По определению разбитого стекла

[niki-neko]

По определению разбитого стекла
Автор: KettyNiki
Бета: Нет
Фэндом: EXO - K/M
Персонажи: Бекхен, Чанёль, немного - Кенсу, Чондэ и Джонин
Рейтинг: G
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Ангст, Драма, Психология, Повседневность, Hurt/comfort, AU, Школа
Предупреждения: OOC
Размер: Мини
Статус: закончен
Описание:
Это его единственный шанс, чтобы все вспомнить и дать знать кому-то по ту сторону экрана, что он еще помнит и ждет.
Посвящение:
lawy
Публикация на других ресурсах:
Запрещено
Примечания автора:
Все началось с этой заявки, но в итоге перевернулось и вывернулось благодаря Аи. И, между прочем, это именно она заставила *ке-ке* меня написать.
P.S. Здесь не так много о самой фобии и мало о том, что чувствует Чанёль, но иначе бы я вывернулась наизнанку, а этого мне ой как не хотелось бы.
Приятного прочтения.

Работа написана по заявке:
Фобия, боязнь прикосновений.

- Каково это быть не таким как все? Каково не чувствовать на протяжении многих лет тепла чужих прикосновений? Как быть, когда толпа людей напоминает камеру пыток с множеством стен и потаенных углов? Вам никогда не приходилось испытывать чего-то подобного? На вас смотрят с подозрением, стараясь угадать, что же скрыто за опущенной головой и тусклым взглядом. Кто-то крутит пальцем у виска, намеренно обходя стороной неизвестное. Другие наоборот – хотят подкрасться ближе, проверить реакции работающего на опережение сознания. Глупцы высмеивают, доказывая свое превосходство окружающим, но оставаясь такими же ничтожествами с прогнившими душами. – Спокойный взгляд устремлен в объектив камеры, посылая по другую сторону экрана эмоции и импульсы. Маленький красный огонек горит беспрерывно, доказывая прямое вещание и одновременную запись для будущих поколений. Режиссеры развлекательной передачи о жизни знаменитостей замерли в ожидании маленькой исповеди для большой аудитории. Им известно, что этот человек, несколько десятков раз отказавшийся от участия, сегодня преподнесет какой-то сюрприз. У него есть цель. А цель, как известно, определяет стремление.

- Многие читатели задают мне один и тот же вопрос. Сегодня, здесь, в этой студии я намерен поведать вам историю, ставшую толчком к созданию серии книг «По определению разбитого стекла». Возможно, после этого вы все поймете происхождение названия и атмосферы, пропитывающей каждое слово. – Гость глубоко вздохнул, настраиваясь и уговаривая себя не отступать. Дороги назад быть не может – это его единственный шанс.

- Мне было семнадцать. Подростковый максимализм постепенно давал о себе знать – менялись вкусы и предпочтения, выстраивалась линия поведения и основные черты характера. Тогда, как и многие сверстники, я был похож на беременную барышню с капризами, истериками, беспорядочной сменой настроения и нехилым аппетитом. Я вынашивал собственное внутреннее «Я», оберегая его от переживаний и ненадлежащего контроля со стороны старших. Молодость - время амбиций и стремлений, когда минут на обдумывание своих поступков не много, а жизнь кажется слишком долгой.

У меня была обычная, среднестатистическая семья. Оба родителя плотно застряли в медицине – с фанатичным блеском в глазах, они старались помочь каждому, кому требовалась их помощь. Мать – педиатр. Отец – стоматолог в одной небольшой частной клинике Пусана. Мы никогда ничем не выделялись среди других, таких же семей, за исключением этого ненормального, по меркам современности, стремления к помощи окружающим. Доходило до того, что частные приемы переносились в наше жилище, заполняя небольшую квартиру соседними детишками и стариками, не знающими что такое личное время и пространство. Наверное, это-то и стало началом конца моей детской жизни и перехода к более зрелому мышлению. В середине учебного года отцу предложили возглавить новый столичный филиал клиники. Всего лишь программа привлечения клиентов, за которую зацепилось руководство, осознавая значимость хорошего техника с безупречной репутацией. Родители согласились, не раздумывая, – Сеул обещал новые горизонты, достичь которых в Пусане было бы куда сложнее и накладнее. Вот так я, семнадцатилетний подросток, ученик выпускного класса, оказался в новой школе.

- Здравствуйте, меня зовут Бён Бекхен. Позаботьтесь обо мне, пожалуйста, - весело произносит новенький, улыбаясь. Но эта улыбка не сколько расползается на губах, сколько зажигает некий огонек в карих, небольших глазках. Весь вид Бён Бекхена выдает его нетерпение приступить к занятиям в новой школе, об обучении в которой он мог только мечтать, ведь родители стремились с самого рождения привить ему любовь к медицине через естественные науки. Это же место было выбрано им лично, не смотря на препирательства со стороны отца и разность в программе обучения – наличии некоторых предметов, сдать которые предстояло экстернатом, из-за чего к основным урокам были приписаны лишние часы на дополнительных занятиях. Но именно эта школа позволила бы расширить знания литературы и приступить к углубленному изучению музыки, которые всегда привлекали юношу.

- Что ж, Бекхен-ши, можете выбрать любое понравившееся вам свободное место, - приветливо отзывается учитель, прислоняясь к записям на классной доске. На его носу расположились забавные очки в круглой оправе, а узел галстука сместился влево, но никто не обращал на это никого внимания – взгляды учеников были прикованы к новенькому, двинувшемуся между рядами к одной из последних парт последнего рядя в самом дальнем углу учебного класса. Когда Бён Бекхен тихо, чтобы не потревожить соседа, присел на краешек стула, замерли все, даже учитель, не успевший предупредить, предугадать, дать совет, в конце концов. Бекхен опустил взгляд, теребя в руках лямки рюкзака, подсознательно боясь поднять глаза и столкнуться с тем, что накалило атмосферу в небольшом помещении. Казалось, достаточно чиркнуть спичкой и воздух взорвется, как наполненный пропаном баллон, разнося все к чертям на мелкие кусочки.

Время в этом месте словно остановилось – каждый ожидал, что же произойдет дальше. Как стервятники, одноклассники выгибали шеи, чтобы лучше рассмотреть, расслышать и не пропустить ничего, что можно было бы потом обсуждать за обедом еще ближайшую неделю. В классе было тихо настолько, что при определенном желании запросто можно было различить дыхание каждого ученика. Но потом скрежет деревянных ножек стула о напольное покрытие, казалось, разорвал тишину в клочья, оставляя неровные края и непонимание в душе Бекхена. Он обернулся, стараясь понять, что же случилось и почему все, кто только-только чего-то ожидал, как по команде вернулись к своим занятиям, не найдя ничего стоящего. Учитель принялся объяснять новую тему, отвернувшись к доске, ученики – старательно делали записи, попеременно перешептываясь и поправляя друг друга. Все было так, будто ничего не случилось. И никто ничего не мог объяснить новенькому, во все глаза смотрящему на своего соседа по парте. Тот отодвинул стул, насколько это позволяло расстояние до стен, и максимально вжался в спинку. Ссутулившись, он что-то записывал, умостив тетрадь на колени длинных ног (Бекхен задумался, как эти ноги вообще могли поместиться под партой ранее). Карандаш в его руках плавно ходил по листу бумаги, оставляя ровные иероглифы, нисколько не выдавая своего хозяина. Разве что побелевшие костяшки пальцев. Он был напряжен. И ему не нравилось присутствие постороннего человека в личном пространстве, всегда принадлежащем ему по праву.

- Когда подросток чувствует интерес к чему-то, это неконтролируемо. Он будет ходить по пятам за объектом интереса, выискивая слабые и сильные стороны, давая определения и характеристики, строя догадки, размышляя по поводу и без, выстраивая не всегда корректный образ. – Рассказчик поерзал на мягком диванчике ядовито-оранжевого цвета. Это было только начало его истории, но ему хотелось верить, что телезрители по ту сторону экрана обязательно проникнутся ей и поймут, сделают какие-то выводы для себя. – Его звали Пак Чанёль, и в нем не было ничего примечательного кроме роста, оттопыренных, не скрытых короткой стрижкой ушей, огромных глаз и природной неуклюжести. Он просто был другим, не похожим на всех тех, кто посещал те же занятия и уроки.

- Бекхён-ши, не хочешь сесть с нами? – Во время обеденного перерыва к новенькому подходит невысокий юноша. Он, пожалуй, ниже самого Бекхена и у него очень милая, обезоруживающая улыбка, глубокий взгляд и приятный голос. Парень кивает куда-то за свое плечо, тем самым указывая на предполагаемое место своего обитания. Там уже сидят три человека и о чем-то переговариваются. Бён ежится, когда один из них переводит на него взгляд и мерзко улыбается. Ему не нравится то, что предлагают – внутри кричит, вопит и топает ногами интуиция. А она единственная, кто никогда не подводит.

- Прости, я не помню, как тебя зовут… - начинает Бекхен, обдумывая, как лучше отказаться, мысленно прописывая недолгий, но полный раскаянья текст.

- Ким Чондэ, - перебивает его собеседник, выжидающе скрещивая руки на груди. Ему явно не нравится ждать и уж тем более он, судя по всему его скучающему виду, никогда не получал отказа на свои предложения.

- Чондэ-ши, я очень благодарен тебе за предложение, но, боюсь, вынужден буду отказаться, - как можно мягче произносит Бекхен, стараясь не обращать внимание на исказившееся, покрасневшее лицо одноклассника.

- Я дважды не повторяю, - Чондэ упирается руками в стол и практически шипит, из-за чего красивый голос становится на октану ниже, а глаза теряют прежнее очарование, - поэтому, хорошенько подумай, Бекхен-ши, будешь ты общаться с нормальными студентами или станешь отшельником с пометной «ненормальный», которые сидят за этим конкретным столиком. – Парень отталкивается от деревянной столешницы и, гордо вздернув подбородок, удаляется, не давая новенькому возможности спросить, что именно он имел ввиду под пометкой «ненормальный».

Вопрос отпадает сам собой спустя пару минут, когда столовая заполняется перешептываниями, а в дверях появляется высокий, ссутулившийся юноша. Он непонимающе останавливается в проходе, замечая, что его обычное место занято. А потом будто бы уменьшается в размерах, когда встречается с растерянным взглядом Бён Бекхена. Мальчик не торопится входить внутрь, не отводит взгляда и вообще, кажется, не способен к какой-либо деятельности. Его привычная система дает сбой, пробуксовывает и практически дымится, как прогорающий процессор. Он спохватывается, когда кто-то из компании Чондэ, - кажется это тот самый мальчик с неприятной улыбкой, - встает со своего места и направляется к выходу, угрожающе, но чересчур вальяжно наступая на юношу. Бекхёну достаточно нескольких секунд, чтобы оценить ситуацию и понять, что встреча двух одноклассников сейчас не даст никаких положительных результатов, поэтому поднимается со своего места и вовремя оказывается между дрожащим Пак Чанёлем, как гласит вышивка на форме, и местным хулиганом.

- Ты сейчас влезаешь не в свое дело, - предупреждает тот, что хулиган, носящий имя Ким Джонин. Его кожа отливает бронзовым загаром, он выше, явно сильнее физически, но растерянность в его взгляде дает Бекхену маленькое преимущество. Конечно же, он не хотел начинать свое обучение в школе мечты с чего-то подобного, но терпеть выходки якобы сильных, в его намереньях тоже не входило. Родители всегда говорят своим детям быть честными и справедливыми, учат уметь постоять за себя и тех, кто слабее. Кто мог представить, что только к семнадцати годам, Бён Бекхен на собственной шкуре испытает это.

- Джонин-ши, будет лучше, если ты продолжишь свой обед в компании своих «не ненормальных» друзей и оставишь нас в покое, - спокойно произносит новенький, без страха смотря в глаза своему собеседнику и улыбаясь уголками губ. Мальчик растерян, ему впервые, как и главарю, кто-то перечит и мешает совершить очередную гадость. К тому же отсутствие страха дает повод для уважения. А уважением в школьной среде многого стоит. – Мы, пожалуй, откланяемся, - не дожидаясь, пока мыслительная деятельность одноклассника придет в норму, говорит Бекхен, разворачивается, хватает за запястье Пак Чанёля и тащит его за собой прочь от этого треклятого места. Мысленно парень дает себе обещание брать обеды с собой и проводить свободное время на футбольном поле. Из-за размышлений он не сразу замечает, как сосед по парте пытает вырвать свою руку. Не сильно, но ощутимо для того, кто не витает в облаках и собственных мыслях.

- Бекхен-ши, - очень тихо, насколько позволяет глубоких, бархатистый голос, зовет Чанёль. Парню удается с трудом выдавить из себя несколько звуков, как будто он давно не раскрывал рта для бессмысленных монологов.

Бекхен резко останавливается и оборачивается. Он не сразу понимает, что голос принадлежит человеку напротив. На него смотрят два огромных затравленных глаза, из которых вот-вот польются слезы. Нижняя губа угрожающе дрожит, а в теле такая напряженная паника, что новенький замирает. Ему кажется, что он что-то упустил, что-то непростительно важное, что заставляет Чанёля стремительно бледнеть - кажется еще чуть-чуть и он вовсе потеряет сознание.

- Отпусти его! -Откуда не возьмись в пустом коридоре появляется третий юноша. Он быстрыми шагами преодолевает разделяющее расстояние, заходит со спины Бекхена и больно бьет его по руке, сжимающей чуждое запястье. От неожиданности Бён разжимает пальцы и делает несколько шагов назад, с долей обиды смотря на еще одного одноклассника, и потирает ноющую руку. Парень тоже не высокий (Бекхену догадывается, что в этом учебном заведении есть только один гигант, и того заставляют сутулиться и делаться искусственно ниже), с большими глазами, до краев наполненными океаном беспокойства, и сжатыми кулаками. Он готов в любой момент вступить в бой, не заботясь о собственно репутации или сохранности своего здоровья.

- Какого черта? – в сердцах возмущается новенький.

- Просто не трогай его и не приближайся. - Это не предупреждение – в голосе парня нет и намека на злость. Простая констатация факта с толикой просьбы. Обычно так говорят родители, указывая на бродячего рычащего пса – смотри, но руки держи при себе.

- Почему? – Бён не понимает, что происходит в этой школе, а точнее в его новом классе, поэтому ищет ответ методом тыка, спрашивая у того, кто оказывается ближе всего.

- Ты пугаешь его, - облегченно вздыхает До Кенсу, провожая взглядом удаляющуюся спину Чанёля. Мальчик не ждет разрешения и не прощается. Просто уходит, оставляя за собой дорогу, вымощенную массой вопросов, многоточий и восклицательных знаков. – Нет, конечно, не только ты, - поправляется Кенсу, а потом протягивает руку для знакомства. – Но ты первый, кто вступился за него в последние несколько лет.

- Будет нагло с моей стороны, если я задам один вопрос? – мнется Бекхен, пожимая протянутую руку, с удовольствием отмечая, что одноклассник расплывается в улыбке. Это позволяет расслабиться и забыть обо всех инцидентах, случившихся за это утро.

- Я наперед знаю, что за вопрос, поэтому можешь себя не утруждать. – До пожимает плечами. – Только давай пообедаем для начала. Можно на крыше административного здания – там редко кто появляется, а у меня собственный ключ, как у старосты.

- Как только новый ученик входит в ворота школы, он надеется найти друзей, знакомых и быть может подружку. Он пытается нравиться окружающим, становясь таким же, как и они. В силу общительности, у меня никогда не было с этим проблем. Мне всегда казалось, что в любой ситуации разговор по душам может объяснить все и расставить знаки препинания там, где нужно. Но, как показала практика, каждый такой разговор, кроме положительного эффекта, оставляет легкий осадок.

- Я знаю Чанёля с младшей школы. – Кенсу удобно устроился на ступенях ограждения, раскладывая прямо на бетонных перекрытиях несколько прозрачных коробочек с обедом и любезно предлагая Бекхену присоединиться к его трапезе. Разговор ожидается не короткий, поэтому До прикидывает, что им придется пропустить один урок, но ничего страшного в этом он не видит – показать новому ученику все уголки-закоулки входит в его обязанности, а значит одно занятие ничего не решит. – Он всегда был милым, отзывчивым мальчиком с ангельским характером и невероятной улыбкой, способной растопить любое, даже покрытое самой толстой коркой льда, сердце. Мы не плохо общались, много времени проводили вместе, хоть и жили в разных концах района. Мы были шумными детьми, попадающими в переделки и часто получающие за это на орехи от учителей. Чанёль не мог усидеть на месте – ему жизненно необходимо было находиться в постоянном движении. Он интересовался музыкой и живописью, проводя многие часы в библиотеках и записываясь на занятия по классу гитары и ударных. Я не успевал за ним, хотя именно в тот период и именно благодаря Чанёлю, мне удалось открыть в себе любовь к музыке и талант в пении. А потом жизни распорядилась так, что мои родители решили сменить место жительства, тем самым разорвав контакты со старой жизнью. Я не видел Чанёля много лет, и, когда поступил в эту школы, даже не сразу узнал его. Та же фамилия, то же имя, но совсем другое внутреннее содержание. Не могу с точно сказать, что с ним сейчас, но подозреваю, что это гапнофобия.

- Боязнь прикосновений? – припоминая курс психологии, нахмурился Бекхен. Он закусил кончик палочки зубами и уставился в пространство перед собой. В его бывшей школе часто рассказывали про различные социальные фобии, с которыми встречается человечество. Большинство их них казались надуманными и несерьезными, вызывающими смех и неверие. И Бён Бекхен даже представить себе не мог, что однажды столкнется с чем-то подобным лично. Лицом к лицу.

- Никто не мог сказать, что именно стало толчком к болезни в этом конкретном случае. Я бился с администрацией школы, медсестрой, даже один раз звонил родственникам Пак Чанёля, но на все расспросы получал вполне вразумительный ответ: «Это не твое дело». Мама не понимала моего стремления узнать больше о какой-то фобии, но послушно рассказывала все, что знала сама: симптомы, возможные последствия, предположительные причины и даже то, как можно с этим бороться. Она советовала книги, сайты и статьи известных психоаналитиков, пополняя не только мой словарный запас, но и развивая стремление научиться помогать таким больным.

- Чанёль-ши, - впервые за месяц обучения и соседства по парте, Бекхен обратился к парню, все так же отсаживающемуся подальше, но не препятствующему самому Бекхену занять место рядом. Возможно, ему казалось, что рано или поздно новенькому надоест сидеть в тишине каждый урок, и он отсядет к тому же Кенсу, но шли дни, а мальчик настойчиво присаживался на один и тот же стул. Он не нарушал личного пространства, не задавал глупых вопросов, не пытался завести диалог, но с завидной регулярностью смотрел на Чанёля исподтишка, делая после каждого занятия пометки о поведении, осанке, скорости письменности и вообще обо всем, что видел. Он знал, например, что парень не пьет газировку со вкусом лимона, ест салаты без соли, рисует на полях портреты своих одноклассников, карикатурно вытягивая носы или кривя улыбки. А еще он очень красиво играл на гитаре.

Пак Чанёль занимался по отдельной программе дополнительных занятий, не сталкиваясь с другими учениками, поэтому Бекхен совершенно случайно стал свидетелем его игры. Легкие мелодии срывались со струн, рассказывая историю, пробирающую до самых костей, врывающуюся в душу и переворачивающую там все с ног на голову. Стоя у приоткрытой двери, старший не сразу заметил, как по его щекам начали струиться дорожки кристалликов слез, а с губ стали срываться слова, которых он ранее даже не знал. Он пел о любви и ненависти, смешивая слова, сбиваясь с рифмы, но не смея остановиться. Мелодия постепенно угасла, позволяя двум студентам перевести дыхание и встретиться глазами. Бекхен не решился войти в класс, хотя учитель что-то восторженно щебетал о слаженности и гармонии, который многие добиваются годами. Бён просто развернулся, не выдержав силы тяжести чужого грустного взгляда. Попросту позорно сбежал, не желая объясняться или соглашаться на заманчивое предложение присоединиться.

- Чанёлли, - тише позвал старший, отбрасывая формальности. - Сегодня в столовой подают лимонную газировку, - врет он. – Возможно, ты мог бы пообедать со мной и Кенсу на крыше административного здания. У меня с собой твой любимый салат и холодный зеленый чай. – Бекхен особо не надеется на результат. Он просто старается привлечь к себе внимание. Это мальчик не выходит из его головы, постоянно врываясь в мысли размытым образом, играясь со снами. Бён уже и забыл, когда в последний раз не видел цветных снов, в которых Пак Чанёль улыбался ему и только ему. Бекхену почему-то так хотелось верить, что однажды и наяву эта улыбка коснется бледного лица с выразительными глазами.

- Я не буду к тебе прикасаться и приближаться, если это единственное, что останавливает тебя, - замечается Бён и отрывается от созерцания профиля соседа. Он принимается переписывать с доски последние заметки учителя, полностью отвлекаясь на учебу. В конце концов – попытка не пытка. И он должен был попытаться, коль решился.

- Это точно будет удобно? – неожиданно подает голос Чанёль, заставляя Бекхена подпрыгнуть на месте от неожиданности. Шум привлекает излишнее внимание, но старший вовремя спохватывается и делает вид, что уронил что-то из письменных принадлежностей. Когда он смотрит на Чанёля, у того горят кончики ушей. Он так же что-то чертит в своей тетради, словно это вовсе не он говорил. Но его глубокий голос узнать можно из тысячи, поэтому Бён расплывается в счастливой улыбке и кивает, прекрасно зная, что младший видит это периферийным зрением.

- Самое сложное в любых отношениях – сделать первый шаг. Чтобы преодолеть страх отказа, иногда требуется масса времени и внутренних разрушающих монологов. С самого рождения я тянулся к свету и светлым, источающим тепло людям. Это было заложено на уровне подсознания, как у растений, которые разворачивают свои лепестки навстречу ярким лучам. Поэтому я наперед знал, что внутри Чанёля, что вечно ходил с опущенного головой и сторонился людей, есть этот самый свет, так нужный для моего дальнейшего роста. И моему счастью не было предела, когда после первого совместного обеда настал второй, третий и так по нарастающей. Парень чаще молчал и слушал наши перебранки с Кенсу, иногда вздрагивая, когда кто-то из нас случайно оказывался ближе положенного, но постепенно и это расстояние начало сокращаться. Незаметно, сантиметр за сантиметром. До часто шутил, что я хорошо влияю на наше солнышко, сам того не замечая оберегая и охраняя его. Да и мне самому было заметно, что компания задир во главе с Ким Чондэ больше не нарушает покой «Ненормальных», а скорее сами с некой завистью наблюдают за развитием и становлением дружеских отношений троих совершенно разных людей.

Встречать Чанёля после дополнительных занятий по классу гитары становится традицией на третьей недели более тесного общения. Хотя и сложно назвать общением то, что происходило между Бекхеном и Чанёлем. Первый рассказывал смешные истории про больницы, которых знал достаточно благодаря родителям, а второй внимательно слушал или рисовал в своем блокноте в толстом переплете с изображением пикачу. Бекхен ждет около кабинете, расхаживая туда-сюда и прислушиваясь к каждому аккорду. Сегодня Пак почему-то нервозен, чем обычно – струны с каждым разом издают все более отчаянные звуки, а учителя практически не слышно, словно он шепчет или сам лично поправляет положение рук ученика. Бён Бекхену это не нравится. Он порывается заглянуть в наглухо закрытую дверь, но не решается прервать занятие. А интуиция тем временем снова устраивает кульбиты, скребется о стенки грудной клетки и просится, просится, просится. Парень не выносит собственной внутренней истерики и распахивает белую дверь, с ужасом обнаруживая своего друга на полу.

- Что здесь происходит? – буквально кричит Бекхен, обхватывая нависшего над Чанелем мужчину со спины, отталкивая грузное тело в сторону, не прекращая верещать и задавать один и тот же вопрос. В критических ситуациях каждый из нас обладает не дюжей силой – руки наливаются свинцом, превращаясь в орудие убийства, а ноги передвигаются со скоростью спринтера-мастера спорта. Бён не замечает, что его собственное тело движется по инерции, точно нанося удары по лицу, животу, грудной клетки неудачного насильника. В его голове не укладывается, как тот, что отдал себя музыке, способен на поступок низкий, противоречащей природе. Маленькие глазки застилает красная пелена ненависти, и удары становятся все яростнее, покуда неуверенные руки не обнимают его со спины, оттаскивая назад.

Бекхен широко распахивает глаза и словно просыпается от продолжительного сна, или наоборот попадает в него. Худое, длинное тело прижимается к телу самого вокалиста, дрожа каждой конечностью, каждой клеточкой от страха, но не отпуская. Чанёлю страшно, ему неприятно, но он не может позволить человеку, ворвавшемуся в его жизни, точно глоток свежего морского ветра, совершить непростительную глупость.

- Пожалуйста, - шепчет Пак. – Пожалуйста, прекрати. – Он беззвучно плачет, сжимая хрупкое тело в своих руках, не рассчитывая силу и принося боль, но Бекхен не обращает внимания на временные неудобства. Чужое тепло расслабляет, возвращая здравый смысл. Он смотрит на лежащего на полу учителя и осторожно высвобождается из рук напряженного друга, чтобы на прощание предупредить мужчину о последствиях излишней болтливости.

- Только много позже я пойму, что в тот вечер случилось сразу несколько событий: я спас слабого от грязного посягательства якобы очередного сильного этой школы и нисколько не жалел о форме спасательной операции – Чанёль стоил этого, он стоил жизни учителя, лишенного самого главного – уважения к собственным ученикам; мальчик, страдающий страхом перед прикосновениями, спас меня от агрессии и исключения из школы мечты, которая постепенно в моих глазах теряла свои краски, превращаясь в заурядное учебное заведение с негласными правилами; и, наконец, я осознал, что все в этой жизни можно побороть и измениться.

После злополучного случая прошло несколько недель, во время которых Бекхен и Чанёль привязались друг к другу еще сильнее. Теперь не было больше монологов, а в общении присутствовали полноценные диалоги. Младший оказался интересным собеседником, подкованным в любой области, которую не затрагивали бы их разговоры. Одноклассники удивлялись такой перемене в одном из своих «ненормальных», все чаще перешептываясь и бросая заинтересованные взгляды в адрес парочки. Кенсу радостно хлопал в ладоши, продолжая готовить обеды и разделять их между ними тремя. Он не вмешивался в дружбу парней, давая возможность ей развиться, витками подняться к званию «лучшей». Ему нравилось наблюдать, как каждое утро хмурая морщинка на лбу Чанёля разглаживалась, стоило только на горизонте появиться маленькому, хрупкому юноше с милой улыбкой ласкового котенка. Он по-прежнему не подпускал никого в свое личное пространство, но и не отпрыгивал каждый раз, как кто-то проходил в шаге от него. Тот учитель, к слову, покинул школу, сославшись на более оплачиваемое место работы, но почему-то Бён был уверен, что мужчина больше никогда не сможет преподавать.

- Я сегодня хочу кое-что сделать, - во время обеда произносит Бекхен, отправляя в рот очередную ложку риса. Он немного обеспокоен и нервозен, что не остается незамеченным – Чанёль молчит, а Кенсу неодобрительно качает головой. Он-то уже успел хорошенько выучить новенького ученика, чтобы наперед знать, что тот готовит какую-то сумасшедшую выходку, которая может стоить им дорого.

- Что именно взбрело в твою прелестную головку? – интересуется До скорее ради приличия. Он понимает, что на его плечи сейчас ляжет некая ответственность, о чем кричит красноречивый взгляд друга. – Хорошо, я вас прикрою, но при условии, что Чанёль вернется домой в целости и сохранности.

Бекхен смеется и кивает. Иначе он бы и не смог.

- Мне часто в голову приходили бредовые идеи. Большинство из них основывались на вычитанных статьях или строках из книг о путешествиях. В десять, я даже построил плот и чуть не уплыл в неизвестном направлении в поисках сокровищ, затерянных на каком-нибудь необитаемом острове, который мне предстояло открыть. Помешал осуществлению моего плана только прилив и полицейские, вытащившие меня из воды. В этот раз идея была подброшена мамой, которая прознала откуда-то про моего нового друга. Скорее всего, к этому приложили руку соседские дети, ведь Чанёль жил в нашем районе через несколько домов к северу и его знали все от мала до велика. Кто-то дразнил, кто-то жалел, но никто не мог вовремя заступиться. Мне даже пришлось прозвать себя Чанрыцарем, специализирующемся на защите своей практически двухметровой принцессы от посягательств. Так вот, мама рассказала мне о самом лучшем способе лечения гапнофобии – толпе людей. И чем больше толпа, тем скорее уходит страх, говорила она. Но я не верил. К тому же я не смог бы так поступить со своим другом. Поэтому решение проблемы должно было приходить постепенно. А для этого могла быть использована только одна толпа.

- Куда ты меня ведешь? – Чанёль внимательно осматривался, шаг в шаг ступая за Бекхеном к небольшому двухэтажному зданию. Он не был здесь ни разу, и каждый шорох вызывал подозрения и наводил ужас. Он боялся, что вот сейчас кто-то выйдет и обязательно захочет коснуться его, потрогать, но пак не мог этого допустить. Однажды младший признался Бекхену, что тот случай с учителем мог стоить ему сердечного приступа или нервного срыва на почве несуществующей боли. Несомненно, благодарен другу, который сам все понял и сам же не задержался дольше положенного в крепких объятьях, Чанёль быстрее обычного пришел в себя. Боль не была настоящей. Она носила призрачный характер – каждое чужое прикосновение сопровождалось жжением, будто кто-то поднес фитиль керосиновой лампы к гладкой коже и принялся опалять ее, нарушая целостность покровов и клеток, выжигая все до самых костей.

Бён тоже боялся. Ему было страшно, что вся его затея провалится, и его друг будет страдать еще сильнее, а потом перестанет с ним общаться. Но доля вероятности хорошего исхода тоже сохранялась, поэтому он не показывал своего отчаянья, смело ступая на порог детского дома.

- Здравствуйте, - кланяется Бекхен женщине средних лет. Чанёль следует его примеру, но продолжает строить догадки, озираясь вокруг. – Меня зовут Бекхен, и я звонил вам пару дней назад.

- Да, конечно, Бекхен-ши, - приветствует женщина, приглашая гостей пройти вперед. – Я рада, что вы и ваш друг согласились провести свое время здесь и помочь нам. – Они идут по узким коридорам с множеством проемов разных цветов. – Здесь немного шумно, но я надеюсь, что малыши не доставят вам проблем.

Подростки замирают у распахнутой двери, ведущей в игровую комнату. На ковре, покрывающем все доступное пространство пола, сидели маленькие дети от двух до четырех лет. Мальчики и девочки не разделялись на группы, а просто все вместе перебирали какой-то мягкий конструктор, переговариваясь на своем языке. Увлеченные своим занятием, они не замечают ничего вокруг, пока их внимание не привлекают воспитатели.

- Чанёлли, - ласково зовет Бекхен своего сжавшегося друга. Он во все глаза смотрит на детей. В них есть толика заинтересованности и страха, которые внутри высокого, худощавого тела ведут борьбу за первенство. Бён не приближается к Чанёлю, боясь его еще сильнее напугать. Он просто стоит к нему спиной и наблюдает, как самая маленькая девочка неуклюже поднимается на слабенькие ножки и бежит к ним. Бекхен перехватывает девочку на полпути к Чанёлю, не зная, как отреагируют два этих хрупких создания друг на друга.

- Они всего лишь брошенные дети, - начинает припоминать подготовленные слова старший. Он гладит девочку по голове, прижимая к своей груди. Внутри него самого разливается горькое, стойкое чувство несправедливости. В его голове не укладывалось, как можно бросить на произвол судьбы эти милые, невинные создания. – Их некому любить, их некому обнять и подарить материнскую заботу. Они боятся посторонних, но в тайне мечтают, чтобы однажды среди множества людей, приходящих сюда, найдется тот, кто сможет подарить им дом. – Ком в горле затрудняет дыхание, но Бекхен не отступает от намеченной цели. – Они беззащитны и никогда не смогут причинить тебе время, если ты сам доверишься и проникнешься ими, их переживаниями и заботами.

- Дети милейшие создания. Когда они хотят играть или есть, они находят массу способов привлечь ваше внимание. А еще эти проказники умеют создавать коалиции, - рассказчик улыбнулся своим воспоминаниям. Это был самый теплый момент, который он помнил. Это было из разряда того, что никогда не забыть. – Я не смог ничего сделать, когда стайка из восьми маленьких детей подбежала к Чанёлю и облепила его со всех сторон. Каждый из них хотел урвать себе кусочек человека, пришедшего с ними поиграть. И Пак Чанёль поддался их напору. По его щекам текли слезы, и мне не сразу удалось идентифицировать, что именно их вызвало, но парень ни разу не поморщился. Он попеременно обнимал каждого ребенка, усевшись прямо на пороге, щекоча, что-то рассказывая, катая на своих длинных ногах. И именно тогда впервые мое желание исполнилось – я увидел то, что снилось мне каждую ночь – солнечную, лучезарную улыбку своего друга. Мне припомнились слова Кенсу о том, что эта улыбка была способна растопить любое сердце, а мне же показалось, что сердца не достаточно. И целого ледника было бы мало, чтобы погасить ее. Мягкая, приятная улыбка, разгладившая черты его лица, дала мне понять, что я все сделал правильно, что мы на верном пути.

Постепенно все налаживалось. Чанёль начал выходить на контакт со своими сверстниками и соседями, часами мог сидеть на крыльце моего дома и болтать с кем-то из родителей о моем прошлом, где не было его. Он благодарил их за то, что они вырастили такого замечательного сына, который так помогает ему. Однажды после очередных посиделок отец подошел ко мне и обнял, тихо-тихо сообщив, что гордится мной и моим выбором.

Близился день выпускного. Экзамены сыпались один за другим, отнимая все возможное свободное время. Встречи с Чанёлем сократились, зато выросли счета за телефон, на котором мы могли висеть по несколько часов, споря о той или иной задаче по высшей математике или музыкальном направлении, о котором предстояло написать доклад. Мне казалось, что все нормально, что теперь больше ничто не сможет нарушить нормального хода жизни. Но я ошибся. Просчитался, сразу по двум пунктам, очень крупно облажавшись.

- Бекхен, Земля вызывает Бекхена, - смеялся Кенсу, теребя друга за отросшие прядки косой челки. Тот лишь отмахнулся от него, наблюдая за разворачивающимися у аллеи школьного парка событиями. Там, за сенью высоких деревьев, Пак Чанёль беседовал с какой-то девушкой. Она то повышала голос, то переходила на шепот, а порой и вовсе на угрожающее шипение. Чанёль стоял с низко опущенной головой, вновь ссутулившись, и молчал. Бекхен видел вновь того самого испуганного мальчика, страшащегося чужих прикосновений. И ему это очень не нравилось. А все та же интуиция подсказывала, что ответ на многие вопросы кроется в этой размалеванной девице, попеременно размахивающей руками, от чего глаза друга широко распахивались и он делал маленький шажок назад.

- Это не прилично, ты не находишь? – сдается До и усаживается на траву наблюдательного пункта. Сил воевать с этим твердолобым у него больше не было, поэтому Кенсу решил просто дождаться, когда парень успокоится и прекратит заниматься ерундой.

- Кто она такая и почему Чанни так реагирует на нее? – зло интересуется Бекхен, плюхаясь рядом, не желая и дальше наблюдать, как кто-то рушит все его старания. Подойти и просто узнать у него не хватает духа. Имел ли он вообще на это право?.

- Во-первых, прекрати этот спектакль, больше смахивающий на надвигающуюся сцену ревности, - одергивает Кенсу. – Во-вторых, с каких это пор Пак Чанёль стал Чанни? И, в-третьих, эта Пак ЮрА – его родная сестра.

- Подожди, подожди! – Большую часть слов Бекхен пропускает мимо ушей, цепляясь только за последнее. – Я думал…

- Все так думают, - усмехается До, опрокидываясь на спину и устремляя взгляд в небо.

- Ты ведь знаешь больше, чем рассказываешь. – Это не вопрос. Это – то самое утверждение, которое ставит многое на места: взгляды, неодобрение, помощь со стороны одного из троицы. Все куда проще, чем кажется на первый взгляд. И тем сложнее, потому что Кенсу не из тех, кто раскрывает чужие тайны на всеобщее обозрение.

- Не смотря на то, что он живет у бабушки с дедушкой, у Чанёля есть и мать, и отец, и сестра. И именно они стали теми, кто сделал его таким. Ты наверняка сейчас спросишь, как родные, самые близкие люди могут поступать подобным образом? А я отвечу, что в этих людях от человеческого ничего не осталось. Они…

- Они ненавидят меня, - раздается над головами юношей знакомый глубокий голос. Бекхен резко оборачивается и видит недовольство в глазах лучшего друга. Он снова разбит, испуган, но злость куда более преобладающее чувство. – Ты так хочешь докопаться до сути? Тебе не достаточно того, что есть сейчас? Тогда слушай. – У парня в горле стоит слезный ком, но он решительно продолжает: - Пять лет назад я не знал, что такое семейные проблемы, недопонимание и ненависть. Мама и папа помогали нам с сестрой во всем, воспитывали, берегли, любили. ЮрА была молода и невинна. Она каждое утро просыпалась и приходила в мою комнату, чтобы устроить какую-нибудь диверсию: облить водой, запрыгнуть на кровать, бросить подушку в лицо. А потом все рухнуло, как по щелчку пальцев. Плохая компания, первый молодой человек, возжелавший получить невинность сестры. Она сопротивлялась, кричала, билась раненой птицей в грязных объятьях. Но ее любовь к этому ничтожеству извратила все. Когда родители нашли ее в собственной комнате с синяками по всему телу, ЮрА соврала. – Пак на мгновение замолчал, сглатывая. Его глаза блестели от невыплаканных слез, а несколько кровеносных сосудов норовили лопнуть от напряжения. – Она обвинила меня в изнасиловании, не заботясь о том, что я сам находился на тот момент в школе. Отец и мать не могли в это поверить, но первое, что сделал мужчина, воспитывавший меня в лучших традициях современности, - избил. Он не слушал объяснений, мольбы. Ему было наплевать на меня и то, что он мог запросто убить собственного ребенка. Избиения происходили повсеместно, день изо дня. Они не стали заявлять в полицию, страшась позора, но обещали разобраться со мной. – Злость в голосе друга разливается ядом, отравляя порами воздух. Бён понимает, что эта злость сейчас всецело направлена на него. Ему стоило поговорить с самим Чанёлем, а не выводит на разговор кого-то третьего. Он облажался. И это был первый пункт просчета.

- Чанёль не разговаривал со мной до самого завершения экзаменационной недели. Он намеренно избегал контактов и снова стал замкнутым и нелюдимым. На все мои попытки прояснить ситуацию, парень отвечал игнорированием. Я не мог ничего поделать, не мог просто взять его за руку и увести в тихое место, чтобы без свидетелей, нормально попросить прощения. Любой тактичный контакт был запрещен лично мной, поэтому переступить через свои принципы, мне не было позволено. И чем меньше времени оставалось до выпускного, тем отчетливее я понимал, что привык к этому высокому пареньку с огромными глазами и широкой, солнечной, но такой редкой улыбкой. Он вроде был рядом, стоило только протянуть руку, но в тоже время его мысли блуждали где-то очень далеко. Я понимал, что не просто обидел его, а подобрал доверие. Ведь именно оно когда-то сыграло с ним злую шутку, вырвав сердце из груди, обернув его липкой лентой страха, выпускающей острые, маленькие иглы, причиняющие боль, и вернув его на место, заставив вновь биться.

А потом он уехал. И это был второй просчет.

- Где он? – кричал Бён Бекхен, распихивая дверь с табличкой «Пак Чанёль». Это была его комната, куда Бекхен никогда не заходил, чтобы случайно не нарушить личное пространство своего обожаемого друга. Он знал из рассказов матери, что человек, страдающий гапнофобией, обустраивает для себя одно единственное место, где он чувствует себя в безопасности. Это может быть скамейка в парке, лужайка в лесу, ванная комната или же, как в случае с Чанёлем, собственная спальная.

Два часа назад закончилась церемония вручения аттестатов, а друг так и не появился. Бён не находил себе места, путая слова в благодарственной речи и сбиваясь, чтобы еще раз обвести взглядом обширный зал, заполненный выпускниками. Он, как один из лучших учеников своего класса по части вокала, готовил вместе с Кенсу и Чондэ музыкальный номер. Но сосредоточиться так и не смог, из-за чего парни выступили одни, проклиная тот день, когда стали свидетелями дружбы своих друзей. Один – одинокий мечтатель с определенной жизненной позицией, а второй – «ненормальный», лишенный мечтаний и этой самой позиции. Они прекрасно дополняли друг друга, исключая недостатки и помогая двинуться вперед. Бекхен благодаря Чанёлю начал усиленно заниматься вокалом, Чанёль – впервые посещал занятия по общему расписанию (именно из-за этого остальные одноклассники узнали, что в их классе учится не просто странный мальчик, но еще у него множество талантов и умение слиться с мелодией душой).

- Бекхенни, - пожилая женщина положила теплую ладонь на плечо юноши. Она много слышала об этом мальчике, но почему-то надеялась, что их встреча и знакомство произойдут в более приятной обстановке. – Он уехал в Канаду. Там ему предложили стипендию и место в одном из лучших университетов. Сразу после вашего знакомства, он направил туда одну из своих работ и был принят без дополнительных собеседований. – Женщина подтолкнула Бекхена вперед, заставляя перешагнуть порог личного гнездышка Пак Чанёля. – Он очень любит рисовать. Но ты и щенки выходят у него особенно хорошо. Мой мальчик часто повторял, что ты очень похож на маленького щеночка внешне, и теперь я верю ему. Ты был единственным, кого он не боялся, кому он поверил, и Чанёлли очень надеялся, что вам удастся помириться до его отъезда. Подойти сам этот ребенок так и не смог…

Дальше Бекхен не слушал бабушку друга. Она и не вносила особого смысла в свои слова, скорее создавала некий звуковой фон, чтобы чуть-чуть отвлечь мальчика от грозящего его разуму сумасшествия. Вся комната темноволосого юноши была покрыта небольшими листами бумаги, аккуратно вырванной из блокнотов, тетрадей, альбомов. И на каждом из них был он, Бён Бекхен. Иногда в образе человека, иногда к его макушке дорисовывались маленькие ушки, иногда за спиной появлялся небольшой хвостик. Но даже в стайке щенков, вокалист узнавал свой взгляд.

- Как сейчас, я помню – на письменном столе стояла рамка с нашей единственной совместной фотографией. Она была сделана в тот день, когда мы посещали детский дом. Кто-то из девушек-воспитателей щелкнул нас на память. За суетой обычных дней, которые на самом деле рядом с этим замечательным человеком обычными не были, я и думать забыл об этом снимке. А Пак забрал его. Набрался смелости, чтобы вернуться в то здание и попросить распечатать снимок. Мы сидели в окружении маленьких детей, которые по большей части облепили Чанёля, моя рука покоилась на его бедре, не вызывая никаких отрицательных реакций, а парень улыбался той самой улыбкой, которую я так люблю.

Вам все еще интересно, что стало основой моих книг? Эта самая рамка с фотографией, унесенная мной из комнаты Чанёля, чтобы я мог оставить рядом с собой частичку личного солнца. Снимок, который доказывал, что один единственный человек может стать вашим миром на долгие годы. А маленькие дети куда сильнее, чем думают бросившие их родители, они обладают самым мощным источником энергии. И этой энергии хватает, чтобы отодрать от кровоточащего сердца клейкую ленту с заржавевшими иглами-шипами и вылечить его, заставить не просто биться, а чувствовать что-то кроме боли.

Бекхен вымученно улыбнулся окончанию съемок. Этот час, в течение которого он сознательно окунался в свое прошлое, отнял у него все силы, не оставив ничего внутри – только полость, только пустота, не заполненная ничем. Казалось, даже воздух покинул легкие. Десять лет назад, он за какой-то один учебный год смог почувствовать всю гамму чувств, которую многие люди не испытывают на протяжении всей своей жизни. Интерес, дружба, привязанности и, наконец, любовь. Та самая, о которой он писал в своих книгах, пропитывая каждое слово главного героя надеждой, болью, ожиданием.

Небольшая двухкомнатная квартира встретила своего хозяина приглушенным хлопком двери и прохладой – он снова забыл закрыть окно, когда уходил. Включать свет никто не торопился. Хотелось немного побыть вот так – в тишине и прохладе, которые омывали уставшее тело и дарили состояние покоя.

- Ты так и не ответил на основной вопрос читателей. – В свете уличных огней, щедро поступающем в гостиную через огромное окно, занимающее все пространство западной стены, высокая, статная фигура была похожа на ожившую в ночи статую. Бекхен не видел лица, его взору представилась только напряженная спина, но он чувствовал, что это не просто взломщик или грабитель. Это человек, которого он так долго ждал. Бён не интересуется, как мужчина попал в его квартиру. Его не интересуют способы и средства. Достаточно уже того, что он здесь.

- Та рамка… на третьем курсе обучения из-за неаккуратности Кенсу, с которым, - ты наверняка это знаешь, – мы учились в одном университете и жили в одной комнате в общежитии, она упала на пол, рассыпавшись на мелкие осколки. Глупо прозвучит, но я пытался склеить ее, - Бекхен сбрасывает узкие, неудобные кожаные туфли и ослабляет надоевший галстук. Он все еще, как и десять лет назад, не решается подойти ближе положенного, поэтому останавливается с трех шагах от собеседника. – Каждый кусочек, каждая крошка – ничто не было утеряно. На определение схожести краев у меня ушло более двух лет. Каждый вечер я садился за письменный стол и перебирал стекло, рассказывая ему о своих переживаниях, о том, как сильно я скучаю по своему другу. Оно стало первым свидетелем моего признания в любви и преданности. Я повторил слова, вычитанные в небольшом, с изображением Пикачу дневнике моего лучшего друга. Слово в слово. Интонация в интонацию.

- Та терапия, что ты использовал, оказалась наиболее действенной из всех, что пробовали психологи. От меня отказывались, мне не могли ничем помочь лучшие специалисты Торонто. Но стоило мне переступить порог детского дома, стоило только малышам обнять меня, как я чувствовал себя снова человеком, лишенных каких-либо проблем. Постепенно я увеличивал возраст детских групп, дойдя до самой старшей и не имея никаких проблем с контактом или общением с подростками. – Чанёль обернулся, раскрывая объятья. – И теперь мне хочется проверить, смогу ли я снова стать твоим персональным солнцем, твоим определением, теплом и… счастьем?

Бекхен не мог поверить своим ушам. Он сделал шаг вперед, медленно перенося вес с одной ноги на другую. Ему было страшно. Но этот страх никак не отражался на состоянии самого Пак Чанёля. Он ждал, пока друг сможет перебороть себя и упасть в его руки, чтобы больше никогда не позволить какой-то фобии и прошлому, наполненному предательством самых близких, вершить его судьбу. Теперь он может верить и доверять. Всегда мог. Просто не хотел в этом признаваться. И десяти лет достаточно, чтобы определить грани осколков разбитого стекла и склеить то, что разбито по неосторожности.