И даже так мы сможем быть вместе

[niki-neko]

И даже так мы сможем быть вместе
Автор: KettyNiki
Бета: Нет
Фэндом: EXO - K/M
Персонажи: Чанёль/Бекхен, Тао
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Фэнтези, Психология, AU
Предупреждения: Смерть персонажа, OOC
Размер: Драббл, 4 страницы
Статус: закончен
Описание:
Тао в последний раз окинул взглядом оранжерею, задерживаясь на белоснежной розе с сидящей на ней желтой бабочкой с синим орнаментом на крыльях, и шагнул в пространство между мирами, с твердым намереньем доказать, что еще ни одна жертва ради любви не была напрасна.
Публикация на других ресурсах:
Запрещено
Примечания автора:
Автор не несет ответственность за сие творение, ибо он просто открыл лист редактора, а пальцы все сами написали. Никакой задумки. Просто коротко, немного и не совсем обоснованно.
Приятного прочтения

обложка

- Хочешь, я открою тебе маленький секрет?

Скрежет цикад заполняет все вокруг, скрывая под собой образовавшуюся тишину. Только им никогда не заполнить собой пустоту человеческих глаз. Черноту, подобную ночной, холод ледников и бездну разочарования так же не спрятать за очарованием песни насекомого теплу и свету. Ничто не способно утешить грешника, бросившего на съедение волкам лучшего друга. Считается, что сбегают слабаки. Но он был сильным. Или считал себя таковым, покуда обстоятельства не сыграли злую шутку с его нервной системой. И вроде у него есть оправдание. И, наверное, оно даже могло утешить. Наверное.

- Даже умирая, он не мог отказаться от тебя. Всего одного «хорошо» было бы достаточно, чтобы его отпустили или даже отправили в госпиталь для последующей реабилитации. Его лишили бы памяти, дали новые воспоминания, в которых не было бы тебя. Но он отказался. Захлебывался кровью и шептал, что не может. Представляешь? Не может отказаться от любви. Даже когда ты позорно сбежал, поджав хвост, он лишь глупо улыбался и желал тебе спастись и жить счастливо.

Порой слова бьют больнее пощечины, режут глубже самых острых в мире лезвий. Они раскрывают раны, заставляя их кровоточить под пристальным вниманием бессилия перед действительностью. Осознание бьет дрожью во всем теле. С каждым новым вздохом в том месте, где обычно находится сердце, готовое взорваться от боли и горя, что-то замедляет свой ритм, отказываясь служить собственному носителю. У всего есть предел. У наших внутренних органов тоже. Они способны устать от ненависти к тому, с кем появились на свет. Раковая опухоль – необратимый процесс, которому подвергается организм, чтобы проучить, наказать за беспечность, коварство, эгоизм и страх, ведущий к бегству. Но есть те, кому никогда не познать этого. Остается сжимать руки в кулаки и отдаваться во власть ментальной, куда более устрашающей по своей силе, боли.

- Любовь – худшее, что я видел в этом Мире. Привязанность, влюбленность, страсть, похоть, даже зависимость куда более приемлемы. Они исчезают с наступлением нового рассвета, растворяясь в дымке прошлого, не оставляя себя в настоящем. Те немногие, кому довелось испытать то, что является истиной любовью, а не путанным чувством, становятся жертвой жалкой кончины. Их убивают, втаптывают в грязь, не оставляя никакой возможности выпутаться из всего того, во что они сами лично себя загнали, беспечно хватаясь за тонкую соломинку оголенного откровения и единения. И если это действительно единственное, что приносит восхваленная человечеством любовь, то я счастлив, что мне никогда не доведется испытать ее на собственном опыте.

Так считают многие. Те, кто своими собственными глазами видел падение этого лишенного приземленности чувства, наблюдал, как кто-то заботливо наматывает на шею доверчивой красавице-любви ошейник с длинной, груженой камнями цепью и отпускает в свободный полет. Ничто другое им попросту не знакомо. Достаточно одного единственного свидетельства, чтобы навсегда похоронить себя под стереотипами и определенным мышлением. Там более, когда статус наблюдателей не позволяет вмешиваться, оставаясь сторонними.

- Наблюдая, как ты расцветаешь на глазах, я завидовал. Да-да. Именно завидовал, потому что ты стал первым за сотню лет, кто осмелился нарушить законы равновесия. Заговорить с человеком, ворваться в его жизнь, оставить в живых и позволить хрупкому человеческому органу, что отвечает за слишком многое, биться для тебя и ради тебя. Ты отобрал чью-то так называемую вторую половинку, уничтожив тем самым его надежду на спасение и жизнь после смерти.
- Тао, - впервые подал голос невысокий юноша, медленно следующий за своим спутником вдоль клумб и невысоких кустарников теперь уже собственной оранжереи. Вырывающиеся из горла скрипучие звуки складываются в одно единственное имя. Юноше хочется заставить друга, или бывшего друга, замолчать хоть на мгновение, чтобы перевести дыхание, позволить себе крошечный шанс спасти свободное от поглощающей его боли тело.

- Я завидовал тебе и ненавидел нашу истинную сущность, потому что мне не было дано понять природу расцветающих на твоих губах улыбок и этого светлого огонька во всегда холодных глазах. Зависть снедала, подталкивая на наблюдение, ябедничество более старшим по званию, злости и, наконец, убийству. Мне хотелось самолично вырвать сердце смертного, забрать его жизнь и эмоции себе, чтобы попробовать, каковы они на вкус, насладиться запретным, недоступным ощущением легкости и искренности, коих мне не довелось видеть ранее. Я не понимал, что именно тебя привлекло в нескладном, постоянно улыбающемся парне с дыркой в кармане и массой ненормальных, даже на мой взгляд, идей в голове. Совершенно обычный, ничем непримечательный подросток, коих множества среди соплеменников. Но ты выбрал его. Почему? Скажи мне. – Тот, чье имя Тао, остановился и обернулся. Он смотрел в глаза невысокого юноши и не мог разобрать всего того, что было сокрыто за ними, кроме разочарования и тоски.

- Он теплый. Не такой, как я или ты. В его венах течет кровь. Он не растворяется с наступлением дня, отражается в зеркалах и умеет искренне радоваться успехам посторонних и чужому счастью. Он тот, кто никогда не стал бы демоном даже после смерти, потому что она подарила бы ему крылья бабочки. Легкой, невесомой, маленькой частички сущей красоты. Они были бы желтые, полупрозрачные, но обязательно с синим орнаментом. Потому что желтый – цвет солнца, - юноша против воли улыбнулся воспоминаниям, где не было предательства и страха перед новой, неизведанной доселе тяжести в грудной клетке. – А синий – свобода и счастье.

- Почему тогда ты ушел? Почему не остался с ним? Сбежал, когда почувствовал приближение отряда зачистки? – недоумевал Тао. Он не понимал и половины того, что ему рассказывает собеседник. Ему не понятно восхищение каким-то обычным человеком. Даже если он и смог перевернуть привычное мировоззрение такого зацикленного на законах и правилах Бекхена, демона высшего ранга, повидавшего войны, смерти, убивающего живое на своем пути ради шутки и веселья. Их лишали эмоций, забирали воспоминания, вселяя вселенскую ненависть ко всему сущему. Чтобы не боялись, чтобы не жалели, когда на кон ставились существование, боевая честь и слава в будущих поколениях.

- Я испугался. Они пришли за мной, потому что я проболтался, рассказал о своей истинной сущности и отдал себя на волю простого человека. Меня должны были лишить привилегий, сослать к вратам безмолвия, – Бекхен всплеснул руками и словно стал еще меньше под пристальным, задумчивым взглядом демона. Тот что-то обдумывал, пытался понять, но мыслительная деятельность подбрасывала все более нелепые картинки, вконец запутав Тао.

- Тогда о какой любви могла идти речь, если ты предпочитал…

- Ты сам знаешь, чему нас учили и на чем замешивали наши силы. Что питает тебя в бою? Что дает тебе силы разорвать живое существо и вырвать его трепещущее сердечко? То, что дает силы, оно же и убивает. Я не мог оставаться рядом с ним, не мог чувствовать безумие собственного страха, в то время, как этот мальчик храбро вступился за меня, - юноша отвернулся, не желая видеть жалость или ненависть в глазах некогда лучшего друга. Он знал Тао с того самого момента, как маленький демон прошел процесс обращения. Красивый, угрюмый, немного замкнутый, но с врожденными навыками убийцы. Он сминал крылья ангелам, играясь, убивал женщин и детей руками их мужей и отцов. Ему нравилось его новая сущность, хотя о прошлой он ничего не помнил. Но откуда-то ему было известно, что там он был другим, лишенным азарта и понимания действительности. Они все были другими.

- Только чем дальше я убегал, тем сильнее становился страх. Боязнь за себя улетучилась с преодолением первичной оболочки миров, заменяясь, подмешиваясь со страхом за него. Это лишало сил и возможностей посильнее, чем все остальное, с чем мне приходилось встречаться ранее на этапах обучения. И когда все закончилось, когда нить страха неожиданно оборвалась, как лопнувшая от чрезмерного напряжения пружина, я осознал, что потерял что-то куда большее, чем привилегии. – Бекхен замолчал. Его голос дрогнул вместе с осевшим на выложенную декоративным камнем дорожку телом. – Если бы я только мог… если бы мне дали хоть один шанс повернуть время вспять и вернуться на те два месяца назад, я никому бы не позволил прикоснуться к моему Чанёлю. Лучше бы я сам превратился в пепел и смешался с грязью перед его ногами, чем существовать дальше с чувством вины и отвращения к себе. Он ведь ни в чем не был виноват, - дрожь в голосе перемешивалась с хрипом. Демону становилось все труднее дышать, словно воздух в мгновение стал разреженнее, или, может, он пробежал несколько сотен километров наперегонки с ветром.

Тао попятился назад. Так неожиданно и резко, что практически споткнулся об узкий, ограждающий клумбу с белыми розами бордюр. Ему с трудом удалось удержать равновесие и вновь сфокусировать взгляд на бледном лице, по которому текли слезы. Черные демонические слезы. Они густой массой стекали по щеках, разъедая тонкую кожу и оставляя за собой резкий запах серы. Тао впервые видел что-то подобное. Он даже не слышал о том, что демоны наделены способностью плакать. «Демоны», - с усмешкой напомнил он сам себе. – «Демоны и не влюбляются, не страдают, не знаю, что такое тоска и ничем не выводимая боль».

- То, что сейчас творится в твоем теле, называется естественной эволюцией, которая происходит в теле демона после его отречения от Того мира? – с трудом подбирая слова, спросил Тао. Теперь все становилось на свои места. Ему не нужен был ответ на этот вопрос, потому что молодой демон и без этого знал его. Естественная эволюция скоро лишит его друга способности к регенерации, затем с торицей вернет прошлые травмы, высыпав на теле уродливыми шрамами, и, наконец, окончательно сформирует все внутренние органы и заставит биться сердце, которое уже существует ментально и ноет, болит, мешает свободно передвигаться.

- Эта оранжерея была его мечтой, - всхлипнул Бекхен, на коленях подползая к цветам и ласково проводя пальчиком по белому лепестку. Слезы продолжают капать с его глаз, с шипением оседая на землю, но по каким-то неизвестным причинам обходя стороной крупный бутон. – Он всегда говорил, что я похож на белую розу – такой же фарфоро-бледный, с нежной кожей и шипами, при неосторожном движении колющими пальцы в кровь. Чанёль часто напоминал мне о том, что кроме существования есть еще и жизнь. А когда узнал о том, кем я являюсь на самом деле, несколько дней шутил и обещал вырастить новый сорт роз – неприхотливых черных, питающихся цикадами и с течением времени меняющих свой цвет. Он не успел, поэтому я построил оранжерею собственными руками за неделю, вдохнув жизнь в каждую клеточку растений и насекомых, отдав на это все те способности, что у меня еще оставались после моего позорного возвращения к этому месту. Меня встретила горка пепла и несколько чудом уцелевших картин Чанёля. Они и вдохновили меня. Создав идеальную иллюзию, я трудился днями и ночами, не видимый людскому глазу. Чанёль был бы счастлив вернуться сюда. К цветам, кустарникам и ко мне. А я бы ждал его с извинениями и сердцем, точно так же бьющимся только для него. Глупо, наверное, верить в несбыточное. Раньше я смеялся над людьми, а потом сам стал таким. Наивным немного.

- Но ведь после зачистки не выживало еще ни одно существо! Как ни тебе об этом знать, - негодующе взвился Тао. Он не понимал своих ощущений. Он не мог отследить, что чувствует, но точно знал, что обязательно разберется во всем, когда останется наедине с собой. А пока он нужен здесь для завершения работы и последней встречи с другом.

- Именно, - усмехнулся Бекхен. – Именно, - повторил он тише. – Вчера я видел бабочку с желтыми крыльями. Она порхала от цветка к цветку, пританцовывая и веселясь. У нее на крыльях был синий орнамент и понимающие глаза. – Демон вымученно улыбнулся и обернулся. – Мне больше нечего ждать.

- Ты хочешь…

- Проведи зачистку. Как и полагается. Среди нашей братии я считаюсь отяжелевшим, а значит преступником. Тебе не придется особо вымудряться. Просто лиши меня остатков силы, а тело, еще не до конца сформировавшееся в человеческое, само добьет меня.

«- В новой возрождении ты обязательно станешь бабочкой, - серьезно заметил невысокий юноша. Ветер играл в его волосах, приподнимая и растрепывая отдельные светлые прядки. Он жмурился от широкой улыбки на фоне яркого солнца, страшась быть ослепленным физически. Ведь морально и ментально он уже давно слеп.

- Если только ну очень огромной бабочкой, - засмеялся юноша повыше, хватаясь за руку возлюбленного, спрыгивая с бордюра и тут же оказываясь в заботливых объятьях. – А ты будешь моим цветком со сладким нектаром и золотистой пыльцой. И даже так мы сможем быть вместе, ведь так?

- Конечно…»

Тао в последний раз окинул взглядом оранжерею, задерживаясь на белоснежной розе с сидящей на ней желтой бабочкой с синим орнаментом на крыльях, и шагнул в пространство между мирами, с твердым намереньем доказать, что еще ни одна жертва ради любви не была напрасна.