Пак Чанёлю мило улыбнуться, достать в библиотеке с верхней полки книгу или помочь с пакетами из супермаркета, Бён впустил в свои отношения постороннего.

«Ему здесь не место», - кричало внутреннее Я, но его бесцеремонно затыкали невинными взглядами и случайными, ничего не значащими прикосновениями. Ведь Чанёль и не пытался затащить его в кровать. Просто так вышло. Совместная работа над проектом дизайна фотостудии, сроки сдачи которой поджимали, медленно перетекла в дружескую беседу. Бекхён даже не понял, когда он начал отвечать сначала на робкий, мягкий, запретный, а от того еще и более сладкий поцелуй. И уж тем более он никак не ожидал, что окажется со спущенными штанами пред взором собственного парня.

- Бекки, - тихо, насколько позволяет тембр голоса, зовет Чанёль. Сильные руки аккуратно ложатся на дрожащие плечи, заставляя обратить внимание на их обладателя, а потом и вовсе перемещаются на предплечья и насильно заставляют подняться с холодного бетона.

Бекхён чувствует себя безвольной куклой, позволяя увести себя в квартиру, раздеть, уложить под одеяло и влить успокоительного. Сон приходит моментально. Беспокойный. В нем парень замерзает, кутается в теплую одежду, но все равно не может согреться. Вдобавок во сне темно, и что-то липкое касается его ног и рук, заставляет бежать, бежать, бежать. Он устремляется все дальше, разбивает колени в кровь, когда падает на твердую поверхность под ногами, но вновь поднимается и практически не чувствует физической боли. «Нужно бежать», - стучит в висках, чему Бекхён и подчиняется.

Просыпается Бён разбитым. На прикроватной тумбе горит тусклый свет настольной лампы, оставленной так с вечера, а в квартире тихо, как и во сне. Он с трудом заставляет себя подняться, принять душ и направиться на учебу. Но и там чувство противной липкости не покидает его. Ему кажется, что даже воздух пропитан этой непонятной субстанцией, от которой свербит в носу и горчит на языке. И сколько бы мятных леденцов не перебывало во рту, от этого не избавиться.

В воротах университета его встречает обеспокоенный О Сехун. Маленький вундеркинд вытаптывает траву газона, невзирая на неодобрительные взгляды спешащих на работу преподавателей. Все его мысли сейчас где-то далеко. Обеспокоенный взгляд сканирует каждого входящего и выходящего, явно выискивая кого-то конкретного. Он вглядывается в каждое лицо и на автомате здоровается – самого юного студента в истории университета знают все. Ему приходиться вертеть головой из стороны в сторону, чтобы случайно никого не упустить, и он сразу оживляется, стоит на горизонте появиться знакомой, но отчего-то сгорбившейся фигурке.

- Хен! – мальчик с разбегу налетает на Бекхёна и больно хватает за плечи. Мальчик мальчиком, а силищи в этом с виду тощем создании куда более, чем у любого его знакомого. – Хен, - повторяет сорванным голосом Сехун, - у Исин-хена выключен телефон, и никто не может до него дозвониться. В квартире никого, в нашем тайном укрытии его тоже нет. Что случилось? – тараторит он, пока воздуха в легких хватает. – Хен? – отдышавшись, зовет мальчик, но в ответ получает только вымученный взгляд и огромную руку, сбрасывающую его собственную. Сехун недовольно косится сначала на руки, а потом на их обладателя и начинает шокировано пятиться. Перед его взором предстает ни кто иной, как Пак Чанёль, небрежно приобнимающий его друга и легким чмоком целующий того в щеку. О не может поверить своим глазам. Такого просто не может быть. Ведь парочка СинБеков (как за глаза называли их в немногочисленной компании друзей) всегда была тем ценным примером настоящих отношений, пропитанных искренностью, верностью и ослепляющим счастьем.

- Ты… Да как ты… - Сехун давится возмущением, не в силах принять сам факт происходящего.

- Сехунни, - звонко переливается наигранно веселый голос и мальчик готов разреветься. Он оборачивается и видит Чжан Исина, активно машущего ему рукой и приглашающего пройти в здание, ведь до ленты остались считанные минуты, а опозданий в этом учебном заведении не прощают. Сехун ничего не понимает. Что могло случиться за какие-то сутки?

- Син, - слышится тихое спереди. Оно столь тихое, что О и не уверен, а действительно ли кто-то что-то произносил. Он не осмеливается обернуться, чтобы проверить, поэтому просто идет по направлению к лучшему другу, очерчивая круг предпочтений. Вот так. Пара шагов прямо, три влево по асфальтированной тропинке и тонкие пальчики цепляются за его пиджак, как за старательный круг.

«Что случилось?» - хочется спросить мальчику, но вместо ненужных сейчас слов, он обнимает Исина за плечи, наигранно смеется и ерошит свободной рукой кое-как уложенные волосы. Со стороны кажется, что ничего не случилось, но две пары глаз: одна прищуренная, а другая грустная, – внимательно следят за удаляющими студентами, прекрасно понимая всю сложность рушащихся взаимоотношений.

Бекхён некоторое время смотрит в одну точку, складывая по полочкам редкие проскальзывающие в голове мысли и вздыхает. Ему приходится сделать над собой усилие, чтобы прейти в себя и сбросить чужие наглые руки.

- Чанёль, я не знаю, что ты там себе напридумывал, но у нас никогда ничего не получится, - уверенно заявляет он, смотря собеседнику в глаза и не видя там ничего, кроме привычной смешливости. В душу закрадываются нехорошие подозрения, и Бекхён ахает от осознания собственной глупости. Ну конечно же…

- Напридумывал себя что-то ты, милый, глупый, наивный Бён Бекхён. – Чанёль улыбается знаменитой улыбкой во все имеющиеся зубы, отчего хочется их проредить на десяток, как минимум. – Ты сделал все, что от тебя требовалось. – Высокий парень показательно отряхивает руки и поправляет лямку рюкзака, небрежно свисающего с его плеча. – Лухан будет счастлив заполучить, наконец, твоего бывшего любвничка в свои сети. Уж слишком долго он от него бегал, не находишь?

- Нет, нет, нет, - Бекхён округляет глаза и виснет на рукаве чужого пиджака. – Пожалуйста, нет, - панически шепчет он. Хочется добавить: «Только не Лухан», - но его бесцеремонно отталкивают в сторону и скрываются прочь из вида. Бекхён срывается следом, выискивая глазами светлую сехуновскую макушку, но безрезультатно.

Где-то на периферии сознания слышен оглушающий звон, возвещающий о начале занятий, но Бён не торопится в аудиторию. Только не сейчас, когда в голове масса ненужной информации, воспользоваться которой он попросту не сможет – Исин не поверит ему. Лухан всегда был одним из самых продуманных студентов университета. Старший среди своих друзей, он с легкостью организовал клуб поддержки себя любимого, вписывая туда все новые и новые имена от первокурсников до президента студсовета. Он умело манипулировал людьми, добиваясь видимых результатов в спорте, общении и учебе. Лухан – китаец, два года назад приютивший на первых парах Исина в своей огромной квартире.

- Не меня ищешь? – Перехватывают Бекхёна выше локтя. В обманчиво невинных глазах плещется интерес и лукавство проголодавшейся змеи. Бекхён морщится и вырывает руку, но уйти не спешит. Либо он здесь и сейчас все решит, либо навсегда потеряет то ценное, что сумел восстановить в своем возлюбленном. Кожу на место прикосновения неприятно жжет, вызывая мысли о необходимости принять душ с обезоруживающим средством, а то мало ли.

- Годы идут, а ты не меняешься, - вместо приветствия усмехается Бён и скрещивает руки на груди. – Грязные приемчики сейчас в моде, не правда ли?

- У местной дамочки появились зубки? – В голос Лухана сквозит угроза, приправленная щепоткой ненависти и удивления. – Не боишься, что я всем раструблю о нашем маленьком секрете? – Парень склоняется над Бекхёном, обводя указательным пальцем скулу.

- И станешь объектом насмешек? – Бекхён уходит от прикосновения, отклоняясь и делая шаг в сторону. – Нет, Лухан, этим тебе меня не запугать. Сумма, выложенная мной за спокойствие любимого человека, станет подвигом, а вот содержание человека в неволе и последующая его перепродажа отдает уголовным преследованием.

- Я все равно получу свою игрушку назад, - миловидный юноша пожимает плечами и улыбается. – Он такой, сломленный предательством, обязательно захочет получить немного тепла. А тут я весь такой, практически рыцарь на железном коне, дам ему желаемое. Он же не сможет и дальше скрываться от очевидного – мы идеальная пара. Разве не отличный план?

- Я всегда поражался, откуда в тебе столько уверенности.

Бекхён в очередной раз за утро вздрагивает от неожиданности. Разминая шею, к ним скорым шагом направляется вызывающая споры персона. Он стремительно приближается, нехорошо прищуриваясь. Бён восхищается грациозностью и исходящей от парня опасностью. Такого Исина ему видеть еще не доводилось. И это, несомненно, заводит.

- Ты с этой своей придуманной привязанностью совсем рехнулся, - выплевывает Исин, поравнявшись. – Сколько это может продолжаться, Лу? Оглянись вокруг. Тебя любят, тебя почитают, ты талантливый певец, что еще тебе не хватает? Заполучив меня, чего ты добьешься? Я никогда не полюблю…

- Замолчи, - шепчет Лухан, закрывая уши руками. – Замолчи, - повторяет он громче, стараясь не слышать жестоких слов из уст желанного человека.

- Лу, - Чжан обхватывает руками круглое личико и заставляет посмотреть в свои глаза. – Малыш, я люблю тебя как брата, я благодарен тебе за помощь при поступлении и поддержку, когда мне она требовалась, но я никогда не прощу предательство и насилие. Ты избивал меня, перемешивая все светлое с грязью, ты насиловал, когда я отказывался принимать твои подачки в виде ласк и огромных денег, ты продал меня, в конце концов, за бесценок, лишь бы проучить. Сколько раз тебе удавалось сломать меня? Сколько мне приходилось возрождаться из пепла?

- А потом у тебя появилось это недоразумение, которое не способно ни на что.

- Я люблю его, понимаешь? Он дал мне крылья, которые ты ломал. Он вытащил меня из адового котла, в котором я сгорал заживо рядом с тобой.

- Но он практически изменил… - пытается возразить Лухан, но замечает холодный огонек в любимых глазах. Исин знал. Исин просто обо всем знал, но никоем образом не выказал своей осведомленности. Тщательно подготовленный план оказался бесполезным – за время совместного проживания он хорошо выучил его, умея просчитывать любой коварный ход наперед.

- Син, - шепчет парень, когда горячие дрожащие губы касаются его лба. Из глаз всех троих присутствующих катятся серебристые ручейки слез, возвещающие о начале нового витка времени, где каждый из них обязательно сможет найти общий язык и простить прежние обиды, чтобы смело взглянуть в светлое будущее.


От автора: Спасибо за прочтение!
С уважением, Никки

@темы: Писульки, EXO-K/M, Фанфики

---

я только что в своем мухосранскн видела девушку в футболке 88 wolf.и у меня было дикое желание выпрыгнуть из маршрутки с воплями "свои".думаю это уже не лечится

@темы: EXO-K/M, Личное

---

И откуда только такие детишки красивые берутся? Нет, серьезно. Такое милашество 98! года рождения

@темы: AA, k-pop, Мнения, Бла-Бла-Бла, Double A

---

В какой-то момент осознаешь, что люди нехера не меняются. И чем взрослее они становятся, тем сложнее с ними общаться и воспринимать репитные ошибки. Вот так вот... Наверное, лучше полнейшее одиночество, нежели "друзья", у которых всегда есть кто-то за спиной,ибо ведь как же без запасного варианта то? Ненавижу. Это единственное, что я готова сказать некоторым. Н.Е.Н.А.В.И.Ж.У.

@темы: Бла-Бла-Бла, Где-то уже было, Нытье, Личное

---

tonight is just one night

tonight is just one night
Автор: KettyNiki

Фэндом: EXO - K/M
Персонажи: Чонин/Исин

Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Повседневность, AU
Предупреждения: OOC
Размер: Драббл, 3 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Чонин помнит – та ночь была в точности такой же.
Публикация на других ресурсах:
С разрешения автора
Примечания автора:
Меня потянуло снова в эту степь. Мне явно нельзя грустить, ибо у меня моментально начинаются проблемы с передачей эмоций. Два дня на повторе - Fly to the sky – Missing You. Это настроение работы.

Матрицы сознания. Глупые цифры и нули, несущие в себе терабайты воспоминаний и необходимых надстроек для элементарного существования среди миллиардов таких же носителей прямоугольных плоскостей. Иногда хочется запустить губительный вирус в систему жизнеобеспечения, чтобы он стер всю имеющуюся информацию без возможности восстановления. И чтобы никакая посторонняя программа не могла найти в закутках памяти то, что бередит и без того кровоточащие раны.

Это лето было не из тех, какие назовешь замечательными, запоминающимися или хотя бы жарким. Земля захлебывалась от ливневых потоков, стекающих сплошной рекой слез прямиком с неба, решившего наградить грешных людей живительной влагой. Редкое солнце, словно издеваясь, выглядывало на краткие часы, давая маленькую передышку перед новой порцией холодных ветров и косых дождей. Тучи хмурой массой преследовали по пятам случайных прохожих, уворачивающихся от брызг из-под колес общественного транспорта. Серость, основа этого лета, пеленой укрывала здания и растительность, до неузнаваемости смазывая краски.

Пальцем провожая неспешный путь заблудившейся капли по стеклу, Чонин прислоняется к стене оконного проема и поджимает ноги. Сидеть на подоконнике холодно, но сил сдвинуться хоть на миллиметр с насиженного места не осталось. По оголенным плечам гуляет сквозняк, забираясь стайкой мурашек под ворот майки, просачиваясь под кожу и пробирая до самых костей.

Зябко. Чонин ёжится и передергивает плечами. Он помнит – та ночь была в точности такой же. С дурманящим запахом свежести и повышенной влажностью, мешающей вдохнуть полной грудью. С черным небом, на котором то и дело ветвились разряды электричества, рассекая гладь в неровные клочья. С тишиной в огромной квартире, потревоженной раскатами грома и редкой трелью телефона.

Никто не предполагал, что одного человека достаточно для создания хаоса. Одного или двоих. Чонин не может ответить, как воспринимали это окружающие, покуда все постепенно рушилось, разваливалось, превращалось в гору никому ненужных обломков. Никаких обвинений или косых взглядов. Просто в одночасье настоящее превратилось в прошлое, а загадываемое будущее сизым дымом растворилось в атмосфере, словно и не было его вовсе.

Кай не пытался никогда быть лучше. Жизнь благоговела к нему, позволяя обрасти хорошими друзьями, заботливыми одногруппниками, расположением агентства, привлекательной внешностью и способностью выходить сухим из воды. Множество фанатов купало его в лести, поднимая самооценку до небывалых высот, возводя на престол сексуальнейшего айдола. Чем, собственно, он не брезговал пользоваться, раскладывая в номере отеля очередную смазливую девицу. Они висли на нем пачками, соглашаясь подписывать немыслимые договора о неразглашении, лишь бы только прикоснуться, вкусить холодную страсть своего кумира. Девочки не догадывались к кому опустошенный, с низко опущенной головой, виной в глазах и стойким чувством ползать на коленях, возвращался, нет, не Кай, а подросток Ким Чонин.

- Однажды он обо всем узнает, - впуская в квартиру, раз за разом напоминал сосед по комнате. Кенсу был не из тех, кто лезет в чужие дела, но постепенно камень в его душе обрастал новыми слоями известняка ответственности и страха. В группе ползли слухи, менеджеры, спускающие все с рук своим подопечным, начинали хмуриться и перешептываться, и Кенсу это не нравилось. Предчувствие сдавливало грудную клетку вокалиста, не позволяя открывать рот лишний раз.

- Однажды не наступит, пока все осведомленные будут молчать, - жестко отсекал Кай, задевая плечом доброжелателя. Ему меньше всего хотелось думать о последствиях и плате за ошибки. А уж что придется расплачиваться, сомнений не возникало.

Время тикало, отмеряя сначала год, потом второй, а следом и третий. Слава разрасталась в геометрической прогрессии, продвигая группу вверх по строчкам чатов. Вместе с ней затягивалась удавка из лжи и предательства на тонкой, смуглой шее. Отлучек становилось больше. Внеурочные репетиции перестали быть частью графика, вызывая подозрения и недовольство руководства. Безнаказанность и балансирование на грани сводили с ума и заводило куда сильнее, чем любой афродизиак. Кай пропадал без предупреждения, отмахивался от недоуменных взглядов и тихих приветствий. Он захлебывался в пафосных речах и растекался в безыскренных поклонах, с пеной у рта доказывая свое право на личное пространство и свободное от работы время. А потом настала дождливая ночь средь давящего зноя засушливого лета.

Чонин помнит – та ночь была в точности такой же. Только хлопков входной двери было на один больше, а шансов вернуть расположение – меньше. Он, оглушенный холодным тоном, заполненным колкими снежинками арктического льда и отрешенностью, не мог ничего сделать. Только стоять и наблюдать, как мимо проносятся согруппники, хватаясь за телефоны и головы. Внутри натренированного, гибкого тела разрасталась скручивающая болью пустота, а в ушах, точно зажеванная, потрепанная временем пленка вещала на китайском языке. И не разобрать слов. Только звуки и интонации, которых достаточно для осознания. Все кончено. Вот так просто. Без истерик, скандалов, упреков и ручейков слез по щекам.

Запрокинуть голову и прикрыть глаза – все, на что способен лидтанцор мальчиковой группы EXO. Бывший лидтанцор, стоит заметить. Потому что достаточно двух недель, чтобы признание, коего добилась группа, превратилось в ничто без полного состава китайской подгруппы. Возможность осуществить общую мечту ускользала, как песок сквозь пальцы, как покидающие один за другим агентство друзья, браться, согруппники. По-прежнему не было осуждения или попыток разобраться в ситуации. Только все та же, знакомая отрешенность и четкое понимание, что больше ничего не осталось.

Он сглатывает образовавшийся в горле ком и старательно борется с воспоминаниями, с особой жестокостью врывающимися в сознание. Они вызывали тошноту гнетущее чувство ненависти к себе. Хотелось принять ванную из серной кислоты, чтобы смыть, наконец, въевшуюся до костей грязь, но как очистить душу и мысли от черноты и пустоты, не на миг не покидающих вот уже более года?

Глаза с поволокой нежности, руки с умелыми пальчиками, гладкость кожи, губы, из которых одна обязательно полнее второй, чувствительную шею, отзывчивость и умение согреть одним только прикосновением, стереть грязь пошлости и холодной, болезненной страсти. Чонин всегда боялся, что рано или поздно хрупкий Чжан Исин сломается в его руках. Стоит надавить сильнее положенного, как на бледной коже появлялись фиолетовые с желтизной крапины синяков, но невинная, счастливая улыбка все равно не покидала сладких губ. Его нужно было оберегать и хранить, как дорогую фарфоровую статуэтку древних династий. Иногда сдувать пыль и ни в коем случае не прикасаться к ломкому внутреннему содержанию. Ни при каких обстоятельствах. Только он не смог. Не удержал равновесие и хрупкая статуэтка превратилась в неровные осколки.

Чонин помнит – та ночь была в точности такой же. Дождь не переставая хлестал по стеклам, скрывая за сплошной, непроглядной пеленой сгорбившуюся фигуру с рюкзаком за плечами, с единственным желанием – оставить позади годы лжи, предательства и совершенно ненужных знаний, где, когда и с кем пропадал любимый человек, прежде чем впорхнуть в его объятья, чтобы согреться среди тающего тепла привязанности.

от автора: Спасибо за прочтение!
С уважением, Никки

@темы: Писульки, Бла-Бла-Бла, EXO-K/M, Фанфики

---

Знаете, иногда так хреново быть единственной, до кого не успели доколупаться. Наш невъебенный бухгалтер решила мне ткнуть носом, что я работаю меньше всех и вообще я никто и звать меня никак. Только проблема в том, что именно она ничем не занимается у нас здесь, сбросив все на свою помощницу. Бля! Просто ну за что мне все это? Я не конфликтный человек, так нет... надо доебаться.

@темы: Бла-Бла-Бла, Личное

---

Сваха в невинном обличии

Автор: KettyNiki
Фэндом: EXO - K/M
Персонажи: Все ЕХО
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Флафф, Повседневность, Занавесочная история
Предупреждения: OOC, Нецензурная лексика
Размер: Драббл, 4 страницы
Кол-во частей: 2
Описание:
Серия маленьких историй, объединенных сюжетом и невинным макнэ, который не такой уж и невинный
Посвящение:
Маше. И пусть ты с ЕХО так уж и не дружишь, но... с возвращением!
Публикация на других ресурсах:
С разрешения автора
Примечания автора:
Идея пришла вместе с желанием выспаться, поэтому написалась не сразу, а только сейчас, когда уже все основные моменты забылись. Да. Пишите там, где придется, и тогда, когда придется. Вдохновение оно такое капризное.

О ключицах, демонах и проворном макнэ. Исин/Бекхён

У Исина невообразимо соблазнительные ключицы. Тонкие, рельефно выступающие косточки привлекают взгляды малолетних поклонниц, желающих облизать, покусать или еще чего похуже. Откровенных желаний в милых головках достаточно, чтобы развить элементарное чувство самосохранения. И, конечно, оно почему-то обходит китайского танцора стороной. Намеренно или с подачи плотоядно облизывающихся стилистов, расстегивающих запретную третью (а следом и четвертую) пуговичку на концертных рубашках, заказывая футболки с умопомрачительными вырезами и художественными дырками? Наивный, мило улыбающийся всем и вся Исин принимал наряды, как должное, позволяя использовать, крутить и вертеть собой, совершенно не обращая внимания на ошарашенные взгляды одногруппников и мрачную ауру одного конкретного из них.

Бекхён… А что, собственно, Бекхён? Привыкший к образу Дивы дивной под номером два (и нет, он не признается никогда, что перед самым дебютом брал некие уроки у некой более прославленной, более мудрой Дивы агентства), обладатель обворожительной щенячьей внешности и выразительных (не без посторонней помощи) глаз, вовсе не завидовал повышенному вниманию не к своей персоне. Нет, нет и нет. Ему доставляло не меньшее эстетическое удовольствие созерцание выступающих косточек, но в исключительных ситуациях. Каждый раз, когда Бекхён замечал нездоровый блеск в глазах коорди, перешептывающихся со стилистами, он всеми силами пытался унять внутреннее негодование. Да и возбуждение заодно, что таить. Именно поэтому он с периодичностью несколько раз в минуту гордо шествовал мимо беседующих, нарочно задевая вглядывающегося в свое отражение китайца, переключая неодобрительные взгляды окружающих на себя. Уж лучше так, чем утонуть в море чужой слюны, едва не капающей с подбородков каждого третьего.

Когда Бён Бекхён опустился до того, чтобы вот так откровенно выказывать свое недовольство? Быть может в тот момент, когда маек в гардеробе китайца стало в разы больше, нежели нормальных, стандартных футболок, прикрывающих все самое интересное за высоким воротом? На самом деле вокалист корейской подгруппы очень даже спокойный. Немного капризный, конечно, шумный, но спокойный и чтобы довести его до бешенства нужно очень постараться. А вот Исину и делать ничего не нужно. Достаточно просто оказаться рядом, сверкая своими ключицами, обтянутыми полупрозрачной молочной кожей, которую так и хочется укусить, и этой блядской ямочкой, что сносит все заслонки адекватности к чертям. Вот здесь Бекхён чувствует себя одной из этих девочек с переизбытков гормонов, готовый прыгать и бегать вокруг объекта своих далеко не невинных мыслей, дабы добиться расположения и заполучить в личное пользование. Желательно на всю ночь. Или хотя бы подальше от камер и плотоядных взглядов тысяч миленьких соперниц.

- Если ты не перестанешь пялиться на него, танцевать будет ой как неудобно, - шипит в ответ на очередное столкновение Крис, старательно приглаживая непослушный загривок. Он щурится в отражении зеркальной глади, размазывая ухмылку по уголкам губ. Бекхён вздрагивает и замирает, чтобы в следующее мгновение вспыхнуть алым румянцем на измазанных тональником щеках. Быть пойманным на месте преступления не входило в пункты его коварного, тщательно продуманного плана по избавлению невинного Исина от взглядов прожорливых акул. От себя в том числе. Наверное.

- Он и так уже всячески избегает любых контактов с тобой, - раздается с другой стороны голос лидера всея ЕХО. Он дергает Бекхёна за выкрашенную прядку, неизменно улыбаясь. – Оно и понятно – вокруг тебя разве что демоны не летают, - неопределенно машет он руками.

- Вылови его уже после расписания и дело с концом, - подмигивает Крис, щелкая себя по кончику носа, гордо приподнимая его. – Пока это не сделал кто-то попроворнее.

Бекхён следит за его взглядом в зеркале и едва ли не рычит, обнажая ровный ряд белоснежных зубов. Прямо рядом с ничего не замечающим Лэем крутится Ким Джонин, то доверительно заглядывая в глаза, то склоняясь и что-то шепча на стремительно краснеющее ушко. Исин только отмахивается и посмеивается, невинно приобнимая коллегу, совершенно не обращая внимания на плотоядную улыбку ледяного принца.

- Уж он то медлить не будет, - заговорчески усмехается Сухо, хлопая вокалиста по плечу и удаляясь к кучке щебечущих менеджеров, прихватывая с собой второго лидера. Бекхён, собственно, этого не замечает. Все его внимание приковано к органично смотрящимся танцорам. Ему с его комплекцией и неизменным щенячьим видом явно не место с нежным, хрупким Исином. Тому подошел бы как раз кто-то вроде Кая – с хитрицой во взгляде и надежным плечом, способным оградить от всего и сразу. Бекхён присматривается к жестам каждого, ловит вдохи и выдохи, улыбки и даже взмахи ресниц, и, когда рука Кая недвусмысленно проникает под футболку старшего, поглаживая поясницу, срывается. И плевать он хотел на несочетаемость образов и характеров. Чушь все это. Несусветная. Ему нужно два шага, чтобы обойти менеджеров и двух лидеров, и еще пять шагов, чтобы схватить ничего не понимающего китайца под руку и уволочь прочь из гримерной, при этом громко, показательно хлопнув дверью.

- Спасибо, Нуна, - кивает внимательный Сехун и прислушивается к негромким крикам по ту сторону двери. – Поменяться с Исин-хеном было отличной идеей, - макнэ оправляет полы цветастого пиджака, стащенного из общей кучи вещей, предназначавшейся не ему, и довольно щурится. – Прятать такие ключицы и эти руки – настоящее кощунство, правда? – Иногда быть самым младшим крайне удобно, думается ему, пока девушки наперебой хвалят его. Никто не отвлекает от наблюдений за нерасторопными хенами, никто не останавливает и не подслушивает его разговоров со стилистами, менеджерами и прочими окружающими группу людьми. И уж точно никто не догадывается, что роль свахи в царстве двенадцати пришельцев, безропотно занята проворным О Сехуном, лучшим донсеном и макнэ всея ЕХО.

О душевных терзаниях, шрамах и неуклюжем макнэ

Кай/Лэй (одностороннее), Кай/Тао


Штукатурка вперемешку с белилами крошкой стелется по стене вниз, оседая тонким слоем белесой пыли под ногами. Кай морщится и прислоняется лбом ровно в то место, где секундой ранее побывал его кулак, и глубоко дышит, в попытках справиться с раздражением и злостью, бурлящими в крови. Постепенно красная пелена перед глазами спадает, уступая место тошноте и головокружению, оставляя блистать яркостью красок подбрасываемые памятью картины. В горле кислотой застревает ком невысказанных мыслей и едких слов, ядом скатывающихся в пищевод, отравляя ослабленный долгой тренировкой организм. И послать бы все к черту. Просто взять и махнуть рукой на скрежет сердца в грудной клетке, сбросить маску холодного принца, рожденного выходить победителем даже в проигрыше: с гордо поднятой головой и вздернутым носом.

«Ну, конечно», - усмехается про себя Кай, растягивая губы в кривой ухмылке, от которой заводятся толпы фанаток и едва ли не трясутся в экстазе постановщики и операторы, - «остается только сдаться на милость чекнутой парочки». – Он стискивает зубы, словно стараясь вгрызться в неизменный образ одногруппников: сильные руки, обнимающие хрупкое тело, устроившееся между натренированных ног, доверительно спиной на чужой груди.

Джонин соврет, если начнет утверждать, что ничего не знал. Скорее наоборот. Знал, замечал, чувствовал, назовите это как угодно. И он, конечно, догадывался, что рано или поздно пышущий убийственной аурой Бекхён взорвется, предъявит права на объект своих воздыханий, но отчего-то продолжал надеяться. На что? Месяц невинных ухаживаний, каждодневные попытки стать ближе, даже глупые рожицы вместо вопрошаемого эгьё за лишний кусочек мяса, и без того перекочевывающего в его тарелку под предлогом заботы, внимания и старшинства. Все коту под хвост – невинный, не видящий дальше своего носа Исин хлопал длинными ресницами, мило улыбался и списывал все на братскую привязанность среди участников группы. Даже когда прикосновения приобрели интимный характер, а взгляд буквально кричал о желании сцеловывать каждую улыбку, Чжан Исин продолжал игнорировать, не замечать.

- Идиот, - шипит танцор, качая головой. Он не конкретизирует, кому именно адресовано звонкое словечко, возможно и вовсе не относит его к кому-то, а просто иронизирует, подводит черту под происходящим. Вот только…

- Идиот! – вторят ему в ответ из другого конца коридора пугающе недовольным голосом Тао.

И Кай смеется, громко, с придыханием, захлебываясь звуками, исходящими из саднящего горла. Смеется, потому что плакать попросту не умеет. Смеется, потому что в его сторону несется Хуан Цзы Тао, на ходу снимающий белые блюки. Парнишка нисколько не стесняется своей наготы, устремляясь куда-то в сторону раздевалок и душевых кабинок. Он матерится на китайской (уж что-то что, а китайскую нецензурную лексику выучили все корейцы, включая менеджеров и руководство, потому что иногда некоторые особо одаренные китайские канадцы другого языка попросту не понимают), громко топает ногами и явно проклинает создателя кофейных напитков и всех его родственников, включая троюродных бабок сестер племянников сводных дядек родителей. Но замирает в паре шагов от хватающегося за живот одногруппника с не меньшим набором китайских иероглифов на лице. Тоже бранных, если уточнять.

- Ты больной? – зачем-то интересуется Тао, пару раз для разнообразия моргая выпученными глазами.

- Ага, - кивает Кай и оценивающе прищуривается. Всегда скромный Тао все еще не стесняется, стоя перед ним прямо в полосатых черно-синих боксерах, подчеркивающих все самое интересное. Глаз цепляется за красноватые следы на бедрах от ожога горячим напитком, скользит ниже к щиколоткам и замирает там, на выделяющейся белым среди загорелой кожи полоске рваного шрама. Дыхание сбивается повторно, а навязчивая картинка неожиданно рассыпается на миллионы снежинок, медленно тающих в кружении света и пошлых мыслей. Губы привычно искажаются в подобии ухмылки, а в глазах загораются искорки новой надежды.

- Прости, Тао, - совершенно без вины в голосе шепчет Сехун, пряча глаза за высветленной челкой. Пластиковый стаканчик из-под кофе летит прямиков в корзину для мусора, провожаемый скептическим взглядом Криса и смешком Сухо, маскирующим свою заинтересованность кашлем.


От автора: Изначально ничего больше не планировалось, но идея странных пейрингов отлично вписалась сюда.
Спасибо за прочтение!
С уважением, Никки

О феромонах, росте и услужливом макнэ

Минсок ничерта не понимает. Вот совсем ничегошеньки не понимает. Какого хрена творится в их многочисленной группе, сопровождаемой по жизни (или скорее по бешенному ее ритму) четверкой менеджеров и кучей прочего люда? Откуда эта атмосфера тошнотворной сладости феромонов, въедающаяся в складки одежды и поры, вызывая зуд и жжение? Расчесывая в кровь кожу на руках, Ким Минсок думал, что он вполне адекватный, самый старший среди мелкой братии, и ему никак не привыкнуть к мысли, что что-то и где-то прошло мимо него. Загадочные взгляды, которыми обмениваются некоторые из одногруппников, вызывают вопросы, требующие немедленных ответов. И он ищет их. В многочисленных карманах грязного белья, под матрацами и в письменных столах. Что таить, пару раз прищуренный, любопытный взгляд совался в сумки и рюкзаки, но и здесь его ожидал провал – ничего, кроме самого необходимого не находилось, а значит опираться нужно было не на внешние, а на внутренние факторы. Вот тут-то Ким и застрял – психология в число сильных сторон его умений и знаний никогда не входила. Да и к чему она при наличии в штатного психолога в агентстве? Приходилось задумываться, спотыкаться, пропускать мимо ушей замечания и важные объявления и много-много думать, анализируя имеющуюся в запасе информацию.

- Какого хрена? – вопит Сюмин, хватаясь за левую сторону груди, где предположительно у всех нормальных людей находится сердце. Он пятится назад, больно ударяется лопатками о дверь и во все глаза смотрит на лобызающиеся парочки. Будь он чуть внимательнее, чуть чутче к интонациям в голосах, никогда не попал бы в подобную ситуацию и не стал свидетелем далеко не невинной сцены. – Какого хрена, я вас спрашиваю? – сипит он, стараясь хоть так привлечь к себе внимание.

Парочки неохотно отрываются друг от друга и щурятся от яркого света, заполнившего танцкласс с легкой руки Сюмина, и словно в мгновение ока приходят в себя. Они таращатся то друг на друга, то на нежданного гостя и нервно отодвигаются на приличное расстояния один от другого, путаясь в ногах и едва не валясь на паркет. Проходят долгие три минуты (Минсок считает), прежде чем кто-то решает заговорить.

- Хен, тут такое дело,.. - Исин пытается взять ответственность на себя, как самый старший из «провинившихся», но моментально сдувается под недовольным взглядом.

- Вот какое дело, я вижу, - парень задыхается от негодования, отдающего привкусом самой настоящей обиды. Они уже пару лет живут под одной крышей, а доверия в этих несносных мальчишках к нему, такому замечательному, понимающему, самому доброму, милому и обаятельному, не прибавилось. – А вот какого черта вы устраиваете подобное в здании агентства, не стесняясь ни друг друга, ни возможных свидетелей, ни… - Взгляд Минсока цепляется за сжавшегося, насколько позволяет гигантский рост, в углу Чанёля и нервно передергивает плечами, - …одногруппников, в конце концов.

Четверка прослеживает траекторию его взгляда и дружно ойкает. Чанёль от громкого, синхронного «ой» только больше вжимается в стенку и обнимает колени руками, словно пытаясь защититься или хоть как-то спасти свою пострадавшую психику.

- Значит так, - командует Сюмин, - отличившихся прошу покинуть помещение – с вами я поговорю дома, - недобро сверкает он глазами и испытующе смотрит на каждого, покуда зал не становится пустым. Одновременно с этим пропадает привычная сладость на языке, и Минсок удовлетворенно вздыхает – эти феромоны доведут его до расстройства желудка.

Чанёль в углу не подает признаков жизни. Дрожит только и смотрит как-то затравлено, что старший под гнетом забывает об увиденном ранее. Он подходит ближе, усаживается прямо на пол и притягивает огромного репера в свои объятья. Тот куклой валится в его руки и утыкается носом в яремную впадину, сгибаясь практически пополам, но принимать более удобное положение не торопится, прислушиваясь к своим ощущениям. Минсок только выдыхает на это и глупо улыбается.

На самом деле Ким Минсок всегда мечтал быть чуть повыше. Хотя бы на полдесятка сантиметров. Чтобы возвышаться над другими, напоминая о своем старшинстве. Но природа пошутила, наградив его милейшей внешностью и способностью оставаться «кавайной някостью» даже в самый неприятных ситуациях, полностью отбивая у младших желание уважать или хотя бы слушаться. Конечно, он завидовал всем, кто был выше его. Хотя больше он завидовал именно Чанёлю, потому что рост того идеально вписывался в образ неуклюжего подростка с двумя левыми ногами, жизнерадостным характером и неиссякаемым запасом шуток, как с конвейера, слетающих с длинного языка.

- Я ведь только хотел узнать, куда подевался Бекхён, - глухо гудит Пак, перемещая огромные ладони на подвернувшиеся в качестве опоры бедра. Чужие бедра. – Он в последнее время совсем не уделяет мне внимание. Постоянно куда-то сбегает, прихватывая с собой моего лучшего соавтора. И мне так скучно было после занятий, так хотелось поболтать, как раньше… - репер тараторит со скоростью света, но благодаря поставленному речитативу каждое слово слышится вполне отчетливо.

Минсок восхищенно прислушивается и даже прикрывает глаза для того, чтобы лучше чувствовать растекающееся по телу тепло.

– А потом мне повстречался Сехун. Он сказал, что хен собирался сюда. И что не стоит включать свет. И вообще лучше сделать сюрприз. Но я же не знал, - последние слова Чанёль тянет особенно заунывно. Сюмин ласково гладит его по спине, с усмешкой думая: «Сехун, значит», и мысленно делая пометку проучить маленького чертенка. Или поблагодарить. Как карта ляжет.

О среднестатистичности, аллергии и мышке-макнэ

В Чунмене нет ничего особенного. И сколько бы он не пытался, сколько не крутился у зеркала, ничего, совсем ничего не менялось: все та же серая кожа, выделяющиеся скулы и поставленная улыбка, от которой сводит мышцы лица. Он поворачивает голову влево, придвигается ближе к своему отражению, рассматривая гладкую из-за нанесенного крема щеку, и горестно выдыхает. Вот уже много лет ему приходится уговаривать себя, девать многочисленные установки, проводить заунывные беседы со штатными психологами, пить горстями таблетки, чтобы от всего этого попросту не свихнуться и поверить, наконец, что и он не так плох, как кажется.

С самого детства Чунмен считал себя обычным ребенком со среднестатистической внешностью, но четким пониманием себя и своего внутреннего мира. Уже в десять он знал, чем именно хочет заниматься по жизни, но каждый раз намеченная цель ускользала буквально из-под пальцев, точно проворный жучек. Он хватал его, догонял и вновь упускал, покуда сил хватало бороться дальше. Семь лет тренировок у любого подкосили бы уверенность в себе. Представители агентства хлопали по плечу и наперебой просили подождать, потерпеть. И каждый раз находились вполне логичные объяснения – подтянуть вокал, увеличить количество часов, проводимых в танцклассах, попробовать изучить китайский/японский/тайский или какой-нибудь еще более экзотический язык, чтобы в призрачном будущем понимать своих фанатов. Но время шло, а фанатов так и не прибавлялось. Так же, как и не появлялись намеки на возможный скорый дебют.

Семь лет день изо дня Чунмен каждый вечер рассматривал свое отражение, ловя сочувственные взгляды сначала родителей, а следом и соседей по общежитию. Никто ни о чем ему не говорил, но все отчетливо читалось в тусклых глазах и покачиваниях головой. Чунмен с остервенением умывался, брился, использовался всевозможные примочки, чтобы хоть немного улучшить свое положение и немного подбодрить, дать самому себе уверенность в завтрашнем дне и своей внешности.

После официального дебюта, кружась в суматохе дней, теперь уже лидер группы Сухо, проводил у зеркала больше времени. «Синдром принца», - наперебой журили мемберы, но избавлять от него не торопили. Отражение было вроде то же, но визажисты маскировали всяческие недостатки, замазывая синяки под глазами и маленькие шрамы от спешного бритья. И это устраивало его. Нарисованное лицо выглядело живо, завораживающе, а главное – красиво. Красиво настолько, что Чунмен не спешил смывать грим, покуда вся группа не разбредется по комнатам и не провалится в глубокий сон. Тогда он мог позволить себе маленькую слабость – дать волю прежнему, ничего не значащему подростку со среднестатистической внешностью, завидующему доброй половине группы.

- У тебя прыщик, хен, - слышится гаденький голос Сехуна из недр общежития.

Сухо вздрагивает и подпрыгивает от неожиданности, затравлено озираясь. За последние пару месяцев ему удалость не раз оценить способности собственного макнэ гадить налево и направо, без разбора сталкивая лбами тех, кто сталкиваться, собственно, и не собирался. Следить и быть бдительным – лучшее, что могло хоть как-то защитить от коварного взгляда и невинной улыбки. А коль не смог уберечься – смирись, иначе будет только хуже.

За своими размышлениями лидер не слышит громкого слоновьего топота и не замечает, как дверь в ванную, едва не слетая с петель, встречается с чьим-то лбом. Протяжный стон вперемешку с многоэтажным строением из китайских иероглифов так же обходят стороной избирательный слух. А потом Сухо нагло оттесняют от зеркала одним, но сильным толчком (сильным настолько, что он едва удерживается на ногах).

- Только не это, - тараторят с легким акцентом. – Нет, нет, нет, - воют практически в голос.

Чунмен скрещивает руки на груди и с долей скепсиса наблюдает за метаниями миловидного одногруппника. Он ни под какими пытками не признается, что где-то внутри разливается приятое чувство превосходства и вполне объяснимого злорадства – на щеках и лбу Лухана мелкой россыпью расцветают красные пятна. Старший трет кожу, делая только хуже, будто не верит в их реальность и смотрит на свое отражение с такой ненавистью, что Сухо на мгновение становится его жалко. Только на мгновение, потому что наличие пятен на идеальной коже в очередной раз подтверждает, что Маленький Олененок вполне сойдет за обычного, среднестатистического подростка, такого же, как и сам Чунмен. И вовсе ему не нужно завидовать. Нисколечко. Ни гладкости кожи, ни большим влажным глазам, ни милому носику, ни перепуганному взгляду.

- Иди сюда, горе ты мое, - вдоволь налюбовавшись тихой истерикой и запрятав улыбку удовлетворения, лидер всея ЕХО хватает китайца под локоть и разворачивает к себе. Ему достаточно секундного, более ближайшего рассмотрения, чтобы понять природу появления сыпи. Он ведет понурого одногруппника на кухню, слыша в голове усмехающееся Крисово "Вот и ты попался", по пути шикая на вертящего в руках какой-то тюбик крема Сехуна, и признает, что в его группе завелась маленькая мышка, которую и истребить жалко, и близ себя держать опасно.

О пыли, любимом хене и хулиганистом макнэ

Им совершенно нечего делить. Разные подгруппы, разные интересы вне деятельности группы, разное отношение к жизни и фансервису, умение/неумение воспринимать юмор, неряшливость и чистоплюйство. Они диаметрально противоположные, чтобы элементарно сдружиться хоть на какой-то почве. Ким Чондэ и До Кенсу – два главных вокалиста ЕХО, сидящие напротив друг друга в закрытой, темной коморке, не понимающие, как можно было так сплоховать. Ютиться со швабрами, ведрами и всевозможными уборочными примочками – не самое лучшее, что могло с ними случиться. Но стоит ли удивляться?

В полоске света, проникающей через смотровое окно под потолком, весело пляшут пылинки. Чондэ в сотый раз чихает и потирает раскрасневшийся нос. Пыль преследовала его с самого детства горсткой таблеток, воспаленными глазами и отсутствием малейшего желания лишний раз соприкасаться с ней. Аллергия – худший выверт из всего, чем может наградить природа организм человека. И Чондэ не раз убедился в этом. Лучше пара вывихов, сорванный голос, порванные связки, нежели слой аллергена на плоских (и не очень) поверхностях.

- Иногда мне кажется, что меня окружают одни идиоты, - гнусавит Чен, вытягивая ноги, стараясь ничего не зацепить и не усугубить свое положение. Стеллаж с массой полочек-хранилищ опасно скрипит, норовя познакомить со своим ассортиментом любезно предоставленные головы.

- Люди впитывают в себя то, что хотят, - флегматично замечает Кенсу, пытаясь разглядеть ровные, идеально остриженные ноготки. Его сложившаяся ситуация нисколько не напрягала. Даже наоборот. Получить возможность отдохнуть от напряженного графика – непозволительная роскошь, которую он намерен использовать по полной.

- Ты сейчас намекаешь на то, что идиот я, а они так, мимо пробегали? – вспыхивает Чондэ. Раздражение в лохмотья рвет адекватное восприятие действительности, выискивая пути выхода для наиболее яркого взрыва.

- Только полный идиот мог повестись на развод нашего макнэ и примчаться хрен знает куда, хрен знает зачем, - интереса, да и страха тоже, в голосе Кенсу не прибавляется. Он все так же морщит нос и кивает в такт только ему известной мелодии. Полностью расслабленный, вокалист корейской подгруппы прикидывает, сколько необходимо времени Сехуну, чтобы понять, что их заразить гуляющим по ЕХО вирусом попросту не удастся, и получится ли поспать хотя бы немного.

- Но и ты недалеко от меня ушел. – Чен прищуривается и ерзает на месте, намеренно задевая носком кроссовка бедро одногруппника. Кенсу морщит нос сильнее, но более никак не выказывает своего недовольства. – Да если бы эта мелочь не переименовала часть моих контактов…

- Не быть тебе в обществе меня, твоей истерики не поддерживающего, - Кенсу играет бровями и пинается в ответ, сползая по стене. Наиболее удобное положение находится не сразу. ДиО приходится несколько раз поерзать и только потом закрыть глаза и блаженно выдохнуть. В отсутствии счетчика времени можно попробовать забыться, наслаждаясь блаженным покоем и подобием тишины. Заткнуть только бы конкретную особу и все окончательно приобретет розово-шоколадный оттенок.

- Как же ты меня бесишь, - выпаливает Чондэ, следом громко чихая. – Чертов Сехун. Я пальцы ему переломаю за то, что он писал от имени Реук-хена. Маленький… - он долго возмущается, подбирая наиболее яркие эпитеты описания того, что сделает с макнэ, и не замечает, как на него смотрит товарищ по несчастью.

- Реук-хен? – переспрашивает он, заметно оживляясь. – Тебе тоже про жирафов писали?

Чондэ замолкает на полуслове, с приоткрытым ртом и явным интересом в глазах. Он напрочь забывает об аллергии, словно и не чувствует, как свербит в носу, и слезятся глаза. Во всяком случае чихать не хочется, дабы не упустить ничего важного.

- Да. Что он забыл здесь одну из своих игрушек, а она ему очень-очень нужна вот прямо сейчас.

Кенсу не замечает, как придвигается ближе, в точности копирую живость глаз одногруппника и маниакальный их блеск.

Они долго обсуждают голос, миниатюрность, черты характера и прочее, что касается любимого сонбэ. Спорят и громко смеются, поддакивая и опровергая тот или иной факт изученной биографии. Сехун только закатывает глаза и глупо улыбается, мысленно себе аплодируя. Сыграть на персональных слабостях своих горячо любимых хенов и не огрести за это, было отличной идеей. Осталось дело за малым. Но уж он постарается, чтобы это самое «малое» не отвертелось.

О водных процедурах, хитром китайце и макнэ, который ничего не знал

Крис/Сехун

Танцы в душе – не самое безопасное занятие. Известен ни один случай, когда неверное движение оборачивалось для горе-танцора не только легкой травмой, но и летальным исходом. Только что делать, когда настроение способствует танцам-пляскам, да и пению дурным голосом тоже? Сехун дергает головой в такт собственной мелодии и поворачивается вокруг своей оси, едва не прикладываясь этой самой головой о кафельную плитку. Вода приятно охлаждает место ушиба, позволяя не думать о шишках и болячка. Осторожности не прибавляется. Так же как и внимательности. Вследствие чего он не замечает, как с тихим скрипом раскрывается дверь, и ванной комнате становится чуть теснее.

Неизвестный несколько минут следит, как изгаляется тень за занавеской. В очередной не самый невинный изворот неизвестный буквально срывает цветастую шторку с петель, представляя своему взору гибкое худое тело. Острые плечи, слишком выделяющиеся лопатки и такие же позвонки. Ребенок. Самый настоящий ребенок с капризами и лисьей хитростью. Хрупкий, невинный с виду и такой притягательный, что Крис невольно сглатывает. Не за этим он сюда пришел.

- Ну, О Сехун, как ты объяснишь мне свое поведение? – гудит старший, наслаждаясь произведенным эффектом – макнэ вздрагивает и все-таки прикладывается лбом о стену. Его хочется пожалеть, но Крис сосредотачивается и стоически запихивает всякие желания, кроме одного конкретного – разобраться, куда подальше.

- Хен? – нервно тянет Сехун, оборачиваясь. На симпатичном личике рождается недоумение и страх, хаотично сменяющие друг друга. Потемневшие глаза бегают от одного предмета интерьера к другому, ни на чем не задерживаясь, но предусмотрительно избегая прямого зрительного контакта с объектом обожания.

Кто бы мог подумать, что маленький, невинный макнэ проделает определенную работу и затратит массу усилий на слежку за каждый участником группы для достижения определенного результата – получение в личное пользование китайского лидера. Отметая одного за другим возможных претендентов (конечно, в наиболее опасной последовательности), он старательно шел к намеченной цели и уже готовился к обдумыванию главного плана, как объект сам вызвался все узнать. Сбитый с толку Сехун мог только глупо хлопать глазами, потому что все заготовленные слова застряли где-то в пищеводе, грозя вырваться, но совсем не тем, чем надо.

- Я жду, - настойчиво напомнил Ифань, скрещивая руки на груди и оценивающе пробегая по телу макнэ. Про себя он отметил, что у того не только шикарная спина, но и впереди все очень даже ничего. В голове тут же вырисовываются соблазнительные картины, открещиваться от которых становится все сложнее.

- Не поним… - пытается оправдаться Сехун. Он действительно не понимает, чего именно от него хочет Крис. Только хранит в груди трепетную надежду и ни с чем несравнимое желание прикоснуться, обнять, вцепиться коалой и никогда не отпускать от себя. Эгоистично? Наверное. Но даже у Сехуна есть предел, который с каждым днем рушится красной кирпичной крошкой негодования. Слишком долго он к этому шел.

- Ты дезориентировал всю мою подгруппы, подставляя, между прочем, их перед менеджерами. И я могу простить тебе последние две «парочки», - Крис изображает пальцами кавычки и оскаливается, - но вот Тао и Исин – это слишком. Понимаешь? Слишком, даже для такого маленького несносного мальчишки, как ты.

Сехун пытается возразить, но снова давиться словами – крошки становится все больше, а надежды вместе с тем – меньше. О чувствует, как расползается желчь по пищеводу. Теплая вода совсем не ощущается, словно из кранов капает жидкий азот, замораживающий и обездвиживающий все на своем пути.

- Должен быть предел всему. Моим нервным клеткам тоже, к слову. Они же и так выматываются из-за графика. Так ты еще подкинул им головную боль в виде местных фетишистов. - Крис не кричит, нет. Он их тех лидеров, кто никогда не повысит голос на лишние полтона. Монотонность и холодность бьет более хлестко, оставляя уродливые шрамы в душе. – Прежде чем что-то делать, стоит хорошенько подумать, во что вообще могут вылиться твои выходки. И покуда я не услышу вескую причину, ты отсюда никуда не выйдешь.

- Я… - макнэ хаотично соображает, чтобы такого придумать, но ничего путного в голову не приходит. Он дышит через раз, громко втягивая воздух в легкие и задыхаясь от его нехватки. Губы беззвучно шевелятся, читая то ли заученную партию к новой песне, то ли молитву. От кружения головы подташнивает, и Сехун замечает, как его потряхивает от каждого слова в свой адрес.

- Чувствую, так мы ничего не добьемся, - усмехается Крис, делая размашистый шаг и присоединяясь к водным процедурам. Одежда моментально намокает, противно прилипая к телу. Китаец морщится, но тут же отдергивает себя – играть, так до конца. – Мне хорошо известны твои намеренья, на самом то деле. – Тонкие, длинные пальцы ведут вдоль бледного предплечья, повторяя траекторию движения прозрачных капель. Ифань чувствует, как на коже одногруппника высыпают мурашки, и умиротворенно выдыхает. Ему слишком нравится такая реакция, чтобы останавливаться.

Сехун облизывает губы и решительно смотрит в глаза объекта обожания. Проходят краткие три секунды, прежде чем он срывается и выпаливает правду:

- Ты нужен мне, хен. Как ключицы для Бекхёна, как шрамы для Кая, как рост для Минсока, как идеальная неидеальность для Сухо, как Ким Реук для Кенсу и Чондэ. Ты мой личный фетиш – от кончиков этих ужасных волос, - Сехун легонько касается состриженной макушки, - до бесконечных ног, которые хочется выцеловывать, оставляя синяки и ссадины, чтобы все знали, что ты мой. Только мой.

Крис замирает, наслаждаясь искренностью и преданностью в глазах юноши напротив. Он растягивает губы в приторной улыбке и тянет мальчишку в объятья. Тот дрожит, но послушно утыкается носом куда-то в район шеи старшего, где и замирает, беззвучно шмыгая носом. Китайский лидер глупо улыбается – он вполне удовлетворен проделанной работой. Взгляды, улыбки, осторожные касания, тонкие намеки и одна единственная просьба для группы: дать макнэ возможность вывести себя на чистую воду, ненавязчиво раскрыв для него пару-тройку самых «грязных» секретов. И пусть мальчишка думает, что помог своим любимым и таким бестолковым хенам наладить личную жизнь, тем самым избавив себя от десятка возможных претендентов на занятое им же сердце У Ифаня.

запись создана: 03.08.2013 в 18:15

@темы: Бла-Бла-Бла, EXO-K/M, Фанфики

---

Вот из ит и когда я это пропустила? Что с его ушами?

@темы: k-pop, Lay, Бла-Бла-Бла, EXO-K/M

---

И чего они такие перепуганные? И когда уже Криса перестанут одевать в "юбки"?
А вот Исин, Лухан, Кенсу очень даже шикарны *О*

@темы: Бла-Бла-Бла, EXO-K/M

---

В качестве приветствия

 [Captain Mel Sparrow], добро пожаловать! Располагайтесь и чувствуйте себя, как дома)))

@темы: ПЧ

---

Вот кто и что тут видит? Я лично среди брутального сообщества вижу невинного ребенка с лицом "я их не знаю, я не с ними" и девочек-подружек (да простит меня Исин, ибо Бекхён для меня дива дивная и извиняться перед ним не обязательно, но я со своими бабами точно так же обнимаюсь, когда переберу)

@темы: k-pop, Бла-Бла-Бла, EXO-K/M

---

Все помнят, что я не ругаюсь матом? Да? да? ДА? Забудьте. Я ругаюсь матом, ибо... бля, как меня заебала работа, откуда меня нехера не выпускают в отпуск. Мне нужен гребанный отпуск, чтобы хоть немного мысли в порядок привести, но нет... нет же! Ебать, я не могу уже. Мне требовалась всего неделя. НЕДЕЛЯ! Так нет. Именно в это время нужно провести срочную работу для того и вот для того. Не слишком ли это, товарищи?

@темы: Нытье,, Бла-Бла-Бла, Где-то уже было, Из прошлого сегодня, Личное