Illusion is the first of all pleasures

[niki-neko]

Illusion is the first of all pleasures Автор: KettyNiki
Фэндом: EXO - K/M
Персонажи: Крис/Исин, Исин/Минсок, Лу Хань
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Психология, Философия, AU
Предупреждения: OOC, Насилие
Размер: Драббл, 11 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Жизнь в комфортных условиях устраивает всех. Мы подсознательно тянется к удобству, не желая приспосабливаться к экстремальному или неуютному существованию. Отсутствие обязательств, регулярный секс, вкусные завтраки утром и разговоры ни о чем вечером, нагретое место под одеялом и никаких упреков.
Публикация на других ресурсах:
С разрешения автора
Примечания автора:
Доброго времени суток, дорогой читатель!
Я размышляла, стоит ли отписываться здесь, но все же, наверное, нужно отметить один очень важный момент. Перед тем, как посылать в адрес Автоар гневные реплики, задымайтесь над каждым моим словом.
Приятного прочтения!
С уваженим, Никки


Жизнь в комфортных условиях устраивает всех. Мы подсознательно тянется к удобству, не желая приспосабливаться к экстремальному или неуютному существованию. Отсутствие обязательств, регулярный секс, вкусные завтраки утром и разговоры ни о чем вечером, нагретое место под одеялом и никаких упреков. Криса это вполне устраивало. Знакомство с Исином в давние школьные времена привнесло в жизнь массу положительных моментов с яркими весенними красками и запахом свежести. Случайное столкновение, расцветший красным цветком томатный соус на дорогущей рубашке, смешинки в глазах вместо раскаянья. Крис смутно, но все же помнил, как будущий друг кусал губы, сдерживая рвущийся наружу смех, а потом просто протянул руку и представился: «Новенький. Чжан Исин. Мой соус очень рад с тобой познакомиться. Пожалуй, даже больше чем я». Крис не нашел, что ответить, задыхаясь то ли от наглости, то ли от умиления, и просто скрестил ладони в рукопожатии, отмечая наличие мужественности в тоненьких пальчиках. О рубашке и растекающейся по ней красной жиже было забыто, впрочем, Криса это особо и не заботило. Тряпку выбросить легко, а вот приобрести интересного собеседника, способного не приклоняться и не лебезить в первый же день своего пребывания в школе, сложнее. Дружба крепла не по дням, а по часам, пропитываясь шутками и наигранными обидами. Спустя год они знали друг о друге все, вплоть до маленьких слабостей в виде трусов с изображением героев-творений рук японских аниматоров или горшков с белоснежными розами, капризно цветущими раз в год. Смело заканчивая друг за другом фразы, они вгоняли в ступор знакомых, входящих в немногочисленный круг их общения. Тао, самый младший в их компании, фыркал и предлагал уединиться, дабы не мозолить глаза и не вызывать приступы зависти. И, скорее всего, никто не удивился, когда однажды Исин заявляет, что теперь является официальной парой красавчика У Ифаня, за которым составами, как по рельсам, выстраиваются дамочки с соблазнительными формами и коварными улыбками. Вот так просто. Без подготовки, без оглядки на мнение или возможное недовольство со стороны окружающих. Никаких признаний в вечной любви или даже влюбленности. Их просто все устраивало. Они безоговорочно доверяли, предпочитая подарить первый поцелуй друг другу, нежели незнакомому человеку. То же касалось первой неумелой близости, закончившейся заливистым смехом и несколькими каплями крови на белоснежных шелковых простынях Криса - Исин умудрился порезаться о блестящий квадратик презерватива и долго причитал, что никогда и ни за что. «Никогда и ни за что» наступило через неделю, а потом еще и еще, пока судьба не раскидала их по разным городам и университетам. Но даже это не смогло изменить комфортности отношений чуть более чем друзей. Исин закатывал глаза, когда в пределах охвата камеры появлялись стройные ножки очередной красавицы, побывавшей в кровати Ифаня. Он никогда не выказывал своего недовольства и уж тем более не устраивал бессмысленных сцен ревности. И это устраивало Криса. Он без зазрения совести пользовался расположением своей официальной половинки все пять лет, меняя девочек и иногда даже мальчиков, обещая прекратить измены сразу по возвращению. Но ни новая квартира в спальном районе, ни начало совместной жизни (с благословения и разрешения родителей, конечно, которым удобнее было отпустить любимых детей в свободное плаванье, зная, что те поддержат друг друга) не смогли повлиять на привыкшего к разгульному образу жизни Ифаня. Постепенно совместная жизнь стала похожа скорее на соседство двух симпатичных пареньков, периодически использующих друг друга для удовлетворения своих потребностей. Но их по-прежнему все устраивало.

Ифань потягивается на кровати и тут же накрывается с головой, не желая покидать теплый кокон из одеяла. За окном сплошным потоком льется вода, грустно купая в лужах последние опадающие листья. Осень в этом году наступила внезапно и скоро не оставила от зелени следа, убивая в листве и цветении природы жизнь. Она с завидной регулярности оплакивала свою работу, поливая землю холодными слезами. Люди сливались в единую массу серости и тусклости, прячась под шапками зонтов и собственной беспомощностью.

Ифань ненавидел осень. Наблюдая, как все вокруг умирает, поддается привычному ходу времени и замкнутости системы, он мечтал оказаться где-нибудь далеко, куда еще не успело дотянуть свои умертвляющие ненавистное время года. Он был уверен, что там, в этом недосягаемом месте найдется уголок, в котором обязательно будет хорошо и уютно. Там можно будет чувствовать себя как дома. А пока… пока за окном все те же небоскребы и все то же бескрайнее хмурое небо, нисколько не способствующие пробуждению желания подниматься и принимать правила нового дня.

В квартире витал едва уловимый аромат молотых кофейных зерен и обжаренного хлеба. Они щекотали рецепторы, посылая недвусмысленные сигналы мозгу и желудку, отзывающемуся недовольным урчанием. Крис мысленно приказывает прожорливому органу заткнуться, но в ответ получает новый поток ругани, намеревающийся поднять нерадивого хозяина. Крис подчиняется. Нехотя откидывая в сторону одеяло, он опускает ноги в пушистые тапки с зайцами и шаркает в сторону ванной, почесывая поясницу, бледной полоской виднеющуюся из-под задранной футболки. Тапки малы по размеру, но приятно греют и оберегают от холодного пола и сквозняка, гуляющему по дому. Нелепые зайцы глазками-пуговицами смотрят на мир и шевелят ушами при каждом широком шаге. Исин очень любит их, но каждое утро предусмотрительно оставляет их под кроватью, заботясь о быстро подхватывающем простуду Ифане.

Водные процедуры занимают положенные двадцать минут, в течение которых Ифань проклинает утро и свое позднее возвращение, в который раз обещая не вестись на уговоры Лу Ханя, коллеги и просто хорошего друга, расслабиться после напряженного рабочего дня и забыть о бракоразводном процессе очередной несостоявшейся семьи или еще чем-нибудь. Крис недовольно кривит губы, строя рожицы зеркальной глади и задыхаясь от приторного запаха чужих духов. Он с остервенением трет кожу, где ночью побывали очаровательные губки не менее очаровательной красотки. Вспомнить имя случайной знакомой – непозволительная роскошь. Чаще имена застревают в поцелуях и звонком смехе, растворяясь на дне разноцветных коктейлей. Никто не против. Всех это устраивает.

На кухне Ифаня ожидает горка тостов, выложенных в хаотичном порядке на тарелке с улыбающимися смайликами; чашка еще теплого, такого, как любит он, кофе; смешная записка с пожеланием доброго утра и удачного дня и несколько таблеток обезболивающего. Дань традиции. Ифань не помнит, когда в последний раз завтракал вместе со своей официальной парой, но точно знает, что в мусорном ведре наберется несколько записок, потому что мусор в их квартире пропадает по пятницам вечером – единственное время, когда Исин прибегает раньше, дабы поспать пару часов и умчаться на ночную смену, даже не пытаясь дождаться его, Ифаня, возвращения.

С самого начала совместной жизни так уж повелось, что Исин отвечал за завтраки, поднимаясь на два часа раньше Криса, которому на работу к девяти. Крис же в свою очередь должен был готовить ужин, но чаще просто заказывал еду в ближайшем кафе, называя адрес и пропадая до глубокой ночи, точно уверенный, что Исин сможет поужинать и без него. Так они и жили, деля одну кровать, потому что смысла приобретать вторую никто не видел, иногда пересекаясь в обед в центре города за чашечкой зеленого чая. Не то чтобы Крис его любил. Просто это тоже была своего рода дань традициям – пить зеленый чай с корицей, чувствовать пряный вкус и умиротворение в компании близкого человека.

Тосты приятно хрустят, тая маслом на языке, а кофе согревает, позволяя взбодриться. Ифань удовлетворенно вздыхает, смакуя на языке завтрак, а потом моет за собой посуду и отправляется собираться, мысленно делая пометку поблагодарить младшего за вкусную еду. Но он не делает этого ни по приходу на работу, ни ближе к вечеру. Зарывшись в кипе юридической документации и разбираясь в тонкостях очередной семейной драмы, Ифань забывает о времени. Любимая работа. Не каждый может похвастаться, что нашел себя в той или иной области, не каждый работает ради работы, наплевав на материальную составляющую труда. Многие удивлялись рвению, с которым Ифань брался за новое дело. Отдаваясь полностью работе, он чувствовал удовлетворение, ни разу не пожалев о выборе родителей. Кто знал, что мать сможет с точностью угадать предпочтения ветреного сына, а главное направить в верном направлении и заставить проучиться всего один курс, чтобы сын вклинился в профессию и там же застрял, кажется, навсегда.

Время упрямо мчится вперед, не обращая внимания на косые взгляды и недовольные ругательства. Рабочий день близится к концу и на пороге вырастает симпатичная фигурка и миловидной мордашкой. Впервые увидев его, многие ведутся на ангельскую внешность и огромные, непростительно красивые глаза. Но каково же их удивление, когда в этих самых глазах загорается нехороший огонек, а с губ срываются едкие комментарии. Лу Хань никогда не врет. Он всегда, стоит повториться, всегда говорит только то, что думает, не жалея чужого достоинства и собственной задницы. В офисе адвокатского агентства многие его ненавидят, считая заносчивым засранцем. Девушки презрительно фыркают, стоит затянутому в модные шмотки Лу Ханю взглянуть в их сторону. За презрением кроется обида и негодование, но Лу Ханя это устраивает, в конце концов, разводить романтику на работе не в его правилах, а поддерживать светские беседы с куклами, облаченными в шелуху прошлой коллекции, выше его достоинства. Мужчины же в свою очередь просто стараются без надобности не сталкиваться с очаровательным начальником отдела по работе со СМИ, дабы не потерять пару пунктиков по шкале самооценки.

- Привет трудоголикам. – Лу Хань не утруждает себя лишними словами или стуком, зная, что двери этого кабинета для него всегда открыты. Крис поднимает на него расфокусированный взгляд, в котором все еще мелькают цифры и слова, и хмурит брови. Сегодня на друге дорогой белоснежный костюм и небесного цвета рубашка, с расстегнутыми двумя пуговичками, придающими его светлому образу перчинку и немного дерзости, а это ничего хорошего почкам Ифаня не сулит. Он предчувствует попойку в ближайшем баре и уже готовится разразиться поучительной тирадой о смысле жизни и правильном образе жизни, дескать, работникам приличной фирмы не под стать напиваться до поросячьего визга и снимать бесплатных цыпочек, легко клюющих на внешность и красивые глазки. Но Лу Хань удивляет его, поправляя ворот рубашки и загадочно улыбаясь.

- Сегодня у нас культурная программа, поэтому, будь добр, заканчивай с этим, - Лу приподнимает несколько папок и отпускает, отчего они жалобно скрепят, громко ударяясь о гладкую поверхность стола. На что остается только вздохнуть и подчиниться. В противном случае мужчина в теле мальчишки будет совсем не по-мужски ныть и изгаляться. И это ему не скоро надоест.

- Что на этот раз? – интересуется на всякий случай Ифань. Он методично раскладывает бумаги по местам, никуда не торопясь, выключает старенький компьютер и щелкает выключателем сетевого фильтра, погружая офисное помещение в полумрак, освещенный слабым светом, пробивающимся сквозь щель в дверном проеме и жалюзи.

- Мы обедаем в неплохом ресторане с двумя очаровательными сестричками из Токио. Господин Лин настоятельно просил помочь японочкам скоротать время перед грядущим интервью на радио, - Лу Хань многозначительно шевелит бровями, изображая из себя гения мимики. – Если ты не забыл, конечно, но эфир завтра в два, и я попрошу тебя не сильно напрягать доставшуюся тебе малышку. А то мало ли, как она поведет себя после хорошего ужина и страстного десерта.

- Просто заткнись, - беззлобно отзывается Крис, набрасывая на плечи пиджак и толкая в спину коллегу. – Все будет сделано в лучшем виде. Разве я когда-то подводил наше руководство? Тем более, когда на кону повышение заработка и новенький кабинет этажом выше. Да и скоротать вечерок в компании симпатичных цыпочек, чем не радость? – Ифань внимательно обводит взглядом кабинет, мысленно прощаясь и желая доброй ночи папкам и документам, и закрывает дверь на ключ. Ровно на три оборота, как полагается по инструкции к нестандартным замкам.

- Ты как будто в последний раз здесь бываешь, - подтрунивает Лу Хань, хватаясь за рукав чужого пиджака и таща за собой не особо упирающегося друга к металлическим коробкам лифтов.

На улице их встречает ветер, подхватывающий пушистые кисточки длинного луханевского шарфа, задирая толстую вязанную полоску практически до рта. Лу Хань материт осень и все, что с ней связанно, попутно поправляя растрепавшуюся прическу и отплевываясь от ворса. Он очень похож на домашнего кота, случайно выпавшего из окна на первом этаже. Шерстка легко намокает под мелкими каплями измороси, от чего он смешно дергает конечностями, стараясь то ли отряхнуться, то ли спастись таким образом от издевательств природы. Ифань на это лишь закатывает глаза и поднимает руку, останавливая компактную желтую машину с шашечками по бортам.

В машине тепло. Так же тепло улыбается крепкий водитель, приветствующий их. Он тут же принимается рассказывать последние новости шоу бизнеса и разбавлять атмосферу глупыми шутками. Глаза Лу Ханя загораются, и он легко вливается в монолог, превращая его в полноценную беседу с периодическими выкриками, что модели в новом выпуске какого-то там журнала были подобраны безвкусно, и вообще редактору пора завязать с деятельностью и отправиться на пенсию воспитывать внуков. Крис терпеливо отворачивается к окну, предпочитая погрузиться в созерцание унылого пейзажа за стеклом, однообразно пролетающего перед глазами.

На поездку уходит добрый час, за который Лу Хань едва ли не обменивается номерами телефона с незнакомцем, которого, как оказывается, зовут Хан Ген. Таксист берет с них минимальную плату, сверкает обворожительной улыбкой и похотливым взглядом, направленной на аппетитную задницу спутника Ифаня, который все видит и все понимает, но виляет ей активнее и соблазнительнее обычного.

- Ты невозможен, - сквозь зубы цедит Крис, захлопывая дверцу автомобиля и спеша за удаляющимся другом. – Иногда мне хочется оторвать тебе руки и вставить их куда-нибудь в более занятное место, нежели их нынешнее положение, чтобы ты понял, каково это иметь такого ненормального друга, как ты.

- От ненормального слышу, - посмеивается Лу, впархивая в высокие пластиковые двери ресторана. Ифань не спорит.

На входе их встречает миловидная девица в униформе, уточняет, сделан ли заказ, и оповещает о том, что дамы уже ждут их за столиком в красном зале. И все это с такой улыбкой, что Ифаню становится интересно, сможет ли девушка к концу вечера нормально разговаривать. Лу Хань благодарит работницу, подмигивая и пытаясь вогнать в краску, но та все так же улыбается, как разрисованная деревянная игрушка, и указывает нужное направление. Лу Хань оскорбляется и обещает себе обязательно нагадить приветливой барышне, но позже, потому что все его внимание вскоре привлекают худенькие ножки в черных чулках, коротенькое розовое платьице и неприличное декольте, открывающее пару зубцов ажурного черного бюстгальтера.

«Подготовились», - думает Ифань, рассматривая вторую девушку в точно таком же одеянии, как и первая, только в иной цветовой гамме: розовое платье заменяет синее, а чулки и вовсе отсутствуют, открывая простор для фантазии о наличии или отсутствии на маленьком соблазнительном тельце белья, как такового.

- Дамы, - галантно кланяется Лу Хань, вызывая кокетливые смешки переглядывающихся девушек. – Надеюсь мне и господину У удастся вас повеселить. – Он усаживается на одно из свободных мест, аккурат напротив розового платья и декольте. Ифань следует его примеру, легким движением руки приглашая официанта с меню. Обходя все правила приличия, никто не торопится представляться, переговариваясь и обсуждая европейскую кухню и морепродукты. Карта вин оказывается куда более богатой на выбор, нежели основное меню, и Крис берет на себя смелость заказать игристое розовое для дам и что-то из коллекции Шираз для мужской половины. Уголки губ Ханя приподнимаются в усмешке – выбрать крепкое вино в духе Криса. Выбрать и не пить – тоже.

«Хитрец», - шевелит губами Лу Хань, прежде чем обратить все свое драгоценное внимание на девушек. Они говорят ни о чем и обо всем сразу, восторгаясь красотами Китая и обсуждая мелкие детали предстоящего интервью, разбавляя диалоги лестью и комплиментами. Японочки прячут смущение за игристым вином, глупо хихикая и постепенно расслабляясь. Лу Хань никогда не теряет хватки. Оценивая степень трезвости и развязности языка, он мастерски выведывает о наличии подводных камней в предстоящем радио-эфире, помечая мысленно пункты с наиболее нежелательными вопросами. Девушки незаметно для себя выбалтывают все, о чем следовало бы молчать в профессиональных целях. Они восторженно вздыхают и ахают, когда Лу рассказывает о единственной поездке в Токио, и ее последствиях, не приукрашая действительности в виде проблем с языком и приводом в полицейский участок. Его голос сладкой мелодией взмывает к потолку, усыпляя бдительность, отключая сознание и позволяя забыться.

Крис не сразу замечает, как на очередной фразе Лу Хань спотыкается и давится терпкой бордовой жидкостью. Он бьет себя по грудной клетке, извиняясь направо и налево, но не отводит удивленных глаз от одного из столиков напротив. Ифань следит за его взглядом и тоже давится, выплевывая вино на красную скатерть. Девушки недовольно шипят что-то на японском, поспешно скрываясь в коридорах в поисках уборных, дабы почистить попавшие на недешевые платья капли. Ни один из мужчин не обращает на их бегство внимания, сосредоточившись на куда более интересном объекте.

- Что он здесь делает? Да еще в компании Ким Минсока? – справившись с попавшей не в то горло жидкостью, голос Лу Ханя становится на октаву ниже, отдавая непривычной хрипотцой. Хань мотает головой и осторожно смотрит на Ифаня, считывая с бесстрастной маски каждую трещинку.

Крис комкает в руках салфетку, превращая ее в мелкое крошево, и не моргает даже. В его глазах читается невысказанный вопрос и плещется холодом недовольство. Сказать, что он удивлен, не сказать ничего. Он шокирован переменами, произошедшими с его официальной половиной. На Исине ненавистные им ранее черные джинсы, как вторая кожа, обтягивающая стройные ноги, расстегнутая серая рубашка в крупную клетку и отдающие желтизной выбеленные волосы. Крис тщетно копается в поисках воспоминаний о том, когда и при каких обстоятельствах Исин вдруг решил сменить имидж. Вместо этого перед глазами всплывает размытый профиль и отрешенность, как опухоль, возросшая с началом совместной жизни.

«Совместной», - усмехается про себя Крис, ловя очередную улыбку, подаренную незнакомому мужчине, которого лично он видел впервые. Улыбка смягчает заострившиеся черты лица, трогательно приподнимая уголки губ и открывая вид на милую ямочку. Ифань ловит себя на мысли, что не помнит, когда в последний раз подобная улыбка предназначалась ему. Ни с того ни с сего хочется зарычать, а лучше подняться и забрать Исина и скрыть его подальше от заботливого теплого взгляда неизвестного собеседника. Порыв столь силен, что Лу Хань, заметивший, как он дернулся, хватает его за локоть и отрицательно качает головой.

- Не надо, Фань, - практически шепчет Лу, заглядывая в горящие гневом глаза. – Пожалуйста, не устраивай сцен сейчас. Давай закончим ужин, проводим девушек до студии, и ты спокойно вернешься домой и поговоришь с Исином. Хотя… - что-то в интонации Лу Ханя напрягает Криса, шевеля в душе нехорошие предчувствия о том, что продолжение ему лучше не слышать. Но друг не произносит лишних слов. Только ободрительно треплет по плечу. – Не знаю, что тебя так задело, но Минсок хороший парень. В Китае всего три месяца, правда, но ему можно доверять. В конце концов, его квартира аккурат напротив моей и тебе всегда будет известно местонахождение Исина.

Ифань стискивает зубы, сдерживаясь от едких комментариев. Ситуацию спасают вернувшиеся девушки. Они вновь принимаются щебетать на китайском с удивительным акцентом, но Ифань больше не слушает их. Он продолжает следить за соседним столиком, удивляясь, насколько поглощены друг другом собеседники, что не чувствуют тяжелых взглядов, обращенных в их сторону. И чем дольше это продолжается, тем сильнее уплотняется что-то внутри, грозя в любой момент взорваться искрами из глаз и порцией яда. И если бы не Лу Хань, периодически вонзающий острый ноготок указательного пальца в бедро Криса, он давно бы поддался порыву и непременно вмешался в воркование двух голубков.

В напряжении проходят полчаса, и Ифань вздыхает с облегчением, когда девушки намекают на время и желание отдохнуть в снятых номерах ближайшего отеля. Проводить их вызывается Лу Хань. Он усаживает Ифаня в первое попавшееся такси и отправляет домой, надеясь, что тот благополучно заснет или подумает, хорошенько подумает, прежде чем начать разговор об увиденном в ресторане. Лу скрывает беспокойство за широкой улыбкой, но Ифань все понимает и кивает в знак благодарности.

Квартира встречает тишиной и полумраком, рассеченным тускло-желтым светом луны и уличных огней. Крису приветливо машет одиночество, выглядывающее из каждого угла любопытной мордашкой. Оно внимательно следит за разувающимся мужчиной и перетекает с места на место, выбирая наиболее удобную позицию для решающего прыжка. В его планах забраться под кожу, ворваться в самое сердце и прочно засесть там, покуда не найдется спаситель.

Усаживаясь на диван, Ифань понимает, что впервые находится здесь раньше полуночи. В груди зябко растекается тоска. Приходится закрыть глаза, чтобы не видеть, как тени закрывают собой все видимое, пожирая интерьер гостиной копошащимися червями. Хочется зарыться в одеяла, как в детстве, спрятаться с головой и представить, что тонкая прослойка из пуха и пододеяльника спасет от мифических существ, живущих под кроватью. Только существа, вгрызающиеся в разум Ифаня, вполне настоящие и от них так просто не скрыться. Они пробираются молекулами в легкие вместе с кислородом и мешают дышать полной грудью, закупоривая трахеи и глотку. Крис задыхается от негодования и беспомощности, поглощенный обидой и чем-то, что начинается на горьковатую «р».

Ключ в замочной скважине поворачивается в начале первого. Крис распахивает глаза и устремляет свой взор в темноту. Исин входит, громко ругаясь и распинывая стоящие на пороге кроссовки. Он щелкает все попадающие под руки выключатели, принося с собой свет и немного тепла. Система отопления приятно гудит, стремительно разогревая воздух, покрывая окна тонкой пеленой конденсата. Ифань кожей чувствует, как возвращается уют и комфорт, которыми он привык нагло пользоваться, не отдавая ничего взамен.

В потревоженной тишине громкое «Где ты был» звучит угрожающе. Исин вздрагивает от неожиданности и широко распахивает глаза, замирая на полпути к спальной комнате. Он неуклюже переминается с ноги на ногу, не умея справиться с удивлением и не находя наиболее подходящих слов. Ифань молчит, дожидаясь ответа на поставленный вопрос, и смотрит так, что Исину хочется сжаться и слиться с мебелью под этим колючим взглядом.

- Ты рано сегодня, - слова бьют по ребрам нотками обиды и застывают меж ними крошечными нитями невралгии. И не вздохнуть, потому что больно. Крис кривится, задыхаясь от нехватки воздуха. Аристократичные черты лица искажаются морщинками в уголках глаз и тонкой полоской плотно сжатых губ. Крис с трудом собирает остатки сил и поднимается, чтобы в два размашистых шага преодолеть физическое расстояние, надеясь так же быстро сократить и душевное. Исин инстинктивно пятится. Он пораженно выставляет руки вперед, но их сминают не терпящими возражения объятьями.

На не разложенном диване мало места для двоих. Дерматин царапает влажную, скользящую кожу, оставляя ссадины на выступающих позвонках. Исин попеременно морщится от боли и кусает губы, терпеливо дожидаясь, пока волна раздражения и злости отступит и отпустит его несопротивляющееся тело. Крис с садистским удовольствием сжимает соблазнительные бедра, оставляя следы принадлежности в виде алеющих пятен будущих синяков, и подается вперед в неспешном, но резком темпе. Торнадо в груди набирает обороты, стараясь нанести максимальный ущерб, будоража сознание и подогревая кровь. Ифань смотрит на свою официальную вторую половину, выискивая среди безразличия и смирения крохи понимания и намеков на какие-либо эмоции. Но не находит ровным счетом ничего. Злость застилает глаза красной пеленой, превращая самообладание в горстку вспыхнувшей алым пламенем серы. Это не приносит удовлетворения. Организм работает на автопилоте, выполняя заученные действия, избавляясь от накопившегося напряжения. Он не чувствует дискомфорта в паху, хотя нервные окончания и посылают сигналы тревоги по системе к головному мозгу.

Ифань придавливает своим весом хрупкого Исина и замирает. Пустота в голове заполняется обрывками воспоминаний и мыслей, как чашеобразная долина под натиском прорванной дамбы. Осознание болезненным спазмом скручивает внутренние органы, вырывая из горла болезненный стон.

- Прости, - звучит раньше, чем Крис успевает подумать над нужностью и правильностью пустого слова. – Боги, Исин, прости, - шепчет, приподнимаясь и опираясь на руки. Исин бледнее обычного с этим цветом осеннего солнца в волосах. В них хочется зарыться пятерней, мягко помассировать кожу голову и успокоить, но это не требуется –воспользовавшись моментом Исин выбирается из-под тяжелого тела и неуверенной походкой отправляется в ванную. Ифань замечает, с каким трудом ему даются шаги, и хочет приблизиться, но Исин предостерегающе качает головой. Он оборачивается у самого поворота, чтобы бросить взгляд потухших глаз на Ифаня и проговорить тихое:

- Не знаю, что с тобой случилось, но… - Голос отчего-то хрипит и нужно несколько секунд, чтобы прокашляться. – Завтра выставка и мне рано вставать, поэтому, будь добр, выключи за собой свет и переночуй в гостиной.

Ифань укладывается на спину и устремляет взгляд в потолок. Там три сантиметра штукатурки и побелка, которой он измазал руки и шею Исина, когда они пытались собственными силами сделать ремонт. В итоге затея провалилась, как и любое их общее начинание, рано или поздно превращающееся в балаган. Ифань никогда не жаловался. Исин тоже. Их вполне все устраивало до настоящего момента. Крис стискивает зубы и закрывает лицо руками. Он только что переступил черту, считающуюся в современном обществе, предельной. И злость, да пусть даже свирепая ревность не оправдывают насилия. Во всяком случае, не для него, У Ифаня, адвоката по семейным вопросам. В его руках побывала не одна сотня исков о расторжении брака, основной причиной которых было насилие в семье, подтвержденное справками и медицинскими заключениями. И он никогда не оказывался на стороне обвиняемого, предпочитая защищать пострадавших. Теперь же он сам стал вровень с насильниками и извергами, в порыве ярости калечащими сердца близких, дорогих людей.

«До чего же ты низко опустился», - думает Ифань, рассматривая первые появляющиеся трещинки. Он предпочитает пялиться в потолок, нежели по сторонам. Ему страшно осмотреться и увидеть клочья одежды, небрежно разодранной на неровные куски. Исин пытался сопротивляться, отчего швы расходились неровно, треща и искрясь. – «Ниже уже некуда». – Обреченность наваливается многотонной плитой, оголяя совесть. Раскаянье выходит из-под контроля, дрожжевым тестом растекаясь по остывшему самолюбию.

Крис, прислушиваясь к шуму воды, обещает себе, что утром поговорит со своей официальной половинкой и вымолит прощения. Он продумывает свой монолог до мельчащей детали, плоть до приглашения на ужин в их любимое кафе неподалеку. И сколько бы времени не понадобилось, Ифань не отступит. Потому что это не устраивает его. Потому что он не может позволить Исину уйти. Не важно от него или просто к другому. Только не сейчас. Ифань эгоист и не скрывает этого. Исин столько лет был частью его жизни, плотно въевшейся под броню сердца, что взять и отпустить – выше его понимания.

Так он и засыпает, размышляя о грядущем разговоре, отгоняя навязчивую мысль, что утром его комфортная жизнь может превратиться в обычное существование, где не может быть ничего, кроме работы, маленькой холодной квартиры, гор мусора в ведре и завядших белых роз, капризно цветущих раз в год. И никто больше не будет поднимать ему настроение глупыми записками с не менее глупыми смайлами, улыбающимися широко и радостно, как когда-то очень давно, когда не было предательства, измен и ревности.

Утро не приносит облегчения. Ифань обнимает себя руками и подтягивает колени к груди – температура воздуха в квартире не на много выше уличной, а, значит, Исин уже умчался на работу. Нехорошее предчувствие закрадывается вместе с отсутствием на кончике языка горечи – в воздухе не витает приятного аромата кофе и свежей выпечки. Ифань резко приседает на диване и прислушивается к тишине в доме. На стене одиноко тикают часы, нарушая идиллию пустоты. Одиночество усмехается, стоя за спиной в полный рост и протягивая свое ледяные пальцы, чтобы коснуться сжавшейся внутри души. Крис подскакивает с места, стараясь унять бьющееся о ребра сердце – оно клокочет и кричит от страха, словно загнанный в клетку зверек.

Комната, ванная, кухня. Ифань заглядывает даже под кровать и стиральную машину, словно надеясь, что Исин вдруг станет в разы меньше и спрячется где-нибудь. Но Исин меньше не становится. Он попросту растворяется в осенней дымке тумана вместе с частью вещей, отсутствующей в гардеробной. Крис кружится по комнате и метается из одного квадратного метра к другому, в надежде отыскать хоть что-то. Он чувствует себя глупо, но не оставляет попыток, надеясь и рассчитывая.

Телефонная трель взрывается в воздухе чем-то из поп-музыки. Ифаню она никогда не нравилась, но в прихоти одной из подружек отказать не удалось, а сменить – банально лень. Ифань особо не ладил с современной техникой, путая названия гаджетов и совершенно не разбираясь в тонких настройках и программном обеспечении.

- Где тебя носит? – верещит на другом конце провода Лу Хань. Ифань прислоняется спиной к стене и съезжает по ней, закрывая глаза. – Крис? – И молчит, потому что не в силах разговаривать, потому что пустота затягивает удавку на шее, лишая возможности различать цвета. – Не знаю, что ты вчера натворил, но, уверен, Исин все поймет. Так же, как и ты… Ведь долго это не могло продолжаться. Ифань, он заслуживает того, чтобы быть счастливым. Так же, как и ты. – Лу Хань никогда не верт. Лу Хань всегда говорит то, что думает, не взирая на чужое самолюбие и степень приносимой боли. Говорят нельзя убить словами? Не верьте. Одно только слово может превратить в руины целый город. – Вы не любите друг друга и ничто…

- Я люблю его, - бесцветным голосом признает Ифань и опустил руку, разжимая пальцы. Телефон соскальзывает на гладкий паркет, замирая черной кляксой. Из динамиков еще некоторое время слышится голос Лу, а потом все смолкает. Крис готов смеяться от осознания собственной дурости. Столько чертовых лет прошло, а он впервые произносит сокровенные слова. И те обращены в пустоту, потому что Хань не прав – Исин не простит. Уже не простит. Слишком поздно искать оправдания и раскаиваться. Ифань понимает, что далеко зашел. Он прекрасно помнит, как меркли радостные огоньки в глазах официальной половинки, когда он заводил разговоры об очередной студенческой вечеринке. Ему доставляло удовольствие наблюдать за наигранным безразличием, скрывающим следы негодования и ревности. Сначала это было весело. Ифань ждал реакции, упреков, криков и скандалов. Но их не следовало, а сам он постепенно привык к разгульному образу жизни, когда вседозволенность рождалась безнаказанностью. Молчание строило между ними стены, разрушая мосты и обрушая берега. Доверие в отношениях превратилось в удобство, делая близких людей чужими.

Ифань, не до конца уверенный в правильности своего порыва, поднимает с пола телефон и одним движением снимает блокировку. С экрана на него смотрит пухленький неуклюжий щенок – одна из собак, по доброте душевной принесенная в дом с улицы Исином. Он, Крис, закатил тогда скандал, обнаружив на своей половине кровати нечто теплое и скулящее, хотя и знал, что это только на одну ночь. Ведь больше животные в их квартире не задерживались – Исин прихватывал их утром в питомник, где работал, и сбагривал в добрые руки, предварительно убедившись в отсутствии болезней и паразитов.

Крис качает головой на воспоминания. «Дурак», - ругает он себя, входя в меню контактов в поисках необходимого. Он пролистывает его три раза, хмурится и чертыхается, но повторяет процедуру снова и снова. В списке множество неизвестных номеров под кодовыми «кошечка», «зайка», нашлась даже «белочка», но нет ни одного «Влюбленный романтик». Ифань не сдерживает смеха, задыхаясь от истерики, вылившейся в приступ неконтролируемого хохота. В новеньком телефоне, который служил ему верой и правдой год, не было номера Исина, того единственного человека, ради которого стоило бы жить.

Когда в безмолвной тишине раздается повторная трель, Ифань не торопится брать трубку. За смехом приходят злые слезы и икота, справиться с которыми оказывается сложнее, чем с накатившей истерикой. Слушать упреки и наставления нет никакого желания, но кто-то настырный продолжает названиваться, повторяя глупые слова вновь и вновь. Крис не смотрит на имя контакта и принимает вызов с громким «Слушаю». И совсем не ожидает, что там, на другой стороне телефонной линии, кто-то тихо всхлипнет.

- Я дам тебе один шанс. Один единственный шанс. Просто потому что я люблю тебя. Все эти годы любил и терпел всех этих девиц, просто потом что не хотел терять. Тао часто называл меня бесхребетным существом – я не мог и не могу до сих пор заявить права на то, что принадлежит мне по праву. Но я готов дать тебе этот крохотный шанс, если все станет так же, как было в школе, когда не было третьих и последующих лишних. Когда были только ты, я и наши неуклюжие отношения…

И Ифань обещает. Он говорит быстро, неразборчиво, комкает слова и перепрыгивает с мысли на мысль. Исин заливисто смеется, обещая вернуться через два дня, когда его собаки займут призовые места на выставке. Ифань уверен, что теперь у них все получится. Обязательно. Теперь их все будет устраивать. Обоих.

***

Зима приходит в город с температурой чуть ниже нуля и холодным белым пухом. Лужи покрываются тонкой коркой льда, приятно хрустя под подошвой теплой обуви. Кто-то особо неуклюжий поскальзывается на них и чертыхается, отмахиваясь от громкого смеха спутников. Серость сменяется чистотой и белизной, до слез слепящей глаза. Природа засыпает для передышки и самообновления.

Исин обнимает себя руками. В квартире снова холодно, но пойти и включить систему отопления нет никакого желания. Делать лишние шаги – позволить себе задуматься и осмотреться, чего позволить себе Исин не может. Все вокруг напоминает о прожитых днях, месяцах и даже годах. Минимальное количество мебели, обои с огромными головками алых маков, полки, заполненные книгами, плазма на стене и стеклянный столик, на котором все еще хранится след от чашки остывшего кофе. Все так же тикают часы. А на подоконнике в кухне впервые за год капризно цветет белая роза.

Его никогда не страивали эти странные отношения. То ли друзья, то ли любовники, то ли просто сожители. Но он не смел жаловаться, глупо надеясь и рассчитывая на что-то. Что-то настало внезапно, спустя долгие восемь лет, под тяжестью жгучей ревности и раскаянья. Они наслаждались друг другом, кидаясь громкими словами и упиваясь сладостным нектаром счастья. Обещания обжигали слух и въедались в кожу горячим дыханием и поцелуями. Нежность переплеталась с теплом, разливалась в груди золотом солнечных лучей и яркостью воспоминаний. Только…

Исин закрывает глаза и вздыхает, когда раздается звонок. Он собирает остатки мужества, смахивая с плеч несуществующие пылинки, и все-таки осматривается. Здесь всегда было чисто и уютно для двоих, занятых работой людей. Ранние завтраки и поздние ужины в одиночестве, редкие разговоры до рассвета и комфорт…

Звонок повторяется дважды, настойчиво подгоняя с выводами и решениями. Исин кивает сам себе, протягивает назад ладонь, ухватываясь за металлическую ручку, и разворачивается, делая шаг по направлению к выходу.

По деревянном паркетным панелям катятся маленькие колесики. Они неприятно поскрипывают под тяжестью, но послушно движутся вперед, останавливаясь лишь на краткий миг, за который замешкавшийся Исин поворачивает в замке ключ.

- Машина ждет, - улыбаются ему. И в этой улыбке столько тепла и трепетных обещаний, что Исин может только кивнуть. Ему хочется верить, что вот на этот раз все обязательно получится. Только ладони касаются совсем не те пальцы. – Нужно заскочить в магазин, купить вина – отметим твое новоселье. – Щебечет Минсок, помогая выкатить чемодан на лестничную площадку.

Все так стремительно погасло, спичкой догорев дотла, что больше не хочется искать оправданий. Люди не меняются. Именно об этом предупреждают нас с раннего детства, в попытках огранить от зла и плохих людей. Исин никого не слушал, наивно полагая, что любовь способна излечить и избавить от желания предавать и оставаться безнаказанным. Ведь безнаказанность рождает вседозволенность, а ее не искоренить даже самым едким моющим веществом.

Оставляя позади десять лет своей жизни, Исин в последний раз смотрит в глаза своему одиночеству и закрывает за собой дверь. Негромко щелкает замок, опуская занавес, за которым остается холодная квартира, горький запах спиртного и два тела, переплетенных руками и ногами.