Сваха в невинном обличии

[niki-neko]

Автор: KettyNiki
Фэндом: EXO - K/M
Персонажи: Все ЕХО
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Флафф, Повседневность, Занавесочная история
Предупреждения: OOC, Нецензурная лексика
Размер: Драббл, 4 страницы
Кол-во частей: 2
Описание:
Серия маленьких историй, объединенных сюжетом и невинным макнэ, который не такой уж и невинный
Посвящение:
Маше. И пусть ты с ЕХО так уж и не дружишь, но... с возвращением!
Публикация на других ресурсах:
С разрешения автора
Примечания автора:
Идея пришла вместе с желанием выспаться, поэтому написалась не сразу, а только сейчас, когда уже все основные моменты забылись. Да. Пишите там, где придется, и тогда, когда придется. Вдохновение оно такое капризное.

О ключицах, демонах и проворном макнэ. Исин/Бекхён

У Исина невообразимо соблазнительные ключицы. Тонкие, рельефно выступающие косточки привлекают взгляды малолетних поклонниц, желающих облизать, покусать или еще чего похуже. Откровенных желаний в милых головках достаточно, чтобы развить элементарное чувство самосохранения. И, конечно, оно почему-то обходит китайского танцора стороной. Намеренно или с подачи плотоядно облизывающихся стилистов, расстегивающих запретную третью (а следом и четвертую) пуговичку на концертных рубашках, заказывая футболки с умопомрачительными вырезами и художественными дырками? Наивный, мило улыбающийся всем и вся Исин принимал наряды, как должное, позволяя использовать, крутить и вертеть собой, совершенно не обращая внимания на ошарашенные взгляды одногруппников и мрачную ауру одного конкретного из них.

Бекхён… А что, собственно, Бекхён? Привыкший к образу Дивы дивной под номером два (и нет, он не признается никогда, что перед самым дебютом брал некие уроки у некой более прославленной, более мудрой Дивы агентства), обладатель обворожительной щенячьей внешности и выразительных (не без посторонней помощи) глаз, вовсе не завидовал повышенному вниманию не к своей персоне. Нет, нет и нет. Ему доставляло не меньшее эстетическое удовольствие созерцание выступающих косточек, но в исключительных ситуациях. Каждый раз, когда Бекхён замечал нездоровый блеск в глазах коорди, перешептывающихся со стилистами, он всеми силами пытался унять внутреннее негодование. Да и возбуждение заодно, что таить. Именно поэтому он с периодичностью несколько раз в минуту гордо шествовал мимо беседующих, нарочно задевая вглядывающегося в свое отражение китайца, переключая неодобрительные взгляды окружающих на себя. Уж лучше так, чем утонуть в море чужой слюны, едва не капающей с подбородков каждого третьего.

Когда Бён Бекхён опустился до того, чтобы вот так откровенно выказывать свое недовольство? Быть может в тот момент, когда маек в гардеробе китайца стало в разы больше, нежели нормальных, стандартных футболок, прикрывающих все самое интересное за высоким воротом? На самом деле вокалист корейской подгруппы очень даже спокойный. Немного капризный, конечно, шумный, но спокойный и чтобы довести его до бешенства нужно очень постараться. А вот Исину и делать ничего не нужно. Достаточно просто оказаться рядом, сверкая своими ключицами, обтянутыми полупрозрачной молочной кожей, которую так и хочется укусить, и этой блядской ямочкой, что сносит все заслонки адекватности к чертям. Вот здесь Бекхён чувствует себя одной из этих девочек с переизбытков гормонов, готовый прыгать и бегать вокруг объекта своих далеко не невинных мыслей, дабы добиться расположения и заполучить в личное пользование. Желательно на всю ночь. Или хотя бы подальше от камер и плотоядных взглядов тысяч миленьких соперниц.

- Если ты не перестанешь пялиться на него, танцевать будет ой как неудобно, - шипит в ответ на очередное столкновение Крис, старательно приглаживая непослушный загривок. Он щурится в отражении зеркальной глади, размазывая ухмылку по уголкам губ. Бекхён вздрагивает и замирает, чтобы в следующее мгновение вспыхнуть алым румянцем на измазанных тональником щеках. Быть пойманным на месте преступления не входило в пункты его коварного, тщательно продуманного плана по избавлению невинного Исина от взглядов прожорливых акул. От себя в том числе. Наверное.

- Он и так уже всячески избегает любых контактов с тобой, - раздается с другой стороны голос лидера всея ЕХО. Он дергает Бекхёна за выкрашенную прядку, неизменно улыбаясь. – Оно и понятно – вокруг тебя разве что демоны не летают, - неопределенно машет он руками.

- Вылови его уже после расписания и дело с концом, - подмигивает Крис, щелкая себя по кончику носа, гордо приподнимая его. – Пока это не сделал кто-то попроворнее.

Бекхён следит за его взглядом в зеркале и едва ли не рычит, обнажая ровный ряд белоснежных зубов. Прямо рядом с ничего не замечающим Лэем крутится Ким Джонин, то доверительно заглядывая в глаза, то склоняясь и что-то шепча на стремительно краснеющее ушко. Исин только отмахивается и посмеивается, невинно приобнимая коллегу, совершенно не обращая внимания на плотоядную улыбку ледяного принца.

- Уж он то медлить не будет, - заговорчески усмехается Сухо, хлопая вокалиста по плечу и удаляясь к кучке щебечущих менеджеров, прихватывая с собой второго лидера. Бекхён, собственно, этого не замечает. Все его внимание приковано к органично смотрящимся танцорам. Ему с его комплекцией и неизменным щенячьим видом явно не место с нежным, хрупким Исином. Тому подошел бы как раз кто-то вроде Кая – с хитрицой во взгляде и надежным плечом, способным оградить от всего и сразу. Бекхён присматривается к жестам каждого, ловит вдохи и выдохи, улыбки и даже взмахи ресниц, и, когда рука Кая недвусмысленно проникает под футболку старшего, поглаживая поясницу, срывается. И плевать он хотел на несочетаемость образов и характеров. Чушь все это. Несусветная. Ему нужно два шага, чтобы обойти менеджеров и двух лидеров, и еще пять шагов, чтобы схватить ничего не понимающего китайца под руку и уволочь прочь из гримерной, при этом громко, показательно хлопнув дверью.

- Спасибо, Нуна, - кивает внимательный Сехун и прислушивается к негромким крикам по ту сторону двери. – Поменяться с Исин-хеном было отличной идеей, - макнэ оправляет полы цветастого пиджака, стащенного из общей кучи вещей, предназначавшейся не ему, и довольно щурится. – Прятать такие ключицы и эти руки – настоящее кощунство, правда? – Иногда быть самым младшим крайне удобно, думается ему, пока девушки наперебой хвалят его. Никто не отвлекает от наблюдений за нерасторопными хенами, никто не останавливает и не подслушивает его разговоров со стилистами, менеджерами и прочими окружающими группу людьми. И уж точно никто не догадывается, что роль свахи в царстве двенадцати пришельцев, безропотно занята проворным О Сехуном, лучшим донсеном и макнэ всея ЕХО.

О душевных терзаниях, шрамах и неуклюжем макнэ

Кай/Лэй (одностороннее), Кай/Тао


Штукатурка вперемешку с белилами крошкой стелется по стене вниз, оседая тонким слоем белесой пыли под ногами. Кай морщится и прислоняется лбом ровно в то место, где секундой ранее побывал его кулак, и глубоко дышит, в попытках справиться с раздражением и злостью, бурлящими в крови. Постепенно красная пелена перед глазами спадает, уступая место тошноте и головокружению, оставляя блистать яркостью красок подбрасываемые памятью картины. В горле кислотой застревает ком невысказанных мыслей и едких слов, ядом скатывающихся в пищевод, отравляя ослабленный долгой тренировкой организм. И послать бы все к черту. Просто взять и махнуть рукой на скрежет сердца в грудной клетке, сбросить маску холодного принца, рожденного выходить победителем даже в проигрыше: с гордо поднятой головой и вздернутым носом.

«Ну, конечно», - усмехается про себя Кай, растягивая губы в кривой ухмылке, от которой заводятся толпы фанаток и едва ли не трясутся в экстазе постановщики и операторы, - «остается только сдаться на милость чекнутой парочки». – Он стискивает зубы, словно стараясь вгрызться в неизменный образ одногруппников: сильные руки, обнимающие хрупкое тело, устроившееся между натренированных ног, доверительно спиной на чужой груди.

Джонин соврет, если начнет утверждать, что ничего не знал. Скорее наоборот. Знал, замечал, чувствовал, назовите это как угодно. И он, конечно, догадывался, что рано или поздно пышущий убийственной аурой Бекхён взорвется, предъявит права на объект своих воздыханий, но отчего-то продолжал надеяться. На что? Месяц невинных ухаживаний, каждодневные попытки стать ближе, даже глупые рожицы вместо вопрошаемого эгьё за лишний кусочек мяса, и без того перекочевывающего в его тарелку под предлогом заботы, внимания и старшинства. Все коту под хвост – невинный, не видящий дальше своего носа Исин хлопал длинными ресницами, мило улыбался и списывал все на братскую привязанность среди участников группы. Даже когда прикосновения приобрели интимный характер, а взгляд буквально кричал о желании сцеловывать каждую улыбку, Чжан Исин продолжал игнорировать, не замечать.

- Идиот, - шипит танцор, качая головой. Он не конкретизирует, кому именно адресовано звонкое словечко, возможно и вовсе не относит его к кому-то, а просто иронизирует, подводит черту под происходящим. Вот только…

- Идиот! – вторят ему в ответ из другого конца коридора пугающе недовольным голосом Тао.

И Кай смеется, громко, с придыханием, захлебываясь звуками, исходящими из саднящего горла. Смеется, потому что плакать попросту не умеет. Смеется, потому что в его сторону несется Хуан Цзы Тао, на ходу снимающий белые блюки. Парнишка нисколько не стесняется своей наготы, устремляясь куда-то в сторону раздевалок и душевых кабинок. Он матерится на китайской (уж что-то что, а китайскую нецензурную лексику выучили все корейцы, включая менеджеров и руководство, потому что иногда некоторые особо одаренные китайские канадцы другого языка попросту не понимают), громко топает ногами и явно проклинает создателя кофейных напитков и всех его родственников, включая троюродных бабок сестер племянников сводных дядек родителей. Но замирает в паре шагов от хватающегося за живот одногруппника с не меньшим набором китайских иероглифов на лице. Тоже бранных, если уточнять.

- Ты больной? – зачем-то интересуется Тао, пару раз для разнообразия моргая выпученными глазами.

- Ага, - кивает Кай и оценивающе прищуривается. Всегда скромный Тао все еще не стесняется, стоя перед ним прямо в полосатых черно-синих боксерах, подчеркивающих все самое интересное. Глаз цепляется за красноватые следы на бедрах от ожога горячим напитком, скользит ниже к щиколоткам и замирает там, на выделяющейся белым среди загорелой кожи полоске рваного шрама. Дыхание сбивается повторно, а навязчивая картинка неожиданно рассыпается на миллионы снежинок, медленно тающих в кружении света и пошлых мыслей. Губы привычно искажаются в подобии ухмылки, а в глазах загораются искорки новой надежды.

- Прости, Тао, - совершенно без вины в голосе шепчет Сехун, пряча глаза за высветленной челкой. Пластиковый стаканчик из-под кофе летит прямиков в корзину для мусора, провожаемый скептическим взглядом Криса и смешком Сухо, маскирующим свою заинтересованность кашлем.


От автора: Изначально ничего больше не планировалось, но идея странных пейрингов отлично вписалась сюда.
Спасибо за прочтение!
С уважением, Никки

О феромонах, росте и услужливом макнэ

Минсок ничерта не понимает. Вот совсем ничегошеньки не понимает. Какого хрена творится в их многочисленной группе, сопровождаемой по жизни (или скорее по бешенному ее ритму) четверкой менеджеров и кучей прочего люда? Откуда эта атмосфера тошнотворной сладости феромонов, въедающаяся в складки одежды и поры, вызывая зуд и жжение? Расчесывая в кровь кожу на руках, Ким Минсок думал, что он вполне адекватный, самый старший среди мелкой братии, и ему никак не привыкнуть к мысли, что что-то и где-то прошло мимо него. Загадочные взгляды, которыми обмениваются некоторые из одногруппников, вызывают вопросы, требующие немедленных ответов. И он ищет их. В многочисленных карманах грязного белья, под матрацами и в письменных столах. Что таить, пару раз прищуренный, любопытный взгляд совался в сумки и рюкзаки, но и здесь его ожидал провал – ничего, кроме самого необходимого не находилось, а значит опираться нужно было не на внешние, а на внутренние факторы. Вот тут-то Ким и застрял – психология в число сильных сторон его умений и знаний никогда не входила. Да и к чему она при наличии в штатного психолога в агентстве? Приходилось задумываться, спотыкаться, пропускать мимо ушей замечания и важные объявления и много-много думать, анализируя имеющуюся в запасе информацию.

- Какого хрена? – вопит Сюмин, хватаясь за левую сторону груди, где предположительно у всех нормальных людей находится сердце. Он пятится назад, больно ударяется лопатками о дверь и во все глаза смотрит на лобызающиеся парочки. Будь он чуть внимательнее, чуть чутче к интонациям в голосах, никогда не попал бы в подобную ситуацию и не стал свидетелем далеко не невинной сцены. – Какого хрена, я вас спрашиваю? – сипит он, стараясь хоть так привлечь к себе внимание.

Парочки неохотно отрываются друг от друга и щурятся от яркого света, заполнившего танцкласс с легкой руки Сюмина, и словно в мгновение ока приходят в себя. Они таращатся то друг на друга, то на нежданного гостя и нервно отодвигаются на приличное расстояния один от другого, путаясь в ногах и едва не валясь на паркет. Проходят долгие три минуты (Минсок считает), прежде чем кто-то решает заговорить.

- Хен, тут такое дело,.. - Исин пытается взять ответственность на себя, как самый старший из «провинившихся», но моментально сдувается под недовольным взглядом.

- Вот какое дело, я вижу, - парень задыхается от негодования, отдающего привкусом самой настоящей обиды. Они уже пару лет живут под одной крышей, а доверия в этих несносных мальчишках к нему, такому замечательному, понимающему, самому доброму, милому и обаятельному, не прибавилось. – А вот какого черта вы устраиваете подобное в здании агентства, не стесняясь ни друг друга, ни возможных свидетелей, ни… - Взгляд Минсока цепляется за сжавшегося, насколько позволяет гигантский рост, в углу Чанёля и нервно передергивает плечами, - …одногруппников, в конце концов.

Четверка прослеживает траекторию его взгляда и дружно ойкает. Чанёль от громкого, синхронного «ой» только больше вжимается в стенку и обнимает колени руками, словно пытаясь защититься или хоть как-то спасти свою пострадавшую психику.

- Значит так, - командует Сюмин, - отличившихся прошу покинуть помещение – с вами я поговорю дома, - недобро сверкает он глазами и испытующе смотрит на каждого, покуда зал не становится пустым. Одновременно с этим пропадает привычная сладость на языке, и Минсок удовлетворенно вздыхает – эти феромоны доведут его до расстройства желудка.

Чанёль в углу не подает признаков жизни. Дрожит только и смотрит как-то затравлено, что старший под гнетом забывает об увиденном ранее. Он подходит ближе, усаживается прямо на пол и притягивает огромного репера в свои объятья. Тот куклой валится в его руки и утыкается носом в яремную впадину, сгибаясь практически пополам, но принимать более удобное положение не торопится, прислушиваясь к своим ощущениям. Минсок только выдыхает на это и глупо улыбается.

На самом деле Ким Минсок всегда мечтал быть чуть повыше. Хотя бы на полдесятка сантиметров. Чтобы возвышаться над другими, напоминая о своем старшинстве. Но природа пошутила, наградив его милейшей внешностью и способностью оставаться «кавайной някостью» даже в самый неприятных ситуациях, полностью отбивая у младших желание уважать или хотя бы слушаться. Конечно, он завидовал всем, кто был выше его. Хотя больше он завидовал именно Чанёлю, потому что рост того идеально вписывался в образ неуклюжего подростка с двумя левыми ногами, жизнерадостным характером и неиссякаемым запасом шуток, как с конвейера, слетающих с длинного языка.

- Я ведь только хотел узнать, куда подевался Бекхён, - глухо гудит Пак, перемещая огромные ладони на подвернувшиеся в качестве опоры бедра. Чужие бедра. – Он в последнее время совсем не уделяет мне внимание. Постоянно куда-то сбегает, прихватывая с собой моего лучшего соавтора. И мне так скучно было после занятий, так хотелось поболтать, как раньше… - репер тараторит со скоростью света, но благодаря поставленному речитативу каждое слово слышится вполне отчетливо.

Минсок восхищенно прислушивается и даже прикрывает глаза для того, чтобы лучше чувствовать растекающееся по телу тепло.

– А потом мне повстречался Сехун. Он сказал, что хен собирался сюда. И что не стоит включать свет. И вообще лучше сделать сюрприз. Но я же не знал, - последние слова Чанёль тянет особенно заунывно. Сюмин ласково гладит его по спине, с усмешкой думая: «Сехун, значит», и мысленно делая пометку проучить маленького чертенка. Или поблагодарить. Как карта ляжет.

О среднестатистичности, аллергии и мышке-макнэ

В Чунмене нет ничего особенного. И сколько бы он не пытался, сколько не крутился у зеркала, ничего, совсем ничего не менялось: все та же серая кожа, выделяющиеся скулы и поставленная улыбка, от которой сводит мышцы лица. Он поворачивает голову влево, придвигается ближе к своему отражению, рассматривая гладкую из-за нанесенного крема щеку, и горестно выдыхает. Вот уже много лет ему приходится уговаривать себя, девать многочисленные установки, проводить заунывные беседы со штатными психологами, пить горстями таблетки, чтобы от всего этого попросту не свихнуться и поверить, наконец, что и он не так плох, как кажется.

С самого детства Чунмен считал себя обычным ребенком со среднестатистической внешностью, но четким пониманием себя и своего внутреннего мира. Уже в десять он знал, чем именно хочет заниматься по жизни, но каждый раз намеченная цель ускользала буквально из-под пальцев, точно проворный жучек. Он хватал его, догонял и вновь упускал, покуда сил хватало бороться дальше. Семь лет тренировок у любого подкосили бы уверенность в себе. Представители агентства хлопали по плечу и наперебой просили подождать, потерпеть. И каждый раз находились вполне логичные объяснения – подтянуть вокал, увеличить количество часов, проводимых в танцклассах, попробовать изучить китайский/японский/тайский или какой-нибудь еще более экзотический язык, чтобы в призрачном будущем понимать своих фанатов. Но время шло, а фанатов так и не прибавлялось. Так же, как и не появлялись намеки на возможный скорый дебют.

Семь лет день изо дня Чунмен каждый вечер рассматривал свое отражение, ловя сочувственные взгляды сначала родителей, а следом и соседей по общежитию. Никто ни о чем ему не говорил, но все отчетливо читалось в тусклых глазах и покачиваниях головой. Чунмен с остервенением умывался, брился, использовался всевозможные примочки, чтобы хоть немного улучшить свое положение и немного подбодрить, дать самому себе уверенность в завтрашнем дне и своей внешности.

После официального дебюта, кружась в суматохе дней, теперь уже лидер группы Сухо, проводил у зеркала больше времени. «Синдром принца», - наперебой журили мемберы, но избавлять от него не торопили. Отражение было вроде то же, но визажисты маскировали всяческие недостатки, замазывая синяки под глазами и маленькие шрамы от спешного бритья. И это устраивало его. Нарисованное лицо выглядело живо, завораживающе, а главное – красиво. Красиво настолько, что Чунмен не спешил смывать грим, покуда вся группа не разбредется по комнатам и не провалится в глубокий сон. Тогда он мог позволить себе маленькую слабость – дать волю прежнему, ничего не значащему подростку со среднестатистической внешностью, завидующему доброй половине группы.

- У тебя прыщик, хен, - слышится гаденький голос Сехуна из недр общежития.

Сухо вздрагивает и подпрыгивает от неожиданности, затравлено озираясь. За последние пару месяцев ему удалость не раз оценить способности собственного макнэ гадить налево и направо, без разбора сталкивая лбами тех, кто сталкиваться, собственно, и не собирался. Следить и быть бдительным – лучшее, что могло хоть как-то защитить от коварного взгляда и невинной улыбки. А коль не смог уберечься – смирись, иначе будет только хуже.

За своими размышлениями лидер не слышит громкого слоновьего топота и не замечает, как дверь в ванную, едва не слетая с петель, встречается с чьим-то лбом. Протяжный стон вперемешку с многоэтажным строением из китайских иероглифов так же обходят стороной избирательный слух. А потом Сухо нагло оттесняют от зеркала одним, но сильным толчком (сильным настолько, что он едва удерживается на ногах).

- Только не это, - тараторят с легким акцентом. – Нет, нет, нет, - воют практически в голос.

Чунмен скрещивает руки на груди и с долей скепсиса наблюдает за метаниями миловидного одногруппника. Он ни под какими пытками не признается, что где-то внутри разливается приятое чувство превосходства и вполне объяснимого злорадства – на щеках и лбу Лухана мелкой россыпью расцветают красные пятна. Старший трет кожу, делая только хуже, будто не верит в их реальность и смотрит на свое отражение с такой ненавистью, что Сухо на мгновение становится его жалко. Только на мгновение, потому что наличие пятен на идеальной коже в очередной раз подтверждает, что Маленький Олененок вполне сойдет за обычного, среднестатистического подростка, такого же, как и сам Чунмен. И вовсе ему не нужно завидовать. Нисколечко. Ни гладкости кожи, ни большим влажным глазам, ни милому носику, ни перепуганному взгляду.

- Иди сюда, горе ты мое, - вдоволь налюбовавшись тихой истерикой и запрятав улыбку удовлетворения, лидер всея ЕХО хватает китайца под локоть и разворачивает к себе. Ему достаточно секундного, более ближайшего рассмотрения, чтобы понять природу появления сыпи. Он ведет понурого одногруппника на кухню, слыша в голове усмехающееся Крисово "Вот и ты попался", по пути шикая на вертящего в руках какой-то тюбик крема Сехуна, и признает, что в его группе завелась маленькая мышка, которую и истребить жалко, и близ себя держать опасно.

О пыли, любимом хене и хулиганистом макнэ

Им совершенно нечего делить. Разные подгруппы, разные интересы вне деятельности группы, разное отношение к жизни и фансервису, умение/неумение воспринимать юмор, неряшливость и чистоплюйство. Они диаметрально противоположные, чтобы элементарно сдружиться хоть на какой-то почве. Ким Чондэ и До Кенсу – два главных вокалиста ЕХО, сидящие напротив друг друга в закрытой, темной коморке, не понимающие, как можно было так сплоховать. Ютиться со швабрами, ведрами и всевозможными уборочными примочками – не самое лучшее, что могло с ними случиться. Но стоит ли удивляться?

В полоске света, проникающей через смотровое окно под потолком, весело пляшут пылинки. Чондэ в сотый раз чихает и потирает раскрасневшийся нос. Пыль преследовала его с самого детства горсткой таблеток, воспаленными глазами и отсутствием малейшего желания лишний раз соприкасаться с ней. Аллергия – худший выверт из всего, чем может наградить природа организм человека. И Чондэ не раз убедился в этом. Лучше пара вывихов, сорванный голос, порванные связки, нежели слой аллергена на плоских (и не очень) поверхностях.

- Иногда мне кажется, что меня окружают одни идиоты, - гнусавит Чен, вытягивая ноги, стараясь ничего не зацепить и не усугубить свое положение. Стеллаж с массой полочек-хранилищ опасно скрипит, норовя познакомить со своим ассортиментом любезно предоставленные головы.

- Люди впитывают в себя то, что хотят, - флегматично замечает Кенсу, пытаясь разглядеть ровные, идеально остриженные ноготки. Его сложившаяся ситуация нисколько не напрягала. Даже наоборот. Получить возможность отдохнуть от напряженного графика – непозволительная роскошь, которую он намерен использовать по полной.

- Ты сейчас намекаешь на то, что идиот я, а они так, мимо пробегали? – вспыхивает Чондэ. Раздражение в лохмотья рвет адекватное восприятие действительности, выискивая пути выхода для наиболее яркого взрыва.

- Только полный идиот мог повестись на развод нашего макнэ и примчаться хрен знает куда, хрен знает зачем, - интереса, да и страха тоже, в голосе Кенсу не прибавляется. Он все так же морщит нос и кивает в такт только ему известной мелодии. Полностью расслабленный, вокалист корейской подгруппы прикидывает, сколько необходимо времени Сехуну, чтобы понять, что их заразить гуляющим по ЕХО вирусом попросту не удастся, и получится ли поспать хотя бы немного.

- Но и ты недалеко от меня ушел. – Чен прищуривается и ерзает на месте, намеренно задевая носком кроссовка бедро одногруппника. Кенсу морщит нос сильнее, но более никак не выказывает своего недовольства. – Да если бы эта мелочь не переименовала часть моих контактов…

- Не быть тебе в обществе меня, твоей истерики не поддерживающего, - Кенсу играет бровями и пинается в ответ, сползая по стене. Наиболее удобное положение находится не сразу. ДиО приходится несколько раз поерзать и только потом закрыть глаза и блаженно выдохнуть. В отсутствии счетчика времени можно попробовать забыться, наслаждаясь блаженным покоем и подобием тишины. Заткнуть только бы конкретную особу и все окончательно приобретет розово-шоколадный оттенок.

- Как же ты меня бесишь, - выпаливает Чондэ, следом громко чихая. – Чертов Сехун. Я пальцы ему переломаю за то, что он писал от имени Реук-хена. Маленький… - он долго возмущается, подбирая наиболее яркие эпитеты описания того, что сделает с макнэ, и не замечает, как на него смотрит товарищ по несчастью.

- Реук-хен? – переспрашивает он, заметно оживляясь. – Тебе тоже про жирафов писали?

Чондэ замолкает на полуслове, с приоткрытым ртом и явным интересом в глазах. Он напрочь забывает об аллергии, словно и не чувствует, как свербит в носу, и слезятся глаза. Во всяком случае чихать не хочется, дабы не упустить ничего важного.

- Да. Что он забыл здесь одну из своих игрушек, а она ему очень-очень нужна вот прямо сейчас.

Кенсу не замечает, как придвигается ближе, в точности копирую живость глаз одногруппника и маниакальный их блеск.

Они долго обсуждают голос, миниатюрность, черты характера и прочее, что касается любимого сонбэ. Спорят и громко смеются, поддакивая и опровергая тот или иной факт изученной биографии. Сехун только закатывает глаза и глупо улыбается, мысленно себе аплодируя. Сыграть на персональных слабостях своих горячо любимых хенов и не огрести за это, было отличной идеей. Осталось дело за малым. Но уж он постарается, чтобы это самое «малое» не отвертелось.

О водных процедурах, хитром китайце и макнэ, который ничего не знал

Крис/Сехун

Танцы в душе – не самое безопасное занятие. Известен ни один случай, когда неверное движение оборачивалось для горе-танцора не только легкой травмой, но и летальным исходом. Только что делать, когда настроение способствует танцам-пляскам, да и пению дурным голосом тоже? Сехун дергает головой в такт собственной мелодии и поворачивается вокруг своей оси, едва не прикладываясь этой самой головой о кафельную плитку. Вода приятно охлаждает место ушиба, позволяя не думать о шишках и болячка. Осторожности не прибавляется. Так же как и внимательности. Вследствие чего он не замечает, как с тихим скрипом раскрывается дверь, и ванной комнате становится чуть теснее.

Неизвестный несколько минут следит, как изгаляется тень за занавеской. В очередной не самый невинный изворот неизвестный буквально срывает цветастую шторку с петель, представляя своему взору гибкое худое тело. Острые плечи, слишком выделяющиеся лопатки и такие же позвонки. Ребенок. Самый настоящий ребенок с капризами и лисьей хитростью. Хрупкий, невинный с виду и такой притягательный, что Крис невольно сглатывает. Не за этим он сюда пришел.

- Ну, О Сехун, как ты объяснишь мне свое поведение? – гудит старший, наслаждаясь произведенным эффектом – макнэ вздрагивает и все-таки прикладывается лбом о стену. Его хочется пожалеть, но Крис сосредотачивается и стоически запихивает всякие желания, кроме одного конкретного – разобраться, куда подальше.

- Хен? – нервно тянет Сехун, оборачиваясь. На симпатичном личике рождается недоумение и страх, хаотично сменяющие друг друга. Потемневшие глаза бегают от одного предмета интерьера к другому, ни на чем не задерживаясь, но предусмотрительно избегая прямого зрительного контакта с объектом обожания.

Кто бы мог подумать, что маленький, невинный макнэ проделает определенную работу и затратит массу усилий на слежку за каждый участником группы для достижения определенного результата – получение в личное пользование китайского лидера. Отметая одного за другим возможных претендентов (конечно, в наиболее опасной последовательности), он старательно шел к намеченной цели и уже готовился к обдумыванию главного плана, как объект сам вызвался все узнать. Сбитый с толку Сехун мог только глупо хлопать глазами, потому что все заготовленные слова застряли где-то в пищеводе, грозя вырваться, но совсем не тем, чем надо.

- Я жду, - настойчиво напомнил Ифань, скрещивая руки на груди и оценивающе пробегая по телу макнэ. Про себя он отметил, что у того не только шикарная спина, но и впереди все очень даже ничего. В голове тут же вырисовываются соблазнительные картины, открещиваться от которых становится все сложнее.

- Не поним… - пытается оправдаться Сехун. Он действительно не понимает, чего именно от него хочет Крис. Только хранит в груди трепетную надежду и ни с чем несравнимое желание прикоснуться, обнять, вцепиться коалой и никогда не отпускать от себя. Эгоистично? Наверное. Но даже у Сехуна есть предел, который с каждым днем рушится красной кирпичной крошкой негодования. Слишком долго он к этому шел.

- Ты дезориентировал всю мою подгруппы, подставляя, между прочем, их перед менеджерами. И я могу простить тебе последние две «парочки», - Крис изображает пальцами кавычки и оскаливается, - но вот Тао и Исин – это слишком. Понимаешь? Слишком, даже для такого маленького несносного мальчишки, как ты.

Сехун пытается возразить, но снова давиться словами – крошки становится все больше, а надежды вместе с тем – меньше. О чувствует, как расползается желчь по пищеводу. Теплая вода совсем не ощущается, словно из кранов капает жидкий азот, замораживающий и обездвиживающий все на своем пути.

- Должен быть предел всему. Моим нервным клеткам тоже, к слову. Они же и так выматываются из-за графика. Так ты еще подкинул им головную боль в виде местных фетишистов. - Крис не кричит, нет. Он их тех лидеров, кто никогда не повысит голос на лишние полтона. Монотонность и холодность бьет более хлестко, оставляя уродливые шрамы в душе. – Прежде чем что-то делать, стоит хорошенько подумать, во что вообще могут вылиться твои выходки. И покуда я не услышу вескую причину, ты отсюда никуда не выйдешь.

- Я… - макнэ хаотично соображает, чтобы такого придумать, но ничего путного в голову не приходит. Он дышит через раз, громко втягивая воздух в легкие и задыхаясь от его нехватки. Губы беззвучно шевелятся, читая то ли заученную партию к новой песне, то ли молитву. От кружения головы подташнивает, и Сехун замечает, как его потряхивает от каждого слова в свой адрес.

- Чувствую, так мы ничего не добьемся, - усмехается Крис, делая размашистый шаг и присоединяясь к водным процедурам. Одежда моментально намокает, противно прилипая к телу. Китаец морщится, но тут же отдергивает себя – играть, так до конца. – Мне хорошо известны твои намеренья, на самом то деле. – Тонкие, длинные пальцы ведут вдоль бледного предплечья, повторяя траекторию движения прозрачных капель. Ифань чувствует, как на коже одногруппника высыпают мурашки, и умиротворенно выдыхает. Ему слишком нравится такая реакция, чтобы останавливаться.

Сехун облизывает губы и решительно смотрит в глаза объекта обожания. Проходят краткие три секунды, прежде чем он срывается и выпаливает правду:

- Ты нужен мне, хен. Как ключицы для Бекхёна, как шрамы для Кая, как рост для Минсока, как идеальная неидеальность для Сухо, как Ким Реук для Кенсу и Чондэ. Ты мой личный фетиш – от кончиков этих ужасных волос, - Сехун легонько касается состриженной макушки, - до бесконечных ног, которые хочется выцеловывать, оставляя синяки и ссадины, чтобы все знали, что ты мой. Только мой.

Крис замирает, наслаждаясь искренностью и преданностью в глазах юноши напротив. Он растягивает губы в приторной улыбке и тянет мальчишку в объятья. Тот дрожит, но послушно утыкается носом куда-то в район шеи старшего, где и замирает, беззвучно шмыгая носом. Китайский лидер глупо улыбается – он вполне удовлетворен проделанной работой. Взгляды, улыбки, осторожные касания, тонкие намеки и одна единственная просьба для группы: дать макнэ возможность вывести себя на чистую воду, ненавязчиво раскрыв для него пару-тройку самых «грязных» секретов. И пусть мальчишка думает, что помог своим любимым и таким бестолковым хенам наладить личную жизнь, тем самым избавив себя от десятка возможных претендентов на занятое им же сердце У Ифаня.