21.12.2013 в 12:32
Пишет SES2013:Фанфик [Rainbow] для jollymuse
Название: Rainbow
От: Secret Santa KettyNiki
Пейринг: У Ифань/Чжан Исин
Жанр: Слэш (яой), Фэнтези, AU
Рейтинг: PG-13
Для кого: jollymuse по заявке: авторский фик, арт или перевод. Исин-центрик, Чанёль-центрик, Тао-центрик, Крис/Исин, Исин/Лухан !friendship. Рейтинг не важен, предпочтительно AU, можно фэнтази. Не хочу смертей, омегаверс, дарк и стёб. Не хочу клип, коллаж или стихи.
- Что ты делаешь?- Недовольный возглас сопровождается болезненным шипением и попытками вырваться. - Что ты делаешь?- Недовольный возглас сопровождается болезненным шипением и попытками вырваться.
Крис переплетает свои длинные пальцы с тоненькими, холодными, как лед, и тянет вперед за собой, не скрывая игривой улыбки. В его глазах искрится предвкушение и озорство маленького ребенка, спешащего показать своей любимой маме игрушку в стекле витрины, которую во что бы то ни встало хочется получить к ближайшему празднику.
- Тебе обязательно понравится, вот увидишь, - нисколько не сомневается Крис, ускоряя шаг, постепенно и вовсе переходя на бег. Успеть за ним невозможно, особенно когда длина твоих ног значительно отличается от его. Приходится семенить и подпрыгивать каждый раз, когда ноги путаются друг с другом или спотыкаются о многочисленные камни, россыпью стелящиеся по земле. Тонкие стебли терновника цепляются за рукава, отрывая маленькие прозрачные пуговицы на манжетах, и мажут по гладкой коже, оставляя неглубокие царапины.
- Только не ворчи, хорошо? - пресекаются любые попытки спорить. Вот так запросто, словно границы нарушаются каждый день и за это ничего не бывает. Легкость, с которой Крис несется к своей цели, поражает и завораживает – за ним хочется идти следом, чтобы понять, что еще мог выкинуть этот несносный мальчишка.
Позади остаются поселение и посадка, состоящая исключительно из кустов терновника, замысловатыми сплетениями ветвей завлекающего путников, забредших в эти края. Кусты высажены многие годы назад, когда дождь обильно поливал эти пересохшие земли, и ничто не мешало им тянуться к солнцу. У них особая миссия – защищать поселение от непрошенных гостей, путая их, пугая их. Не зная тайных лазов и заветных слов, никто не сможет нарушить покой местных жителей, так привыкших существовать в заточении своих страхов.
- Что ты задумал? – Карие глаза непроизвольно расширяются, а на кончиках ушей появляются белые пятна, выдающие страх носителя. Последний защитный круг смыкается за спиной, болью отдавая в районе грудной клетки. И кому, как не Лэю знать, что это может значить. Он прислушивается к себе, настраивая внутренние часы на максимальную отметку, которая необходима для стражи, чтобы добраться до нарушителей. О последствиях и грозящем наказании лучше не думать, потому что оно обязательно будет жесточайшим, в лучших традициях спрятанного народа. И вновь отдуваться придется ему, Лэю, не уследившего за своим подопечным и не выполнившего возложенной на него миссии. Как будто это так легко удержать на месте вечно спешащего найти приключения подростка. «Непослушание заразно», - предупреждали Старейшины, но все равно не отзывали своего приказа, наблюдая со стороны за перемещениями и страданиями лучшего из слуг закона.
- Просто доверься мне? – в интонациях больше вопросительных ноток, нежели вопрошающих. Это заставляет сдаться, прекратить сопротивления и просто следовать дальше, как это часто бывало и раньше.
С тем, что Крис – бунтарь, ничего не поделать. С самого рождения он шел против правил, отличаясь поведением, замашками лидера и суровым взглядом, провожающим родителей, которые после каждой проказы старались вбить в ветреную голову хоть немного приличия и послушания. Не прибавлялось ни того, ни другого. Не помогали угрозы, никакой эффект не возымели ласковые просьбы и долгие часы общественных работ. Просто это Крис, и он еще надеется выбраться из ада, коим считает свое существование.
- Только не говори мне… - Лэй замирает, наконец-то выдергивая руку. Суставы ноют от сопротивления, которое было оказано, и силы, с которой сжимались пальцы. Лэй растирает их, старясь не думать о том, что видит, хоть как-то стараясь отвлечься.
- Да, я хочу попробовать.
Распластанная перед взором долина манит сочностью красок. Дуновение ветра, облизывая голые ступни и забираясь за шиворот широких рубах, приносит с собой свежесть полевых трав, серебрившихся каплями росы. Крис делает глубокий вдох, подходя ближе к краю обрыва, распростертого от долины до того места, где они находились. На его губах блуждает улыбка, а тело все выпрямляет по струнке, в полной красе показывая идеальность осанки и мужественность широкой спины.
- Только не это… Крис, пожалуйста, не делай глупостей. Ведь нет никаких гарантий… - пытается вразумить подопечного Лэй. Его не меньше завораживает вид, зарождающий в груди странное чувство, которым в древних письменах описывают безграничную власть, именуемую свободной. Но он не хочет поддаваться ей. Не для этого он столько лет служил Совету и законам своего народа.
- Зачем мне даны крылья, если я не могу ими воспользоваться? – Крис не оборачивается. Он только обнимает себя руками, будто спасаясь от холода. Лэй игнорирует желание согреть, потому что обязан оградить и уберечь подопечного от непростительной ошибки, которая может стоить ему жизни. Бесценной жизни бессмертного существа, рожденного в замкнутом пространстве небольшого селения, не желающего встречаться с теми, кто живет по другую сторону обрыва.
- Знак дракона – отличительная черта вашего рода. Всего лишь клеймо принадлежности, которое не стереть, от которого не спастись. Оно накладывает на тебя определенные обязательства, и ты должен следовать установленным правилам, Крис. – Чуть больше жесткости в голосе, чуть больше уверенности и Лэй становится самим собой, справляясь с секундной слабостью. Не для того его приставили к местному бунтарю и балагуру, чтобы вместе с ним нарушать запреты, которые он чтил, в отличие от подопечного, с самого рождения. – Твоя судьба была предрешена в день зачатия, – звезды никогда не ошибаются, - и тебе придется продолжить дело предков, защищавших наш народ от внешних раздражителей, которые могут посеять в рядах радужных эльфов смуту. Хочешь ты того или нет, существует установленный порядок вещей и тебе ему противиться.
- В твоих глазах я видел радугу, - в ответ на нравоучения произносит Крис, и Лэй видит, как смягчаются заостренные черты лица. Весь вид подопечного говорит об умиротворении и спокойствии, которым разве что только позавидовать можно.
- Что?
- В твоих глазах, - Крис оборачивается, смотря на своего учителя с интересом. В его улыбке таится что-то непонятное, что-то, что невозможно распознать. - … радугу. Ты можешь мне не верить, обвинять в попытке запутать или вовсе отдать под трибунал, но я знаю, что рано или поздно ты пойдешь по моим стопам. С этим не нужно бороться. Просто позволь своей сущности вырваться на свободу, и ты поймешь, что все эти годы, проведенные под строгим контролем правил и Совета, ты существовал зря. Радуга всесильна, когда живет в глазах эльфа, давая ему возможности менять жизнь и законы радужного мира. Ты можешь поменять все. Только ты один способен… - Крис запнулся, не в силах продолжить свою речь.
- Я знал, что однажды моя привязанность к тебе сыграет со мной злую шутку. – После некоторого молчания, в течение которого учитель и подопечный смотрели неотрывно друг на друга, с непривычной ему усмешкой начал Лэй. – Она всегда мешала мне, превращая в безвольное существо, не способное здраво мыслить. Но сейчас я понимаю… Сейчас я вижу… - Лэй задыхается от злости. В висках стучит кровь, а по телу бегут предательские мурашки, напоминающие о внутреннем времени и необходимости поспешить. Здесь и себя он должен выяснить для себя, может ли дружба быть сильнее эгоизма.
Крис дергается. Его рот смешно приоткрывается, а глаза широко распахиваются. В любой другой ситуации Лэй обязательно пошутил бы на эту тему, но когда внутри разливается злость, заполняя до самых краев, а потом, как отлив, уносится прочь, оставляя за собой обиду и вязкое чувство предательства, на шутки не остается сил.
- Ты всегда был эгоистичным ребенком, - Лэй кривит губы в подобии улыбки. – С самого рождения, когда из твоих уст вместо плача вырвался смех, напугав тем самым не только родителей, но и Совет, и до настоящего момента ты шел против правил, законов и даже против природы. Когда мне дали указание последить за тобой, я надеялся, что нам удастся подружить и тем самым ты сможешь понять, что не нужно стремиться куда-то, когда здесь есть тот, кто думает о тебе. Но сколько бы я не пытался тебя понять, вразумить или показать, чего ты можешь лишиться, ты не видел ничего дальше своего носа.
- Лэй, - шепчет Крис, встревоженный неожиданной вспышкой агрессии в свой адрес от всегда воспитанного, милого, обходительного и внимательного наставника.- Ты ведь хочешь прыгнуть вместе со мной?
- Если пользоваться твоей логикой, то и я обладаю кое-какими способностями, - не слушает его Лэй. – Давай проверим, насколько твои выводы и желания соответствуют действительности. – Он подходит к краю обрыва, лишь на мгновение позволив себе прикрыть глаза, чтобы отогнать страх, горечью подступающий к горлу. Если для этого упертого ребенка нужен урок, он готов преподать его ему. – Если ты действительно видел в моих глазах радугу, то мне подвластны все силы природы, включая полет и исцеление. А значит, я не разобьюсь о скалы и смогу перебраться на другую сторону без особых повреждений. Попробуем? Ты в любом случае получишь желаемую свободу. Только соизмерима ли цена?
Крис боится вздохнуть. Он замирает, страшась упустить слово или жест, которые могли бы говорить о том, что наставник шутит. Но решимость на давно изученном лице никуда не пропадает, а лишь нарастает, превращая точеные черты в холодную гипсовую маску. А потом становится нестерпимо больно.
- Нет! – срывается с дрожащих уст.
– Нет! – разносится душераздирающий крик вдоль полосы защитных заклинаний, поднимая в небо стайку прикорнувших в ветвях терновника птиц.
- Нет! – первое, что слышат стражники, замирая позади упасшего на колени юнца, нарушившего за свои пятнадцать лет теперь уже все законы радужных эльфов.
- Господин Чжан, что помогает Вам в написании книг? – интересуется один из журналистов. – Что вдохновляет на такие красочные сюжеты? – Парень совсем молоденький. Более взрослые коллеги смотрят на него скептически и снисходительно улыбаются, записывая предложенный вопрос.
Вспышки фотокамер слепят и раздражают, но писатель продолжает мягко улыбаться, демонстрируя чудеса выдержки. Это десятая пресс-конференция после выхода новой книги, к его собственному удивлению, разошедшейся пятью десятками тысяч копий в первый же день продаж. Никто не ожидал подобного, полагая, что обычная детская книжка с обыденными намеками на дружбу, преданность и самоотверженность, будет иметь такой успех. Бесконечная реклама, выдержки, намеки и скрытность автора возымели свое действие – книги сметали с полок и взрослые и дети, желая окунуться в фантазийный мир простого детского писателя.
- Я привык черпать вдохновение из простых вещей и мелочей, окружающих нас. Таких, как морозный рассвет, мелодия дождя, солнечные блики или незамысловатая композиция в наушниках, проигрываемая раз за разом на повторе. - Мягкий голос льется сладкой песней, лаская слух и завораживая. Что-то было в этом человеке. Каждый из присутствующих вслушивался в его слова, стараясь запомнить, вникнуть или просто насладиться возможностью общения.
- Вам нравится проводить время на природе? Загородные поездки или путешествия? – Никто уже не обращает внимания на молодого журналиста, позволяя ему задавать следующий вопрос, нарушающий очередность.
- Нет. Для меня предпочтительнее находиться в квартире с видом, открывающимся на мегаполис, - небрежно отвечает писатель, подавая знак для следующего вопроса.
- Название Вашей книги связано с природой, которую вы приписываете эльфам, или с самим явлением? – На этот раз вопрос задает симпатичная девушка. Она невинно взирает на господина Чжана, подаваясь немного вперед в ожидании ответа. Такие обычно далеко идут и рушат карьеру, сочетаясь браком с деспотом, желающим, чтобы женщина сидела дома и воспитывала детей, а не пропадала в редакциях и телеканалах, где платят гроши, а требуют подчас невозможного. Их жаль, но не так уж много прав у влюбленной женщины.
- Что такое радуга в вашем понимании? Просто красивое явление природы или закономерность, которую можно описать научными трудами? Я не ставлю для читателя определенных рамок, позволяя насладиться минутами, проведенными в компании симпатичных созданий, созданных когда-то радужной энергией. Если кому-то захочется увидеть механизмы и детали, они найдут их между строк. Стоит только захотеть. - Писатель делает глоток воды, смачивая пересохшее горло. Ему хочется поскорее сбежать отсюда. Окунуться в тишину небольшой квартирки в центре города и вкусить одиночество, которого ему теперь так не достает в свалившейся на его плече суматохе.
- Вы ассоциируете себя с кем-то из героев? И второй вопрос: действительно ли Лэй мог оказаться таки же бунтарем, как и Крис, только не признающим это? Ведь радуга, которую якобы видел Крис, наделяет Лэя возможностью стать новым в истории радужных эльфов создателем правил и законов, которым подчинялись бы все.
- Явление радуги в глазах описано мной в примечаниях, как одно из самых редчайших, но не единственных. Существовали и другие носители радуги, которые оставались такими же жителями скрытого селения, не желающими идти против многовековых традиций. Лэй, как служитель закона и сын Старейшины, не мог допустить даже мысли о непослушании или захвата власти. И да, я не имею привычки ассоциировать себя со своими героями, чтобы они оставались равнозначными в моих глазах. – Писатель вздыхает, утомленный длинными ответами. Давно он не разговаривал так много и не в компании единственного друга.
- Продажи Вашей книги впечатляют. Не наталкивает ли это Вас на мысль о написании второй части? Не хотите ли Вы раскрыть часть секретов, которые погребены под последними строками? – Вопрос заставляет Чжан Исина напрячься. Он с трудом удерживает уголки губ на месте, растянутыми в полуулыбке. Глаза заволакивает холодная пелена, делая их на тон светлее (или это лишь игра воображения особо впечатлительных репортеров?).
- Нет смысла писать там, где нет продолжения, - холодно бросает господин Чжан, сжимая пальцами тонкое прозрачное стекло.
- Думаю, на сегодня достаточно, - замечая настроение писателя, вступается его агент, предотвращая потоки новых вопросов, таких как «почему?», «а что?», «а как?».
В зале поднимается суматоха и недовольные возгласы, но это никак не влияет на организаторов, объявляющих об окончании пресс-конференции.
- Исин, ты в порядке? – интересуется агент, вылавливая писателя у выхода из зала. Охрана тут же перекрывает дорогу фотографам с одной стороны и появившимся за несколько дней фанатам с другой, образуя живой коридор для уставшего автора популярной книги.
- Сехун, я хочу побыть один, - устало произносят в ответ, качая головой. Сехун отходит в сторону, позволяя пройти вперед. Но Исин не торопится, словно решая для себя что-то. – Хотя, может, пропустим по стаканчику в том симпатичном баре? Иначе я взорвусь или свихнуть. Ни то, ни другое на пользу мне не пойдет, как ты понимаешь.
О Сехун улыбается, от чего его и без того узкие глаза превращаются в симпатичные щелочки, и Исин непроизвольно улыбается в ответ. Существует не так много людей, которых он смог подпустить ближе. И этот задорный молодой человек, сразу же после университета попавший в крошечный издательский дом, вызвавшился помочь одному из самых странных авторов, которых только встречали ранее. И не прогадал. Действительно, разве кто-то ожидал подобного успеха для писателя детских сказок?
- В последние дни мне кажется, что те девять месяцев, что ушли на написание этой книги, нужно было потратить на очередную серию маленьких рассказов о поселениях гномов, как делалось раньше. И никакого стресса, и никаких пресс-конференций с массой однотипных вопросов, и никаких фанатов, которые преследуют днем и ночью. Ты знаешь, что кто-то разрисовал мой подъезд? – После пары бокалов спиртное пробегает по венам, приливает краску к лицу и развязывает язык. В особенности, когда дело касается человека, совсем не умеющего пить. – Соседи в бешенстве. И успокоить их получилось только бесплатным экземпляром книги и автографом. Как все-таки падки люди на халяву.
Исин делает еще один глоток и издает забавный звук, блаженно прикрывая глаза. Он позволяет себе полностью расслабиться и забыться хоть на время, чтобы не думать ни о чем, что могло бы испортить ему настроение. Только не сейчас, когда голова гудит, а глаза все еще болят от ярких вспышек.
- И все-таки, Син, почему ты решил сменить направление? Точнее нет, не так, - Сехун ерзает на высоком барном стуле, стараясь удобнее умостить костлявую пятую точку на жестком сидении. – Сменить героев будет правильнее. Гномы ведь тоже хорошо расходились. Конечно не так, как эта книга, но все же. Я когда в первый раз прочел ее, подумал, что ты либо принимаешь таблетки и ловишь глюки, либо реально веришь во все это. Подумать только… радужные эльфы, в рядах которых завелся то ли получеловек, то ли еще кто пострашнее. Этот Крис он… Он на протяжении всего текста вызывал у меня нехорошее желание ударить его по голове и закопать, чтобы Лэй не мучился. Он ведь не заслужил такого отношения. И погиб… Или не погиб? – Язык развязывается не только у писателя. Агент не замечает, как губы Исина складываются в прямую линию, а на лице появляются красные пятна, не имеющие никакого отношения к алкоголю. – Почему ты так не хочешь писать продолжения? – Сехун поворачивает голову в сторону Исина и подпирает щеку рукой. – У этого есть особые причины? Или ты просто не готов этого делать сейчас? Представляешь, какой фурор имела бы книга? А сколько бы ты на этом денег заработал?
- Если бы я не считал тебя своим другом, завтра же на столе редактора лежало бы дополнение к нашему соглашению, где был бы исключен пункт о необходимости твоих услуг. – Алкогольная пелена спадает так же неожиданно, как и появилась, впрыскивая в кровь раздражение. Исин достает из кармана портмоне и вынимает несколько купюр, превосходящих по своей сумме истраченное на деле. Сехун смотрит на него непонимающе, хмурит брови, становясь словно на несколько лет моложе. Хотя куда уж…
- Син…
- Поговорим завтра, когда ты протрезвеешь и уяснишь, наконец, раз и навсегда, что есть вещи, которые мне не подвластны. А если подвластны и я это не делаю, значит, на то есть обоснованные причины. Поэтому, если ты не хочешь, чтобы мы прекратили дружеские и рабочие отношения, прекрати задавать вопросы этих бесполезных писак, ничего не понимающих в книгах. – Исин поднимается с места и готовится уйти, но ему не позволяет раздавшийся в кармане брюк Сехуна телефон.
- Да, - как можно тверже отвечает агент, даже не смотря на номер звонящего. Все его внимание обращено на друга, пытающегося сбежать от него. – Кто? Ты шутишь? – Он удивленно распахивает глаза и, кажется, тоже трезвеет. На другом конце провода кто-то (а Исин уверен, что это секретарь редактора – Виктория, к которой неравнодушен Сехун) очень встревожен и рад одновременно, как будто выиграл не меньше миллиона в лотерее. – Да, я поговорю с ним. Но господин Ли уверен, что это хорошая идея?
- Что случилось? – После разговора по телефону проходят долгие три минуты, за которые Сехун не произносит ни слова, а только смотрит округлившимися глазами куда-то в пространство перед собой. И Чжан Исин первым поддается порыву любопытства.
- Один известный критик хочет поужинать с тобой через два часа, - отзывается Сехун. Он все еще выглядит потрясенным, но вскоре на место потрясения приходит едва уловимый страх, отражающийся в его глазах недобрым огнем. – Он известен тем, что каждая его статья приносит массу убытков издательствам. Насколько мне известно, из двадцати согласившихся ответить на его вопросы восемнадцать перестали писать – статьи в крупнейшем издании, тиражирующемся по всей стране, вызвали настоящий ажиотаж, потопив несчастных.
- И сегодня он хочет получить новую жертву?
- Исин! – Сехун недовольно вскрикивает, привлекая внимание немногочисленных для этого времени суток посетителей. Они смотрят с интересом. Некоторые даже показывают пальцем и хихикают, узнавая в стоящем мужчине известного писателя. Это раздражает. – И ты так спокойно можешь об этом говорить? – тише добавляет агент, переходя на шипение. Исин пожимает плечами, стараясь не рассмеяться – злой Сехун очень похож на ядовитую змею, случайно забредшую в жилое строение. Ей страшно, но она выбирает нападение, как лучший способ защиты. – Он же сделает все, чтобы утопить тебя, а потом еще и поплясать перед камерами с гнусной улыбкой и невинными словечками о том, что он не хотел никого обидеть. Пожалуйста, Исин, откажись сейчас, и я что-нибудь придумаю. Мы отменим ужин, и все вздохнут спокойно. Виктория говорит, что босс озадачен внезапным интересом к тебе. Ведь это первая книга, которая разошлась таким количеством копий. Ты на пике популярности, но никто не дает гарантий, что будет завтра. И никто не возлагает на тебя грандиозные надежды, прости, конечно, за откровенность. Но и идти на такой ответственный шаг босс не хочет.
Исин хмыкает и вновь садится на барный стул. Для него не новость, что в издательстве с сомнением относятся к нему, но все равно держатся и не разрывают контракт. И он так же не уверен, что по истечении пяти лет кто-то все еще будет хотеть с ним работать. Да и это не имеет никакого значения. Пока его читают, он будет нужен, как только тираж из сотен превратится в десятки – его выкинут, как не нужную вещь. Это бизнес.
- Разве это повод, чтобы отказывать такому, судя по твоим словам, уважаемому человеку? Ничего ведь страшного не случится, если мы немного поиграем на нервах моих читателей, - Чжан пожимает плечами и делает заказ на крепкий кофе, чтобы окончательно выветрить алкоголь из сознания. – Покажем ребенку игрушку, но не факт, что приобретем ее. Мне бы очень хотелось, чтобы ты хоть немного верил в меня. От этой встречи мы либо выиграем, либо проиграем. И я готов поставить на кон все.
Сехун протяжно выдыхает. Он занял вполне конкретную позицию, но идти против своего писателя не в силах. Изучив Чжана Исина за несколько лет близкой дружбы, Сехун с точностью может сказать, что тот не откажется от очередной авантюры, которые так любит. Ввязываясь в переделки, этот писатель детских сказок не забывал прихватывать с собой некоторую часть нервных клеток агента, умирающих смертью храбрых.
Они сидят еще около часа в напряженной атмосфере, перекидываясь несмешными шутками и делясь впечатлениями о прошедшей пресс-конференции. К кофе прибавляется фруктовый сок и несколько сотен в счет, который берется оплатить Сехун. Его не покидает нехорошее чувство, что он ничего не сделал для того, чтобы оградить Исина от необдуманного шага. Он ищет хоть какое-то оправдание себе, но не находит. Поэтому его взгляд становится грустным, когда белая машина с шашками по бортам уносит прочь задумчивого писателя.
Исин прибывает за двадцать минут до назначенного времени. В дверях ресторана его встречает улыбчивый молодой человек, осведомляющийся о том, заказан ли столик. Выслушав ответ, он провожает посетителя в изолированный зал, рассчитанный на пять столиков для особых гостей. Исин в знак благодарности кивает молодому человеку и присаживается за указанный столик. Он отказывается от карты вин и просит стакан воды, чтобы не отбивать аппетит, которого и так не наблюдается в последние дни.
Оставшись в одиночестве, Чжан Исин откидывается на металлическую спинку стула и складывает руки на груди. Ему немного неуютно в пустом зале. Желание послушать совет Сехуна и позорно сбежать пускает корни, укрепляя позиции на том месте, где еще недавно была уверенность. Исин задумывается, а не погорячился ли он и не переоценил ли свои возможности, но ход его мыслей прерывает настойчивое покашливание.
Это очень похоже на одну из сцен в дорамах, которые Сехун смотрит по выходным перед чужой плазмой, подаренной кем-то из самых первых читателей. Исин никогда не понимал, что можно найти в сопливых сериалах, но все равно пропускал в квартиру задорного молодого человека, которого он всегда будет считать ребенком с лицом взрослого. Сехун притаскивает с собой смесь для приготовления попкорна и газировку, от сладости которой подташнивает после первого же глотка. А потом начинается бубнеж, слезы, хохот и хлопанье в ладоши. Последнее обычно немного сбивает с мысли, но Исин привык, что в выходные его квартира – пристанище такого же одинокого, как и он сам, человека.
Так вот о сценах. Исин поднимает взгляд и уже готовится увидеть перед собой сморщенного старикашку, как перед ним вырастает самый, что ни на есть, молодой, красивый мужчина с холодным, властным взглядом, полным презрения и превосходства. Исин теряется и замирает с раскрытым от удивления и восхищения ртом. Нелепо пялясь на критика, он прикидывает, что сделал этот человек, чтобы добиться такой славы, и приходит не к самым утешительным выводам – деньги или дорогие номера в гостиницах в компании замужних, скучающих в богатстве дам. Исин не рассматривает вариант таланта, потому что мужчина ведет себя чопорно, что никак не помогает раскрыться профессионализму. С таким подходом ничего не добиться, кроме презрения и, быть может, ненависти.
Исин презрительно фыркает, когда мужчина усаживается на стул и задевает коленкой столешницу – длинные ноги подчас играют не только роль положительного героя, но и подводят, как сейчас. Человек перед писателем бесспорно красивый. Неуклюжий, но держащийся с достоинством. Холодный, но нерешительный. Забавное сочетание, на которое Исин позволяет себе улыбнуться. .
- Господин Чжан, - наконец берет себя в руки критик. – Меня зовут У Ифань. Уверен, вы уже наслышаны обо мне.
- Не более чем о человеке, которой получает удовольствие, унижая писателей. Сам, к сожалению или радости, свидетелем этого не был. – Исин усмехается в ответ на гордость, которая загорается в глазах напротив. Он не ожидает ничего хорошего от этой встречи, поэтому подготавливается к защите книги и своих интересов, которые обязательно будут задеты. – И, признаться, меня отговаривали от встречи с вами. Но почему бы нет? – Писатель удобнее устраивается на стуле и раскрывает меню. – В эту игру могут играть двое.
- Советую заказать ребрышки в остром фруктовом соусе. Они здесь бесподобны, - улыбается У Ифань, игнорируя выпад в свою сторону. Он не прекращает улыбаться даже тогда, когда появляется миниатюрная официантка. Она принимает заказ, быстро черкая карандашом в разлинованном блокноте с логотипом ресторана, и незаметно удаляется.
Наблюдая за всем с интересом, Исин позволяет сделать за себя выбор и даже расслабиться, но не потерять бдительности. Поэтому его не удается застать врасплох, когда среди тишины, нарушаемой звучащей в соседнем зале музыкой, раздается голос нового знакомого.
- Еще до выхода книги поговаривали, что читатели будут удивлены поднятой вами темой, - как бы между делом начинает критик. - Соглашусь, броманс на гране разрешенного, вызвал у меня волнение, а не запретят ли детям читать сказку о дружбе, эльфах и радужных соплях. Не знаю, как вам удалось так тонко балансировать на нервах родителей, но в нашу редакцию не поступило ни одного плохого слова в ваш адрес. Это забавляет. Обычно мы каждый день находим по одному электронному письму с просьбой сделать что-нибудь, чтобы запретить тот или иной роман, а лучше и вовсе снять с печати некоторых авторов. С вами же тишь да гладь. В чем секрет? – Господин У не отрывает своего взгляда от собеседника, разглядывая и будто что-то помечая для себя в уме. Он не скрывает намеренья считывать реакции на каждое произносимое слово. Исин понимает, что перед ним хороший психолог, но справится ли он с его хитростями?
- Секрет в восприятии. Одно и то же слово у разных людей может вызвать разные ассоциации. Мои книги просто попадают в руки адекватных читателей. Считайте это чудом или везением.
- Я скептик по своей натуре, поэтому не верю в чудеса, о которых нам говорят родители в детстве. Чудес не существует так же, как и не существует возможности выжить в условиях, не совместимых с жизнью. – У Ифань прищуривается, замечая, как шумно вздыхает Исин. Он не торопится задавать следующий вопрос или продолжать свою мысль. Он ищет что-то на лице Исина, но, похоже не находит, поэтому только встряхивает головой и вновь улыбается. – Вы ведь именно поэтому отказываетесь писать продолжение книги, отмахиваясь от любых вопросов на эту тему. Потому что главный герой, на эмоциях и чувствах которого построена вся работа, шагнул в пропасть, окутанную неизвестностью. Переломав себе все кости, он не мог выжить. Сюда невозможно приписать чудесное спасение или исцеление, а затем скитания и переживания, что он выжил, а что стало с подопечным – неизвестно.
Лицо Исина вытягивается, а глаза непроизвольно расширяются. Он смотрит на собеседника, не в силах вымолвить и слова. Критик дает ему время, чтобы обдумать полученную информацию и только после продолжает, наслаждаясь расползающейся по щекам бледностью:
- Кроме того, после смерти своего сына один из членов Совета не позволит какому-то мальчишке жить, зная, что тот навлек беду на почитаемую семью. И ему будет наплевать, чей мальчишка сын. Даже собственный отец откажется от него, позволяя вынести приговор об изгнании и проведении ритуала огня, лишающего любых привилегий, природных сил и самого существования, как эльфа. А быть простым человеком для Криса слишком скучно, чтобы по прибытию в мир людей не попытаться наложить на себя руки. – Ифань переводит дыхание. В его глазах невозможно различить ничего, кроме пустоты, свойственной одиноким людям, не знающим, что сделать со своей жизнью.
Исин ведет носом, принюхиваясь, но среди запахов еды, питья и цветочного шлейфа, оставшегося после официантки, не находит ничего, что могло бы помочь ему в решении одного очень важного вопроса. Он присматривается, выискивая что-то в чертах лица критика. Ему с каждым мгновением становится не по себе, от чего писатель начинает ерзать на стуле и щелкать сухожилиями пальцев, в конце концов, сдаваясь.
- Кто вы? – шепчет он дрожащими губами. – Кто вы такой? – Исин понимает, что сболтнул лишнего, поэтому пытается исправить ситуацию, приправляя голос хриплым кашлем. - Ничего из сказанного вами не было описано в книге и законах, выполненных в качестве приложения к тексту, чтобы читатель в полной мере мог прочувствовать все, что позволено раскрыть. Это ваша бурная фантазия?
- Мне часто снились сны, в которых я шел вдоль улиц, усыпанных небоскребами. Мне на встречу всегда шли толпы людей, смешивающихся в сплошной, неразличимый поток серости. Но среди него обязательно находилось яркое пятно, с которым мы проходили плечо к плечу. И каждый раз ты узнавал меня, только мельком взглянув. Но сны ведь не отражение реальности. На самом деле все куда сложнее, правда? Я изменился, повзрослел за эти десять лет, проведенных здесь. – Горечь скрипом разносится в голосе, делая его приглушенным. Критик выглядит устало и опустошенно, словно из него в раз вынули все эмоции и заставили жить дальше, учиться чувствовать заново.
- Это чушь какая-то, - выплевывает Исин. – Чушь, понимаете? Я не знаю, откуда вы знаете все это, и понятия не имею, какого черта несете. Обратитесь к специалисту и тогда…
- Хватит, Лэй! – рявкает критик. – Посмотри на меня и прислушайся к себе. Я понятия не имею, как тебе удалось выжить, но это ты. Я чувствую, как по твоим венам течет кровь нашего народа. И пусть я лишен большей части привилегий… Да ты понятия не имеешь, как я себя чувствовал, когда вышла книга. Руководство в первый же день предложило мне взять у тебя интервью, выдав экземпляр из ограниченной серии с твоим автографом. Мне казалось, что передо мной предстанет очередная мыльная опера или сказочка, рассчитанная на дошкольников. Но как справиться с тем, что в обычной детской книжке выворачивают твое прошлое наизнанку? Что делать, когда среди красочных описаний, ты узнаешь место, где прожил пятнадцать лет?
- Вы сумасшедший, - пытается спокойно проговорить писатель, но дрожащий голос и вырывающиеся шумные вздохи выдают нервозность. Исин поднимается из-за стола, роняя стул, который глухо ударяется о напольную плитку. Все происходящее сводит его с ума, как кошмар, которые снились ему каждую ночь на протяжении последних лет. – Вы не понимаете, что несете. Я не Лэй. У меня даже в мыслях не было, что кто-то когда-то дойдет до того, что увидит во мне выдуманного персонажа. Лэй – плод моей фантазии. А вам стоит показаться специалисту. – Он не заметил, как перешел на крик, сдавливающий горло. Дыхания катастрофически не хватало. Грудная клетка судорожно поднималась и опускалась, набирая полные легкие воздуха, не успевающего насыщать кровь.
- Пять лет, - У Ифань прикрыл глаза и опустил голову.
- Что еще? – не вынес писатель, срываясь с места и стремительно направляясь к выходу.
- Пять лет ты был наставником глупого эгоистичного ребенка, который не видел ничего дальше своего носа. – Догнало его в спину, заставляя остановиться. - Пять лет ты терпеливо указывал ему на ошибки, но он так хотел выбраться из заточения и получить свободу, что ничто его не могло остановить от глупостей, которые сыпались одна за другой на твои плечи. Ты выгораживал его перед Советом и отцом. Ты принимал его наказания, как свои. Все это есть в «Радуге». Но там нет главного. Того, что так тщательно скрыто между строк. Пять лет равны пяти поцелуям: случайный, экспериментальный, любопытный, взаимный, ревнивый и прощальный. Никакого броманса не было. Никакой дружбы не было. Ты любил его, но он не понимал этого, пока…
- Пока однажды Крис не пожелал сбежать, - в голосе писателя звучат бессильные невыплаканные слезы. Он поворачивается медленно, словно опасаясь увидеть то, что видеть не должен. Вот ответ на его невысказанный вопрос. Здесь. Прямо перед ним. – Прощальный поцелуй был не прощальным, а предостерегающим. Но ты ничего не понял. Я же говорил, что это чувство мешает мне. Всегда мешало. С самого первого взгляда на чересчур высокого для своего возраста ребенка. И чем старше ты становился, тем сложнее было мне носить маски и претворяться твоим другом. Украденные поцелуи – единственное, что сохранилось в моей памяти. Все остальное стерло время, ядом вытравившее воспоминания. Зачем думать о том, что прошло? Мы больше не жители запрятанного средь терновника города. Мы никто друг другу. Поэтому, давай договоримся, что ничего не было. Вся эта книга – выдумка от первого до последнего слова. Лэя и Криса никогда не было. Так же как и не было попыток остановить меня от падения. Всего доброго, господин У. Был не рад с вами познакомиться.
Официантка с небольшим столиком на колесиках вовремя отходит в сторону, когда двери заказанного на вечер зала распахиваются, и оттуда стремительно выходит один из клиентов. Она замечает только блеск влаги на щеках и чернеющие от расширенных зрачков глаза и удивленно таращится вслед, пока гость не скрывается за стеной проливного дождя на улице.
- Ты не можешь игнорировать и дальше репортеров и встречи с читателями. Исин, сколько можно? – О Сехун прекрасный оратор и, когда дело доходит до нравоучений, у него нет равных. Он может расхаживать из угла в угол и по периметру, отчитывая, как школьника, и поучая, делая умное лицо и страшные глаза. Но на Исина это никак не влияет. Он только вздыхает и ждет окончания очередной вспышки чрезмерной заботы, чтобы потом с чистой совестью завалиться в кровать и спрятаться там под одеялом. Желательно так, чтобы никто больше не смог найти.
- Ладно, хорошо. Я договорился с двумя книжными магазинами, и они согласились перенести встречи, чтобы ты мог поправить здоровье. Но сколько это может продолжаться еще? Мы должны сохранить твою репутацию, как ответственного перед читателями писателя. – Сехун останавливается, чтобы погрозить пальчиком, как воспитательница в детском саду. От сравнения хочется глупо хихикать, но Чжан Исину страшно, что это выльется в истерику со всеми вытекающими последствиями. Ему не хочется отвечать на неуместные вопросы. Ему вообще думать ни о чем не хочется.
- Исин, поговори со мной? – наконец сдается агент, усаживаясь на краешек дивана. Он выглядит обеспокоенным. – Что с тобой происходит? После встречи с этим У Ифанем ты сам не свой. – Заботливо интересуется Сехун, касаясь напрягшегося плеча друга. – К слову об этом холодном субъекте. Тот еще тип, скажу я тебе. Как увидел его, так и захотелось плюнуть в морду. – Сехун морщится от воспоминаний. – Он просил передать тебе черновой вариант статьи. Странно это конечно и на него не похоже. Но я пробежал взглядом – ничего особенного. Правда господин У очень настаивал, чтобы именно ты посмотрел текст, поэтому я оставлю его здесь на столе и пойду, хорошо? Я зайду завтра с попкорном и газировкой, посмотрим что-нибудь ненавязчивое. Глядишь, и ты взбодришься.
Дверь за Сехуном захлопывается неслышно. Он очень аккуратен и почтителен, поэтому и правда больше не тревожит весь оставшийся день, позволяя Исину утонуть в беспомощности и отравленном океане воспоминаний о боли физической из-за переломанных костей и моральной из-за предательства и тихого «прыгай, я уверен, что тогда ты поверишь мне», так и не прозвучавшего в книге.
Часы тянутся медленно и однообразно. Тело начинает ныть от неизменного положения. Исин заставляет себя подняться, чтобы сварить кофе – есть не хочется абсолютно, но организм требует, чтобы в него закинули хоть что-то. На глаза попадает распечатка со статьей, и Исин нехотя берет ее в руки. Текст написан хорошо, отмечает он, как писатель. Но это только на первый взгляд, потому что второй раз он зачитывает каждую строку вслух, прислушиваясь к эху в квартире, приносящему слова, написанные между строк. Слова, предназначенные для него.
«Привет. Меня зовут У Ифань и я – эльф, изгнанный из тайного поселения повернутых на правилах ребят. Меня лишили возможности летать, хотя я ни разу так и не использовал свои крылья. Я всегда мечтал о свободе, но получил ее ценой ожидания в течение десяти лет и мыслями, что никогда и ничто не сможет сделать меня по-настоящему счастливым. Но это не имеет значения. Я заслужил ту бесконечную скорбь, которая сопровождала меня все эти годы. Мне пришлось скитаться, искать свое место, но все было не зря. Потому что в мире, куда меня изгнали, есть такой же, как и я, потерянный, одинокий эльф с радугой глазах и израненным сердцем, которое вылечить самостоятельно он не в силах, не смотря на все его скрытые возможности и способности. И сейчас, когда он слышит мой голос в своей голове, хочу сказать, я готов сделать все, чтобы снова обнимать его, красть поцелуи и улыбки, исцеляющие от любых недугов. Мне не нужна свобода без него. Мне не нужна жизнь без него. Просто… Я люблю его. Любил, и буду бесконечно любить, пока краткий человеческий срок не подойдет к финальной черте. Только позволь мне написать пролог ко второй части твоей книги, которую так ждут читатели… и я».
Улыбка сама расползается на губах. Не в силах противиться ей, Исин заливается звонким смехом, чувствуя, как все переживания минувших лет отступают и тускнеют. Писатель смотрит на темный экран плазмы, где хорошо виднеется его отражение и замирает, вглядываясь в собственные глаза, где всеми цветами переливается радуга, обещающая дать силы для второго шанса.
URL записиНазвание: Rainbow
От: Secret Santa KettyNiki
Пейринг: У Ифань/Чжан Исин
Жанр: Слэш (яой), Фэнтези, AU
Рейтинг: PG-13
Для кого: jollymuse по заявке: авторский фик, арт или перевод. Исин-центрик, Чанёль-центрик, Тао-центрик, Крис/Исин, Исин/Лухан !friendship. Рейтинг не важен, предпочтительно AU, можно фэнтази. Не хочу смертей, омегаверс, дарк и стёб. Не хочу клип, коллаж или стихи.
- Что ты делаешь?- Недовольный возглас сопровождается болезненным шипением и попытками вырваться. - Что ты делаешь?- Недовольный возглас сопровождается болезненным шипением и попытками вырваться.
Крис переплетает свои длинные пальцы с тоненькими, холодными, как лед, и тянет вперед за собой, не скрывая игривой улыбки. В его глазах искрится предвкушение и озорство маленького ребенка, спешащего показать своей любимой маме игрушку в стекле витрины, которую во что бы то ни встало хочется получить к ближайшему празднику.
- Тебе обязательно понравится, вот увидишь, - нисколько не сомневается Крис, ускоряя шаг, постепенно и вовсе переходя на бег. Успеть за ним невозможно, особенно когда длина твоих ног значительно отличается от его. Приходится семенить и подпрыгивать каждый раз, когда ноги путаются друг с другом или спотыкаются о многочисленные камни, россыпью стелящиеся по земле. Тонкие стебли терновника цепляются за рукава, отрывая маленькие прозрачные пуговицы на манжетах, и мажут по гладкой коже, оставляя неглубокие царапины.
- Только не ворчи, хорошо? - пресекаются любые попытки спорить. Вот так запросто, словно границы нарушаются каждый день и за это ничего не бывает. Легкость, с которой Крис несется к своей цели, поражает и завораживает – за ним хочется идти следом, чтобы понять, что еще мог выкинуть этот несносный мальчишка.
Позади остаются поселение и посадка, состоящая исключительно из кустов терновника, замысловатыми сплетениями ветвей завлекающего путников, забредших в эти края. Кусты высажены многие годы назад, когда дождь обильно поливал эти пересохшие земли, и ничто не мешало им тянуться к солнцу. У них особая миссия – защищать поселение от непрошенных гостей, путая их, пугая их. Не зная тайных лазов и заветных слов, никто не сможет нарушить покой местных жителей, так привыкших существовать в заточении своих страхов.
- Что ты задумал? – Карие глаза непроизвольно расширяются, а на кончиках ушей появляются белые пятна, выдающие страх носителя. Последний защитный круг смыкается за спиной, болью отдавая в районе грудной клетки. И кому, как не Лэю знать, что это может значить. Он прислушивается к себе, настраивая внутренние часы на максимальную отметку, которая необходима для стражи, чтобы добраться до нарушителей. О последствиях и грозящем наказании лучше не думать, потому что оно обязательно будет жесточайшим, в лучших традициях спрятанного народа. И вновь отдуваться придется ему, Лэю, не уследившего за своим подопечным и не выполнившего возложенной на него миссии. Как будто это так легко удержать на месте вечно спешащего найти приключения подростка. «Непослушание заразно», - предупреждали Старейшины, но все равно не отзывали своего приказа, наблюдая со стороны за перемещениями и страданиями лучшего из слуг закона.
- Просто доверься мне? – в интонациях больше вопросительных ноток, нежели вопрошающих. Это заставляет сдаться, прекратить сопротивления и просто следовать дальше, как это часто бывало и раньше.
С тем, что Крис – бунтарь, ничего не поделать. С самого рождения он шел против правил, отличаясь поведением, замашками лидера и суровым взглядом, провожающим родителей, которые после каждой проказы старались вбить в ветреную голову хоть немного приличия и послушания. Не прибавлялось ни того, ни другого. Не помогали угрозы, никакой эффект не возымели ласковые просьбы и долгие часы общественных работ. Просто это Крис, и он еще надеется выбраться из ада, коим считает свое существование.
- Только не говори мне… - Лэй замирает, наконец-то выдергивая руку. Суставы ноют от сопротивления, которое было оказано, и силы, с которой сжимались пальцы. Лэй растирает их, старясь не думать о том, что видит, хоть как-то стараясь отвлечься.
- Да, я хочу попробовать.
Распластанная перед взором долина манит сочностью красок. Дуновение ветра, облизывая голые ступни и забираясь за шиворот широких рубах, приносит с собой свежесть полевых трав, серебрившихся каплями росы. Крис делает глубокий вдох, подходя ближе к краю обрыва, распростертого от долины до того места, где они находились. На его губах блуждает улыбка, а тело все выпрямляет по струнке, в полной красе показывая идеальность осанки и мужественность широкой спины.
- Только не это… Крис, пожалуйста, не делай глупостей. Ведь нет никаких гарантий… - пытается вразумить подопечного Лэй. Его не меньше завораживает вид, зарождающий в груди странное чувство, которым в древних письменах описывают безграничную власть, именуемую свободной. Но он не хочет поддаваться ей. Не для этого он столько лет служил Совету и законам своего народа.
- Зачем мне даны крылья, если я не могу ими воспользоваться? – Крис не оборачивается. Он только обнимает себя руками, будто спасаясь от холода. Лэй игнорирует желание согреть, потому что обязан оградить и уберечь подопечного от непростительной ошибки, которая может стоить ему жизни. Бесценной жизни бессмертного существа, рожденного в замкнутом пространстве небольшого селения, не желающего встречаться с теми, кто живет по другую сторону обрыва.
- Знак дракона – отличительная черта вашего рода. Всего лишь клеймо принадлежности, которое не стереть, от которого не спастись. Оно накладывает на тебя определенные обязательства, и ты должен следовать установленным правилам, Крис. – Чуть больше жесткости в голосе, чуть больше уверенности и Лэй становится самим собой, справляясь с секундной слабостью. Не для того его приставили к местному бунтарю и балагуру, чтобы вместе с ним нарушать запреты, которые он чтил, в отличие от подопечного, с самого рождения. – Твоя судьба была предрешена в день зачатия, – звезды никогда не ошибаются, - и тебе придется продолжить дело предков, защищавших наш народ от внешних раздражителей, которые могут посеять в рядах радужных эльфов смуту. Хочешь ты того или нет, существует установленный порядок вещей и тебе ему противиться.
- В твоих глазах я видел радугу, - в ответ на нравоучения произносит Крис, и Лэй видит, как смягчаются заостренные черты лица. Весь вид подопечного говорит об умиротворении и спокойствии, которым разве что только позавидовать можно.
- Что?
- В твоих глазах, - Крис оборачивается, смотря на своего учителя с интересом. В его улыбке таится что-то непонятное, что-то, что невозможно распознать. - … радугу. Ты можешь мне не верить, обвинять в попытке запутать или вовсе отдать под трибунал, но я знаю, что рано или поздно ты пойдешь по моим стопам. С этим не нужно бороться. Просто позволь своей сущности вырваться на свободу, и ты поймешь, что все эти годы, проведенные под строгим контролем правил и Совета, ты существовал зря. Радуга всесильна, когда живет в глазах эльфа, давая ему возможности менять жизнь и законы радужного мира. Ты можешь поменять все. Только ты один способен… - Крис запнулся, не в силах продолжить свою речь.
- Я знал, что однажды моя привязанность к тебе сыграет со мной злую шутку. – После некоторого молчания, в течение которого учитель и подопечный смотрели неотрывно друг на друга, с непривычной ему усмешкой начал Лэй. – Она всегда мешала мне, превращая в безвольное существо, не способное здраво мыслить. Но сейчас я понимаю… Сейчас я вижу… - Лэй задыхается от злости. В висках стучит кровь, а по телу бегут предательские мурашки, напоминающие о внутреннем времени и необходимости поспешить. Здесь и себя он должен выяснить для себя, может ли дружба быть сильнее эгоизма.
Крис дергается. Его рот смешно приоткрывается, а глаза широко распахиваются. В любой другой ситуации Лэй обязательно пошутил бы на эту тему, но когда внутри разливается злость, заполняя до самых краев, а потом, как отлив, уносится прочь, оставляя за собой обиду и вязкое чувство предательства, на шутки не остается сил.
- Ты всегда был эгоистичным ребенком, - Лэй кривит губы в подобии улыбки. – С самого рождения, когда из твоих уст вместо плача вырвался смех, напугав тем самым не только родителей, но и Совет, и до настоящего момента ты шел против правил, законов и даже против природы. Когда мне дали указание последить за тобой, я надеялся, что нам удастся подружить и тем самым ты сможешь понять, что не нужно стремиться куда-то, когда здесь есть тот, кто думает о тебе. Но сколько бы я не пытался тебя понять, вразумить или показать, чего ты можешь лишиться, ты не видел ничего дальше своего носа.
- Лэй, - шепчет Крис, встревоженный неожиданной вспышкой агрессии в свой адрес от всегда воспитанного, милого, обходительного и внимательного наставника.- Ты ведь хочешь прыгнуть вместе со мной?
- Если пользоваться твоей логикой, то и я обладаю кое-какими способностями, - не слушает его Лэй. – Давай проверим, насколько твои выводы и желания соответствуют действительности. – Он подходит к краю обрыва, лишь на мгновение позволив себе прикрыть глаза, чтобы отогнать страх, горечью подступающий к горлу. Если для этого упертого ребенка нужен урок, он готов преподать его ему. – Если ты действительно видел в моих глазах радугу, то мне подвластны все силы природы, включая полет и исцеление. А значит, я не разобьюсь о скалы и смогу перебраться на другую сторону без особых повреждений. Попробуем? Ты в любом случае получишь желаемую свободу. Только соизмерима ли цена?
Крис боится вздохнуть. Он замирает, страшась упустить слово или жест, которые могли бы говорить о том, что наставник шутит. Но решимость на давно изученном лице никуда не пропадает, а лишь нарастает, превращая точеные черты в холодную гипсовую маску. А потом становится нестерпимо больно.
- Нет! – срывается с дрожащих уст.
– Нет! – разносится душераздирающий крик вдоль полосы защитных заклинаний, поднимая в небо стайку прикорнувших в ветвях терновника птиц.
- Нет! – первое, что слышат стражники, замирая позади упасшего на колени юнца, нарушившего за свои пятнадцать лет теперь уже все законы радужных эльфов.
- Господин Чжан, что помогает Вам в написании книг? – интересуется один из журналистов. – Что вдохновляет на такие красочные сюжеты? – Парень совсем молоденький. Более взрослые коллеги смотрят на него скептически и снисходительно улыбаются, записывая предложенный вопрос.
Вспышки фотокамер слепят и раздражают, но писатель продолжает мягко улыбаться, демонстрируя чудеса выдержки. Это десятая пресс-конференция после выхода новой книги, к его собственному удивлению, разошедшейся пятью десятками тысяч копий в первый же день продаж. Никто не ожидал подобного, полагая, что обычная детская книжка с обыденными намеками на дружбу, преданность и самоотверженность, будет иметь такой успех. Бесконечная реклама, выдержки, намеки и скрытность автора возымели свое действие – книги сметали с полок и взрослые и дети, желая окунуться в фантазийный мир простого детского писателя.
- Я привык черпать вдохновение из простых вещей и мелочей, окружающих нас. Таких, как морозный рассвет, мелодия дождя, солнечные блики или незамысловатая композиция в наушниках, проигрываемая раз за разом на повторе. - Мягкий голос льется сладкой песней, лаская слух и завораживая. Что-то было в этом человеке. Каждый из присутствующих вслушивался в его слова, стараясь запомнить, вникнуть или просто насладиться возможностью общения.
- Вам нравится проводить время на природе? Загородные поездки или путешествия? – Никто уже не обращает внимания на молодого журналиста, позволяя ему задавать следующий вопрос, нарушающий очередность.
- Нет. Для меня предпочтительнее находиться в квартире с видом, открывающимся на мегаполис, - небрежно отвечает писатель, подавая знак для следующего вопроса.
- Название Вашей книги связано с природой, которую вы приписываете эльфам, или с самим явлением? – На этот раз вопрос задает симпатичная девушка. Она невинно взирает на господина Чжана, подаваясь немного вперед в ожидании ответа. Такие обычно далеко идут и рушат карьеру, сочетаясь браком с деспотом, желающим, чтобы женщина сидела дома и воспитывала детей, а не пропадала в редакциях и телеканалах, где платят гроши, а требуют подчас невозможного. Их жаль, но не так уж много прав у влюбленной женщины.
- Что такое радуга в вашем понимании? Просто красивое явление природы или закономерность, которую можно описать научными трудами? Я не ставлю для читателя определенных рамок, позволяя насладиться минутами, проведенными в компании симпатичных созданий, созданных когда-то радужной энергией. Если кому-то захочется увидеть механизмы и детали, они найдут их между строк. Стоит только захотеть. - Писатель делает глоток воды, смачивая пересохшее горло. Ему хочется поскорее сбежать отсюда. Окунуться в тишину небольшой квартирки в центре города и вкусить одиночество, которого ему теперь так не достает в свалившейся на его плече суматохе.
- Вы ассоциируете себя с кем-то из героев? И второй вопрос: действительно ли Лэй мог оказаться таки же бунтарем, как и Крис, только не признающим это? Ведь радуга, которую якобы видел Крис, наделяет Лэя возможностью стать новым в истории радужных эльфов создателем правил и законов, которым подчинялись бы все.
- Явление радуги в глазах описано мной в примечаниях, как одно из самых редчайших, но не единственных. Существовали и другие носители радуги, которые оставались такими же жителями скрытого селения, не желающими идти против многовековых традиций. Лэй, как служитель закона и сын Старейшины, не мог допустить даже мысли о непослушании или захвата власти. И да, я не имею привычки ассоциировать себя со своими героями, чтобы они оставались равнозначными в моих глазах. – Писатель вздыхает, утомленный длинными ответами. Давно он не разговаривал так много и не в компании единственного друга.
- Продажи Вашей книги впечатляют. Не наталкивает ли это Вас на мысль о написании второй части? Не хотите ли Вы раскрыть часть секретов, которые погребены под последними строками? – Вопрос заставляет Чжан Исина напрячься. Он с трудом удерживает уголки губ на месте, растянутыми в полуулыбке. Глаза заволакивает холодная пелена, делая их на тон светлее (или это лишь игра воображения особо впечатлительных репортеров?).
- Нет смысла писать там, где нет продолжения, - холодно бросает господин Чжан, сжимая пальцами тонкое прозрачное стекло.
- Думаю, на сегодня достаточно, - замечая настроение писателя, вступается его агент, предотвращая потоки новых вопросов, таких как «почему?», «а что?», «а как?».
В зале поднимается суматоха и недовольные возгласы, но это никак не влияет на организаторов, объявляющих об окончании пресс-конференции.
- Исин, ты в порядке? – интересуется агент, вылавливая писателя у выхода из зала. Охрана тут же перекрывает дорогу фотографам с одной стороны и появившимся за несколько дней фанатам с другой, образуя живой коридор для уставшего автора популярной книги.
- Сехун, я хочу побыть один, - устало произносят в ответ, качая головой. Сехун отходит в сторону, позволяя пройти вперед. Но Исин не торопится, словно решая для себя что-то. – Хотя, может, пропустим по стаканчику в том симпатичном баре? Иначе я взорвусь или свихнуть. Ни то, ни другое на пользу мне не пойдет, как ты понимаешь.
О Сехун улыбается, от чего его и без того узкие глаза превращаются в симпатичные щелочки, и Исин непроизвольно улыбается в ответ. Существует не так много людей, которых он смог подпустить ближе. И этот задорный молодой человек, сразу же после университета попавший в крошечный издательский дом, вызвавшился помочь одному из самых странных авторов, которых только встречали ранее. И не прогадал. Действительно, разве кто-то ожидал подобного успеха для писателя детских сказок?
- В последние дни мне кажется, что те девять месяцев, что ушли на написание этой книги, нужно было потратить на очередную серию маленьких рассказов о поселениях гномов, как делалось раньше. И никакого стресса, и никаких пресс-конференций с массой однотипных вопросов, и никаких фанатов, которые преследуют днем и ночью. Ты знаешь, что кто-то разрисовал мой подъезд? – После пары бокалов спиртное пробегает по венам, приливает краску к лицу и развязывает язык. В особенности, когда дело касается человека, совсем не умеющего пить. – Соседи в бешенстве. И успокоить их получилось только бесплатным экземпляром книги и автографом. Как все-таки падки люди на халяву.
Исин делает еще один глоток и издает забавный звук, блаженно прикрывая глаза. Он позволяет себе полностью расслабиться и забыться хоть на время, чтобы не думать ни о чем, что могло бы испортить ему настроение. Только не сейчас, когда голова гудит, а глаза все еще болят от ярких вспышек.
- И все-таки, Син, почему ты решил сменить направление? Точнее нет, не так, - Сехун ерзает на высоком барном стуле, стараясь удобнее умостить костлявую пятую точку на жестком сидении. – Сменить героев будет правильнее. Гномы ведь тоже хорошо расходились. Конечно не так, как эта книга, но все же. Я когда в первый раз прочел ее, подумал, что ты либо принимаешь таблетки и ловишь глюки, либо реально веришь во все это. Подумать только… радужные эльфы, в рядах которых завелся то ли получеловек, то ли еще кто пострашнее. Этот Крис он… Он на протяжении всего текста вызывал у меня нехорошее желание ударить его по голове и закопать, чтобы Лэй не мучился. Он ведь не заслужил такого отношения. И погиб… Или не погиб? – Язык развязывается не только у писателя. Агент не замечает, как губы Исина складываются в прямую линию, а на лице появляются красные пятна, не имеющие никакого отношения к алкоголю. – Почему ты так не хочешь писать продолжения? – Сехун поворачивает голову в сторону Исина и подпирает щеку рукой. – У этого есть особые причины? Или ты просто не готов этого делать сейчас? Представляешь, какой фурор имела бы книга? А сколько бы ты на этом денег заработал?
- Если бы я не считал тебя своим другом, завтра же на столе редактора лежало бы дополнение к нашему соглашению, где был бы исключен пункт о необходимости твоих услуг. – Алкогольная пелена спадает так же неожиданно, как и появилась, впрыскивая в кровь раздражение. Исин достает из кармана портмоне и вынимает несколько купюр, превосходящих по своей сумме истраченное на деле. Сехун смотрит на него непонимающе, хмурит брови, становясь словно на несколько лет моложе. Хотя куда уж…
- Син…
- Поговорим завтра, когда ты протрезвеешь и уяснишь, наконец, раз и навсегда, что есть вещи, которые мне не подвластны. А если подвластны и я это не делаю, значит, на то есть обоснованные причины. Поэтому, если ты не хочешь, чтобы мы прекратили дружеские и рабочие отношения, прекрати задавать вопросы этих бесполезных писак, ничего не понимающих в книгах. – Исин поднимается с места и готовится уйти, но ему не позволяет раздавшийся в кармане брюк Сехуна телефон.
- Да, - как можно тверже отвечает агент, даже не смотря на номер звонящего. Все его внимание обращено на друга, пытающегося сбежать от него. – Кто? Ты шутишь? – Он удивленно распахивает глаза и, кажется, тоже трезвеет. На другом конце провода кто-то (а Исин уверен, что это секретарь редактора – Виктория, к которой неравнодушен Сехун) очень встревожен и рад одновременно, как будто выиграл не меньше миллиона в лотерее. – Да, я поговорю с ним. Но господин Ли уверен, что это хорошая идея?
- Что случилось? – После разговора по телефону проходят долгие три минуты, за которые Сехун не произносит ни слова, а только смотрит округлившимися глазами куда-то в пространство перед собой. И Чжан Исин первым поддается порыву любопытства.
- Один известный критик хочет поужинать с тобой через два часа, - отзывается Сехун. Он все еще выглядит потрясенным, но вскоре на место потрясения приходит едва уловимый страх, отражающийся в его глазах недобрым огнем. – Он известен тем, что каждая его статья приносит массу убытков издательствам. Насколько мне известно, из двадцати согласившихся ответить на его вопросы восемнадцать перестали писать – статьи в крупнейшем издании, тиражирующемся по всей стране, вызвали настоящий ажиотаж, потопив несчастных.
- И сегодня он хочет получить новую жертву?
- Исин! – Сехун недовольно вскрикивает, привлекая внимание немногочисленных для этого времени суток посетителей. Они смотрят с интересом. Некоторые даже показывают пальцем и хихикают, узнавая в стоящем мужчине известного писателя. Это раздражает. – И ты так спокойно можешь об этом говорить? – тише добавляет агент, переходя на шипение. Исин пожимает плечами, стараясь не рассмеяться – злой Сехун очень похож на ядовитую змею, случайно забредшую в жилое строение. Ей страшно, но она выбирает нападение, как лучший способ защиты. – Он же сделает все, чтобы утопить тебя, а потом еще и поплясать перед камерами с гнусной улыбкой и невинными словечками о том, что он не хотел никого обидеть. Пожалуйста, Исин, откажись сейчас, и я что-нибудь придумаю. Мы отменим ужин, и все вздохнут спокойно. Виктория говорит, что босс озадачен внезапным интересом к тебе. Ведь это первая книга, которая разошлась таким количеством копий. Ты на пике популярности, но никто не дает гарантий, что будет завтра. И никто не возлагает на тебя грандиозные надежды, прости, конечно, за откровенность. Но и идти на такой ответственный шаг босс не хочет.
Исин хмыкает и вновь садится на барный стул. Для него не новость, что в издательстве с сомнением относятся к нему, но все равно держатся и не разрывают контракт. И он так же не уверен, что по истечении пяти лет кто-то все еще будет хотеть с ним работать. Да и это не имеет никакого значения. Пока его читают, он будет нужен, как только тираж из сотен превратится в десятки – его выкинут, как не нужную вещь. Это бизнес.
- Разве это повод, чтобы отказывать такому, судя по твоим словам, уважаемому человеку? Ничего ведь страшного не случится, если мы немного поиграем на нервах моих читателей, - Чжан пожимает плечами и делает заказ на крепкий кофе, чтобы окончательно выветрить алкоголь из сознания. – Покажем ребенку игрушку, но не факт, что приобретем ее. Мне бы очень хотелось, чтобы ты хоть немного верил в меня. От этой встречи мы либо выиграем, либо проиграем. И я готов поставить на кон все.
Сехун протяжно выдыхает. Он занял вполне конкретную позицию, но идти против своего писателя не в силах. Изучив Чжана Исина за несколько лет близкой дружбы, Сехун с точностью может сказать, что тот не откажется от очередной авантюры, которые так любит. Ввязываясь в переделки, этот писатель детских сказок не забывал прихватывать с собой некоторую часть нервных клеток агента, умирающих смертью храбрых.
Они сидят еще около часа в напряженной атмосфере, перекидываясь несмешными шутками и делясь впечатлениями о прошедшей пресс-конференции. К кофе прибавляется фруктовый сок и несколько сотен в счет, который берется оплатить Сехун. Его не покидает нехорошее чувство, что он ничего не сделал для того, чтобы оградить Исина от необдуманного шага. Он ищет хоть какое-то оправдание себе, но не находит. Поэтому его взгляд становится грустным, когда белая машина с шашками по бортам уносит прочь задумчивого писателя.
Исин прибывает за двадцать минут до назначенного времени. В дверях ресторана его встречает улыбчивый молодой человек, осведомляющийся о том, заказан ли столик. Выслушав ответ, он провожает посетителя в изолированный зал, рассчитанный на пять столиков для особых гостей. Исин в знак благодарности кивает молодому человеку и присаживается за указанный столик. Он отказывается от карты вин и просит стакан воды, чтобы не отбивать аппетит, которого и так не наблюдается в последние дни.
Оставшись в одиночестве, Чжан Исин откидывается на металлическую спинку стула и складывает руки на груди. Ему немного неуютно в пустом зале. Желание послушать совет Сехуна и позорно сбежать пускает корни, укрепляя позиции на том месте, где еще недавно была уверенность. Исин задумывается, а не погорячился ли он и не переоценил ли свои возможности, но ход его мыслей прерывает настойчивое покашливание.
Это очень похоже на одну из сцен в дорамах, которые Сехун смотрит по выходным перед чужой плазмой, подаренной кем-то из самых первых читателей. Исин никогда не понимал, что можно найти в сопливых сериалах, но все равно пропускал в квартиру задорного молодого человека, которого он всегда будет считать ребенком с лицом взрослого. Сехун притаскивает с собой смесь для приготовления попкорна и газировку, от сладости которой подташнивает после первого же глотка. А потом начинается бубнеж, слезы, хохот и хлопанье в ладоши. Последнее обычно немного сбивает с мысли, но Исин привык, что в выходные его квартира – пристанище такого же одинокого, как и он сам, человека.
Так вот о сценах. Исин поднимает взгляд и уже готовится увидеть перед собой сморщенного старикашку, как перед ним вырастает самый, что ни на есть, молодой, красивый мужчина с холодным, властным взглядом, полным презрения и превосходства. Исин теряется и замирает с раскрытым от удивления и восхищения ртом. Нелепо пялясь на критика, он прикидывает, что сделал этот человек, чтобы добиться такой славы, и приходит не к самым утешительным выводам – деньги или дорогие номера в гостиницах в компании замужних, скучающих в богатстве дам. Исин не рассматривает вариант таланта, потому что мужчина ведет себя чопорно, что никак не помогает раскрыться профессионализму. С таким подходом ничего не добиться, кроме презрения и, быть может, ненависти.
Исин презрительно фыркает, когда мужчина усаживается на стул и задевает коленкой столешницу – длинные ноги подчас играют не только роль положительного героя, но и подводят, как сейчас. Человек перед писателем бесспорно красивый. Неуклюжий, но держащийся с достоинством. Холодный, но нерешительный. Забавное сочетание, на которое Исин позволяет себе улыбнуться. .
- Господин Чжан, - наконец берет себя в руки критик. – Меня зовут У Ифань. Уверен, вы уже наслышаны обо мне.
- Не более чем о человеке, которой получает удовольствие, унижая писателей. Сам, к сожалению или радости, свидетелем этого не был. – Исин усмехается в ответ на гордость, которая загорается в глазах напротив. Он не ожидает ничего хорошего от этой встречи, поэтому подготавливается к защите книги и своих интересов, которые обязательно будут задеты. – И, признаться, меня отговаривали от встречи с вами. Но почему бы нет? – Писатель удобнее устраивается на стуле и раскрывает меню. – В эту игру могут играть двое.
- Советую заказать ребрышки в остром фруктовом соусе. Они здесь бесподобны, - улыбается У Ифань, игнорируя выпад в свою сторону. Он не прекращает улыбаться даже тогда, когда появляется миниатюрная официантка. Она принимает заказ, быстро черкая карандашом в разлинованном блокноте с логотипом ресторана, и незаметно удаляется.
Наблюдая за всем с интересом, Исин позволяет сделать за себя выбор и даже расслабиться, но не потерять бдительности. Поэтому его не удается застать врасплох, когда среди тишины, нарушаемой звучащей в соседнем зале музыкой, раздается голос нового знакомого.
- Еще до выхода книги поговаривали, что читатели будут удивлены поднятой вами темой, - как бы между делом начинает критик. - Соглашусь, броманс на гране разрешенного, вызвал у меня волнение, а не запретят ли детям читать сказку о дружбе, эльфах и радужных соплях. Не знаю, как вам удалось так тонко балансировать на нервах родителей, но в нашу редакцию не поступило ни одного плохого слова в ваш адрес. Это забавляет. Обычно мы каждый день находим по одному электронному письму с просьбой сделать что-нибудь, чтобы запретить тот или иной роман, а лучше и вовсе снять с печати некоторых авторов. С вами же тишь да гладь. В чем секрет? – Господин У не отрывает своего взгляда от собеседника, разглядывая и будто что-то помечая для себя в уме. Он не скрывает намеренья считывать реакции на каждое произносимое слово. Исин понимает, что перед ним хороший психолог, но справится ли он с его хитростями?
- Секрет в восприятии. Одно и то же слово у разных людей может вызвать разные ассоциации. Мои книги просто попадают в руки адекватных читателей. Считайте это чудом или везением.
- Я скептик по своей натуре, поэтому не верю в чудеса, о которых нам говорят родители в детстве. Чудес не существует так же, как и не существует возможности выжить в условиях, не совместимых с жизнью. – У Ифань прищуривается, замечая, как шумно вздыхает Исин. Он не торопится задавать следующий вопрос или продолжать свою мысль. Он ищет что-то на лице Исина, но, похоже не находит, поэтому только встряхивает головой и вновь улыбается. – Вы ведь именно поэтому отказываетесь писать продолжение книги, отмахиваясь от любых вопросов на эту тему. Потому что главный герой, на эмоциях и чувствах которого построена вся работа, шагнул в пропасть, окутанную неизвестностью. Переломав себе все кости, он не мог выжить. Сюда невозможно приписать чудесное спасение или исцеление, а затем скитания и переживания, что он выжил, а что стало с подопечным – неизвестно.
Лицо Исина вытягивается, а глаза непроизвольно расширяются. Он смотрит на собеседника, не в силах вымолвить и слова. Критик дает ему время, чтобы обдумать полученную информацию и только после продолжает, наслаждаясь расползающейся по щекам бледностью:
- Кроме того, после смерти своего сына один из членов Совета не позволит какому-то мальчишке жить, зная, что тот навлек беду на почитаемую семью. И ему будет наплевать, чей мальчишка сын. Даже собственный отец откажется от него, позволяя вынести приговор об изгнании и проведении ритуала огня, лишающего любых привилегий, природных сил и самого существования, как эльфа. А быть простым человеком для Криса слишком скучно, чтобы по прибытию в мир людей не попытаться наложить на себя руки. – Ифань переводит дыхание. В его глазах невозможно различить ничего, кроме пустоты, свойственной одиноким людям, не знающим, что сделать со своей жизнью.
Исин ведет носом, принюхиваясь, но среди запахов еды, питья и цветочного шлейфа, оставшегося после официантки, не находит ничего, что могло бы помочь ему в решении одного очень важного вопроса. Он присматривается, выискивая что-то в чертах лица критика. Ему с каждым мгновением становится не по себе, от чего писатель начинает ерзать на стуле и щелкать сухожилиями пальцев, в конце концов, сдаваясь.
- Кто вы? – шепчет он дрожащими губами. – Кто вы такой? – Исин понимает, что сболтнул лишнего, поэтому пытается исправить ситуацию, приправляя голос хриплым кашлем. - Ничего из сказанного вами не было описано в книге и законах, выполненных в качестве приложения к тексту, чтобы читатель в полной мере мог прочувствовать все, что позволено раскрыть. Это ваша бурная фантазия?
- Мне часто снились сны, в которых я шел вдоль улиц, усыпанных небоскребами. Мне на встречу всегда шли толпы людей, смешивающихся в сплошной, неразличимый поток серости. Но среди него обязательно находилось яркое пятно, с которым мы проходили плечо к плечу. И каждый раз ты узнавал меня, только мельком взглянув. Но сны ведь не отражение реальности. На самом деле все куда сложнее, правда? Я изменился, повзрослел за эти десять лет, проведенных здесь. – Горечь скрипом разносится в голосе, делая его приглушенным. Критик выглядит устало и опустошенно, словно из него в раз вынули все эмоции и заставили жить дальше, учиться чувствовать заново.
- Это чушь какая-то, - выплевывает Исин. – Чушь, понимаете? Я не знаю, откуда вы знаете все это, и понятия не имею, какого черта несете. Обратитесь к специалисту и тогда…
- Хватит, Лэй! – рявкает критик. – Посмотри на меня и прислушайся к себе. Я понятия не имею, как тебе удалось выжить, но это ты. Я чувствую, как по твоим венам течет кровь нашего народа. И пусть я лишен большей части привилегий… Да ты понятия не имеешь, как я себя чувствовал, когда вышла книга. Руководство в первый же день предложило мне взять у тебя интервью, выдав экземпляр из ограниченной серии с твоим автографом. Мне казалось, что передо мной предстанет очередная мыльная опера или сказочка, рассчитанная на дошкольников. Но как справиться с тем, что в обычной детской книжке выворачивают твое прошлое наизнанку? Что делать, когда среди красочных описаний, ты узнаешь место, где прожил пятнадцать лет?
- Вы сумасшедший, - пытается спокойно проговорить писатель, но дрожащий голос и вырывающиеся шумные вздохи выдают нервозность. Исин поднимается из-за стола, роняя стул, который глухо ударяется о напольную плитку. Все происходящее сводит его с ума, как кошмар, которые снились ему каждую ночь на протяжении последних лет. – Вы не понимаете, что несете. Я не Лэй. У меня даже в мыслях не было, что кто-то когда-то дойдет до того, что увидит во мне выдуманного персонажа. Лэй – плод моей фантазии. А вам стоит показаться специалисту. – Он не заметил, как перешел на крик, сдавливающий горло. Дыхания катастрофически не хватало. Грудная клетка судорожно поднималась и опускалась, набирая полные легкие воздуха, не успевающего насыщать кровь.
- Пять лет, - У Ифань прикрыл глаза и опустил голову.
- Что еще? – не вынес писатель, срываясь с места и стремительно направляясь к выходу.
- Пять лет ты был наставником глупого эгоистичного ребенка, который не видел ничего дальше своего носа. – Догнало его в спину, заставляя остановиться. - Пять лет ты терпеливо указывал ему на ошибки, но он так хотел выбраться из заточения и получить свободу, что ничто его не могло остановить от глупостей, которые сыпались одна за другой на твои плечи. Ты выгораживал его перед Советом и отцом. Ты принимал его наказания, как свои. Все это есть в «Радуге». Но там нет главного. Того, что так тщательно скрыто между строк. Пять лет равны пяти поцелуям: случайный, экспериментальный, любопытный, взаимный, ревнивый и прощальный. Никакого броманса не было. Никакой дружбы не было. Ты любил его, но он не понимал этого, пока…
- Пока однажды Крис не пожелал сбежать, - в голосе писателя звучат бессильные невыплаканные слезы. Он поворачивается медленно, словно опасаясь увидеть то, что видеть не должен. Вот ответ на его невысказанный вопрос. Здесь. Прямо перед ним. – Прощальный поцелуй был не прощальным, а предостерегающим. Но ты ничего не понял. Я же говорил, что это чувство мешает мне. Всегда мешало. С самого первого взгляда на чересчур высокого для своего возраста ребенка. И чем старше ты становился, тем сложнее было мне носить маски и претворяться твоим другом. Украденные поцелуи – единственное, что сохранилось в моей памяти. Все остальное стерло время, ядом вытравившее воспоминания. Зачем думать о том, что прошло? Мы больше не жители запрятанного средь терновника города. Мы никто друг другу. Поэтому, давай договоримся, что ничего не было. Вся эта книга – выдумка от первого до последнего слова. Лэя и Криса никогда не было. Так же как и не было попыток остановить меня от падения. Всего доброго, господин У. Был не рад с вами познакомиться.
Официантка с небольшим столиком на колесиках вовремя отходит в сторону, когда двери заказанного на вечер зала распахиваются, и оттуда стремительно выходит один из клиентов. Она замечает только блеск влаги на щеках и чернеющие от расширенных зрачков глаза и удивленно таращится вслед, пока гость не скрывается за стеной проливного дождя на улице.
- Ты не можешь игнорировать и дальше репортеров и встречи с читателями. Исин, сколько можно? – О Сехун прекрасный оратор и, когда дело доходит до нравоучений, у него нет равных. Он может расхаживать из угла в угол и по периметру, отчитывая, как школьника, и поучая, делая умное лицо и страшные глаза. Но на Исина это никак не влияет. Он только вздыхает и ждет окончания очередной вспышки чрезмерной заботы, чтобы потом с чистой совестью завалиться в кровать и спрятаться там под одеялом. Желательно так, чтобы никто больше не смог найти.
- Ладно, хорошо. Я договорился с двумя книжными магазинами, и они согласились перенести встречи, чтобы ты мог поправить здоровье. Но сколько это может продолжаться еще? Мы должны сохранить твою репутацию, как ответственного перед читателями писателя. – Сехун останавливается, чтобы погрозить пальчиком, как воспитательница в детском саду. От сравнения хочется глупо хихикать, но Чжан Исину страшно, что это выльется в истерику со всеми вытекающими последствиями. Ему не хочется отвечать на неуместные вопросы. Ему вообще думать ни о чем не хочется.
- Исин, поговори со мной? – наконец сдается агент, усаживаясь на краешек дивана. Он выглядит обеспокоенным. – Что с тобой происходит? После встречи с этим У Ифанем ты сам не свой. – Заботливо интересуется Сехун, касаясь напрягшегося плеча друга. – К слову об этом холодном субъекте. Тот еще тип, скажу я тебе. Как увидел его, так и захотелось плюнуть в морду. – Сехун морщится от воспоминаний. – Он просил передать тебе черновой вариант статьи. Странно это конечно и на него не похоже. Но я пробежал взглядом – ничего особенного. Правда господин У очень настаивал, чтобы именно ты посмотрел текст, поэтому я оставлю его здесь на столе и пойду, хорошо? Я зайду завтра с попкорном и газировкой, посмотрим что-нибудь ненавязчивое. Глядишь, и ты взбодришься.
Дверь за Сехуном захлопывается неслышно. Он очень аккуратен и почтителен, поэтому и правда больше не тревожит весь оставшийся день, позволяя Исину утонуть в беспомощности и отравленном океане воспоминаний о боли физической из-за переломанных костей и моральной из-за предательства и тихого «прыгай, я уверен, что тогда ты поверишь мне», так и не прозвучавшего в книге.
Часы тянутся медленно и однообразно. Тело начинает ныть от неизменного положения. Исин заставляет себя подняться, чтобы сварить кофе – есть не хочется абсолютно, но организм требует, чтобы в него закинули хоть что-то. На глаза попадает распечатка со статьей, и Исин нехотя берет ее в руки. Текст написан хорошо, отмечает он, как писатель. Но это только на первый взгляд, потому что второй раз он зачитывает каждую строку вслух, прислушиваясь к эху в квартире, приносящему слова, написанные между строк. Слова, предназначенные для него.
«Привет. Меня зовут У Ифань и я – эльф, изгнанный из тайного поселения повернутых на правилах ребят. Меня лишили возможности летать, хотя я ни разу так и не использовал свои крылья. Я всегда мечтал о свободе, но получил ее ценой ожидания в течение десяти лет и мыслями, что никогда и ничто не сможет сделать меня по-настоящему счастливым. Но это не имеет значения. Я заслужил ту бесконечную скорбь, которая сопровождала меня все эти годы. Мне пришлось скитаться, искать свое место, но все было не зря. Потому что в мире, куда меня изгнали, есть такой же, как и я, потерянный, одинокий эльф с радугой глазах и израненным сердцем, которое вылечить самостоятельно он не в силах, не смотря на все его скрытые возможности и способности. И сейчас, когда он слышит мой голос в своей голове, хочу сказать, я готов сделать все, чтобы снова обнимать его, красть поцелуи и улыбки, исцеляющие от любых недугов. Мне не нужна свобода без него. Мне не нужна жизнь без него. Просто… Я люблю его. Любил, и буду бесконечно любить, пока краткий человеческий срок не подойдет к финальной черте. Только позволь мне написать пролог ко второй части твоей книги, которую так ждут читатели… и я».
Улыбка сама расползается на губах. Не в силах противиться ей, Исин заливается звонким смехом, чувствуя, как все переживания минувших лет отступают и тускнеют. Писатель смотрит на темный экран плазмы, где хорошо виднеется его отражение и замирает, вглядываясь в собственные глаза, где всеми цветами переливается радуга, обещающая дать силы для второго шанса.